ИЗНОСИВШИЙСЯ ВО ЛЖИ

                             ИЗНОСИВШИЙСЯ ВО ЛЖИ

Нет, у него не лживый взгляд,
Его глаза не лгут.
Они правдиво говорят,
Что их владелец – плут.
Роберт Бернс. Перевод С. Маршака.
     
Речь идёт о человеке, который сумел обмануть первую жену, друзей, войну, лагерное начальство, западных либералов и значительную часть населения огромной страны. Сегодня некоторые исследователи сомневаются, в какой ряд деятелей поставить его имя. По-моему, имя Солженицына следует помещать не рядом с именами художников слова – Л. Толстого или И. Тургенева, а среди тех, кто занимался насилием над смыслом слов и превращал литературу в орудие националистической идеологии и ксенофобии. Его следует без сомнений влепить в ряд черносотенцев и убогих антисемитов типа В. Розанова, В. Шульгина, С. Солоухина, А. Дикого и им подобных. Эти деятели пера создавали основы националистической идеологии и были заняты оправданием антисемитизма под прикрытием разговоров о поиске так называемой исторической правды. Приведённый материал основан на свидетельствах близких к Солженицыну людей и высказываниях самого писателя.
1. В возрасте 22 лет Солженицын обманул Комиссию Ростовского-на-Дону военкомата и с двухлетним опозданием попал на прифронтовую зону. В дни, когда страна подверглась нападению врага, молодой Солженицын оказался, со слов жены Н. Решетовской, «ограниченно годным к военной службе, виной была его нервная система». Ясно, что справка о непригодности к службе была принесена в военкомат самим Солженицыным, иначе никто бы не догадался о его нервозности.
«Саня с 1 сентября начал учить математике и астрономии ребятишек в городке Морозовск». В ноябре 1941 года Солженицын оказался в гужтранспортном батальоне, а с мая по ноябрь 1942 года учился в Костромском артиллерийском училище. «Боже мой, какое счастье! Саня – в училище. Саня уезжал на фронт, а живёт в глубоком тылу. Учится, собирается писать «Шестой курс» - о студентах на войне», - вспоминала по этому поводу первая жена. Правда, Саня на «фронт не уезжал». «Ура! Значит, ещё в безопасности!» - так понимала Решетовская обязанности мужа перед отечеством в конце 1942 года. Всё лето 1943 года Солженицын находился в Саранске, где у него гостил школьный товарищ Н. Виткевич: «Живёт у Сани, как на курорте, лежит в тени деревьев, слушает птичек, потягивает чаёк и курит папиросы». Так Саня и прослушал «птичек» почти до начала 1944 года. Лишь к концу войны попал в звуковую артиллерию, где ни разу не выстрелить во врага. Солженицын думал только о карьере писателя и посылал с фронта на отзыв К. Федину и другим известным писателям свои первые рассказы. Весной 1944 года Солженицын обманным путём вызывает к себе на три недели Наталью Первую, которая занималась «на фронте» «переписыванием Саниных вещей: «Фруктовый сад», «Женскую повесть». Война у Солженицыных даже не ночевала.
2. В начале 1944 года Солженицын со школьными товарищами занялся «насквозь антисталинской перепиской». Однако военные цензоры продержали Солженицына в прифронтовой зоне до 9 февраля 1945 года и после ареста предъявили все до одного из его писем. С помощью переписки Солженицын хотел поменять прифронтовую зону на безопасную, как ему казалось, сталинскую тюрьму. Сам себя перехитрил. К. Симонян, школьный товарищ, считал, что Солженицын взялся за переписку из-за природной трусости и оценивал его поведение как чистое предательство.
В «Архипелаге ГУЛаг» Солженицын признавался: «Когда я потом в тюрьмах рассказывал о своём деле, то нашей наивностью вызывал только смех и удивление. Говорили мне, что таких телят и найти нельзя. Я тоже в этом уверился». Подельник по переписке Н. Виткевич, арестованный после окончания следствия Солженицына, получил 10 лет заключения, а Солженицын - только восемь. Виткевич объяснял: «Солженицын закладывал людей, создавал впечатление искренне раскаивающегося преступника и тем вымолил себе меньший срок».
3. Во время следствия Солженицын согласился стать доносчиком на своих товарищей, подписал обязательство «сообщать оперуполномоченному лагучастка о готовящихся побегах заключённых под спецкличкой «Ветров». Позже он стал заверять читателей, что никогда не занимался доносительством. Просидевший полвека в тюрьмах старейший социал-демократ М. Якубович по этому поводу написал: «Я не могу предположить, чтобы они (КГБ), получив от кого-либо согласие стать тайным осведомителем, допустили бы, чтобы он не представлял никаких сообщений».
Стукачи – обязательные герои всех повестей Солженицына: стукач Пантелеев в повести «Один день Ивана Денисовича»; «В круге первом» - целая галерея образов стукачей. Герой повести «Раковый корпус» Костоглотов, очевидно, прототип автора, предлагает врачу: «Давайте для смеху напишем анонимный донос на меня, что у меня сапоги… - А разве это хорошо – писать доносы? …- Да ведь пишут, Вена Корниловна, как пишут!» «Артур Сиромаха – обер-стукач», - этот тип из романа «В круге первом». «Архипелаг ГУЛаг» напичкан стукачами, словно сельдями в бочке.
4. Сюжеты всех повестей Солженицына надуманны и лживы. В повести «Один день Ивана Денисовича» автор посадил бывшего своего «друга» Л. Гросмана, московского режиссёра, среди предателей и шпионов, придал статус лагерного придурка, заставил Ивана Шухова добровольно прислуживать и опекать «Цезаря Марковича». Такой конгломерат ситуаций даже на Луне не часто встретишь. Полным абсурдом является сюжет романа «В круге первом». В придуманном сюжете автор заставляет главного героя Иннокентия Вологдина за три дня до официальной поездки в США звонить в американское посольство и сообщить, зная, что всё прослушивается, о том, что СССР создаёт атомное оружие. Поиском Вологдина занимаются два еврея - Ройтман и Рубин, которые непонятным способом среди миллионов записанных телефонных разговоров сразу находят голос звонившего. Как им это удалось – тайна, которую не смогут раскрыть даже работники FBI.  
5.              «Двести лет вместе» - коллективный донос на всю еврейскую нацию в целом. По Солженицыну, евреи, как бы случайно 200 лет назад оказавшиеся в пределах Российской империи, не хотели заниматься земледелием, продавали инвентарь и