Первый детский симфонический (повесть о казанской жизни 70-х)

задрав ноги. Кто-то из болельщиков (а их тогда пришло немало) засмеялся и подколол его: «Ну, чё копыта-то развалил, вставай, давай!» Вскоре последовали широко известные в таких ситуациях приёмы — навязчивые апелляции «звёзд» к судьям и выпрашивание пенальти («пендаль», на нашем сленге). Маматов один раз что-то недовольно кинул физруку Кузнецову, судившему тот матч, второй, третий. Наконец, Александр Иванович не выдержал и громко выдал ему, принципиально перейдя на «вы»: «Я сейчас Вас выгоню с поля!»
Минуты таяли мучительно долго. Прекрасно помня недавнюю зимнюю «трагедию», мы боялись даже думать о почти нереальном: положительном для нас результате и, как следствие, чемпионстве. Эдик начал орать на своих: то не так, это не так. Ну а что ты, дорогой, хотел от дворовых «чайников»? Ты же вырос с ними и знаешь их, как облупленных!
Счёт по-прежнему 0:0. В нашу пользу. Конечно, случайный гол, или «дурачок», мог залететь в наши ворота в любой момент — многострадальная сборная России, к примеру, знает это «как Отче наш». Но я в тот день тащил всё, мяч просто-таки лип к моим рукам! Однако «дурачок» мог залететь и в их ворота — на то он и «дурачок». Маматов стал херачить по нашим воротам со всей дури из любого положения, не видя более разумных игровых решений — в тот момент он ненавидел своих неумелых одноклассников. Но прицел у него явно сбился: то был воистину «не день Бекхэма»!
Финальный свисток! Ничья, равносильная для нас победе! Ура! Мы — чемпионы! Расстроенный вконец Эдик начал агрессивно «наезжать» на Пашу и Сриха, пришлось всей нашей команде сгрудиться рядом: «Ты чё, в натуре, «Пеле» хренов?! Чё, вальты загрызли? Промеж ушей захотел?» Только праздник «на нашей улице» подпортил. Впрочем, Маматов был настоящим спортсменом и взял себя в руки, прекрасно понимая, что «после драки кулаками не машут».
Однажды произошло знаковое для меня событие. Шампунь утром, как обычно, скомандовав «Быстро!», ожидал тетради для списывания домашнего задания. Я отрезал:
— Не дам!
— Чё-ё-ё?! —  лицо классного авторитета вытянулось.
— А ты скажи «пожалуйста»!
Это был переломный момент. Шампунь напрягся, но, посоображав пару секунд в какую сторону развивать нестандартную ситуацию, вдруг расслабился и миролюбиво сказал:
— Петя, дай списать «домашку», пожалуйста!
— Пожалуйста, Шамиль!
К концу восьмого класса мы и вовсе «скорешились», даже жалко было расставаться с ним. Я до сих пор в разных жизненных ситуациях использую его незабываемые выражения и «афоризмы».
Турниры старшеклассников проводили уже совместно, ввиду уменьшившегося количества девятых и десятых классов.

*  *  *

Потом Эдика и вовсе не стало видно. Тренировки, игры, сборы. Его вожделенной целью была главная команда города — «Рубин». Почему он оказался там на месте вратаря непонятно. По моим представлениям, Маматов был прирожденным бомбардиром — центральным нападающим. Но, видимо, у руководства клуба на этот счёт имелись свои резоны, к тому же, мастер остается мастером на любой позиции.
«Рубин», в те времена, был по-настоящему своей, городской командой. Никаких легионеров, все игроки жили в Казани, тут же тренировались, на зимние сборы выезжали, максимум, в Сочи. В 1971 году, к нашему великому разочарованию, из «Рубина» в киевское «Динамо» перешел кумир казанских пацанов Виктор Колотов. Мы, помню, всё твердили обиженно: «Предатель! Предатель!» Но, конечно же, он никогда бы не вошел в историю советского футбола, останься он тогда в «Рубине» — завсегдатае второй лиги чемпионата  СССР (главной была высшая лига).
Но болеть за «Рубин» менее эмоционально не перестали. Отец мой ходил на стадион, когда «Рубин» еще именовался «Искрой». Он часто вспоминал звезду команды той поры Тетерина, которого болельщики звали «Тетёра». Папа привил мне любовь и к футболу, и к «Рубину». Помню, как он уводил меня в уголок и заговорщически шептал: «Скажи маме, что ты хочешь на футбол, сегодня «Рубин» играет!» Мама, хоть и была спортсменкой до мозга костей, но футбол не жаловала, отказывая этому виду в праве именоваться спортом вообще. Если б я всё же изъявил желание стать спортсменом, выбрав футбол, она точно была бы против. Мама не раз недовольно пеняла отцу: «Кто приучил ребенка к этому дерьму?!» Впрочем на матчи «Рубина» нас отпускала. Иногда мы брали с собой за компанию и Валерку с Форином, но они не были помешаны на футболе так, как я.
«Рубин»! «Рубинчик»... Любимая команда моего детства. Как я чуть не плакал, когда в 1973 году свердловский «Уралмаш» из-под носа увел путевку в первую лигу, хотя почти весь сезон тогда «Рубин» шел на первом месте в своей группе (группы второй лиги формировались по территориальному принципу)! А последний матч с балаковским «Кордом» казанцы, будучи, видимо, раздавленными не хуже нашего после проигрыша в хоккей «А»-классу, и вовсе сдали. Хотя теоретические шансы оставались, статья в газете «Комсомолец Татарии» накануне матча так и называлась: «Минимальные шансы на чудо». Никогда не забуду: Центральный стадион, хмурый вечер поздней осени, низкие свинцовые тучи, густой снегопад, 0:3 — и... ощущение почти полного апокалипсиса...
Зато как я был счастлив, когда на следующий год «Рубин» героически пробился в первую лигу! Впрочем, в группе «Рубин» вновь занял только второе место, первенствовал в ней грозненский «Терек». Но в тот год чеченцы в первую лигу так и не попали, не пройдя сквозь дальнейшее отборочное сито (такого сложно организованного дополнительного турнира я больше не припомню). А первое место в лиге, в итоге, взяла фрунзенская «Алга».
Я много лет хранил номер газеты «Комсомолец Татарии» со статьей- передовицей «Мы в первой лиге!». В сотый раз перечитывал такие родные имена футболистов: Анатолий Яшин, Александр Иванов, Юрий Ибраев, Ильгизар Гайнутдинов, Геннадий Климанов, Кадыров (имя не помню), Ринат Камалетдинов... Но настоящим любимцем казанской «торсиды» той поры был Мурат Задикашвили, его называли «Задик» — небольшого роста, юркий,  лысенький грузинчик, он всегда бился и цеплялся за мяч до последнего. Именно ему удалось забить юбилейные 500-й и 600-й голы «Рубина». Позже, уже в университете, я учился на одной кафедре со Светой Егоровой, дочкой главного тренера Юрия Маркова — именно он вывел тогда «Рубин» в первую лигу. От всей души попросил ее передать отцу большой привет, подчеркнув: «Я помню!»
Казанский хоккейный клуб со сложным названием СК (спортивный клуб) имени Урицкого, будущий «Ак Барс», тоже обитал во второй лиге чемпионата СССР. Меня часто умиляли подобные посконные «совковые» названия, ведь даже скандировать имя любимой команды, в отличие от «Рубина», на матче было невозможно. Болельщики произносили проще: «Скаурицкий». Но в СССР были команды, не считая всевозможных названий-аббревиатур, имевшие имена и похлеще: еще один казанский Спортивный клуб имени Воровского (в простонародье, «Скаворовский»), баксанская «Автозапчасть», рязанский «Станкостроитель» или (не падать!) красноярский «Экскаватортяжстрой» (регби).
Как-то летом, отдыхая в Марийке на турбазе озера Яльчик, мои родители пересеклись с хоккеистами «Скаурицкого» (во, были времена!) — у них там проводился то ли сбор, то ли совместный отпуск. Они познакомились с некоторыми игроками, попросив команду расписаться на открытке, а вратарь Гуляев вообще написал для меня, своего коллеги, отдельное приветствие с пожеланиями. Помню, как я хвастался в классе, гордо демонстрируя автографы казанских хоккейных звёзд той поры — Столбуна, Елистратова. Маслова, Рахматуллина.

*  *  *

Но футбол-хоккей были не единственным нашим с Валеркой и Форином увлечением. Мы страстно любили авиацию. У моего отца имелась кое-какая популярная литература на эту тему. А Валеркиным сокровищем был внушительных размеров «гэдээровский» фотоальбом по истории авиации. Мы не только перерисовывали и обсуждали нравившиеся нам самолеты, но и разрабатывали собственные «конструкции» авиатехники.
Никогда не забуду нашу с Валеркой гордость: многоцелевой универсальный военно-гражданский шестимоторный самолет «МуДе-1» («Муратов-Денисов первый»). Мой папа внимательно ознакомился с новейшей разработкой отечественного «авиапрома», терпеливо выслушал предполагаемые ТТХ (тактико-технические характеристики), в целом, одобрил несомненно новаторские подходы и конструктивные решения, но настоятельно посоветовал сменить название.
Мы настолько разбирались в авиации, что могли по звуку в небе безошибочно определить марку любого летящего самолета. Тогда небесные просторы страны бороздили самолеты исключительно отечественного производства (чехословацкие «Л-410» — не в счёт). Да и по дорогам колесили только наши, в крайнем случае, СЭВовские, авто.
Однако Валерка был намного более технического склада, чем я. Помимо веселого легкого нрава, его отличала бойкая «башковитость». Помню, как он из ватного стеганного одеяла смастерил классные хоккейные щитки на ноги, правда, потом огрёб по полной от родителей. Или как они в квартире Форина запускали ракету. Начинка летательного аппарата была довольно сложной, на основе магния, тем не менее, ракета поднялась в воздух. Хорошо, что наблюдение за стартом (как и полагается) происходило из-за укрытия, потому как на второй или третьей секунде полета произошел взрыв — даже загорелся угол шкафа. К счастью, последствия нештатной аварийной ситуации удалось быстро устранить.
Где-то в пятом классе Валерка с Форином «заболели» радиолюбительством: ковырялись в схемах, паяли, собирали какие-то приёмнички. Мой отец несколько раз с ними позанимался (я к радиотехнике был равнодушен). Валерка потом часто интересовался у меня: «А когда дядя Юра с нами еще раз позанимается?»
Но самым серьёзным, и в прямом, и в переносном смысле, Валеркиным «творением» был самострел, стрелявший мелкокалиберными патронами. Его даже, по-моему, опробовали на голубях. Нет, кроме смеха — настоящее смертельно опасное оружие. Валерка часто выходил гулять с нами, держа свой обрез за поясом, на животе — у него аж выражение лица менялось (дело было в шестом классе). Не помню, знали ли об этом Валеркины родители, скорее всего, нет, но сейчас я отчетливо осознаю насколько это было опасно, и не только из-за вероятности самопроизвольного выстрела.
В доверие Валерке тогда втерся сосед, на пару лет старше нас — Хабиб, тип коварный и подлый. Он бывал в гостях у Валерки, и, прознав про самострел, сдал его гопникам. Гуляем как-то, к Денисову подошли Хабиб со своим дружком: «А теперь быстро отдай то, что у тебя на животе!» Валерка мгновенно оценил ситуацию и бросился наутек. Гляжу — наперерез ему тут же бросились человек пять гопников: оказалось, что Валерку незаметно обложили, как волка, со всех сторон. Денисов метнулся к дому, но далеко уйти ему не дали. Когда мы с Форином подбежали, он уже сидел на земле, плакал, привалившись к стене дома и держась руками за живот. К счастью, он успел незаметно выбросить обрез в подвальное вентиляционное окно в стене. А вероломный Хабиб стоял над ним и, загибая пальцы, цинично перечислял статьи уголовного кодекса, под которые неминуемо попадёт Валерка, если завтра же сам не принесет им своё самодельное оружие.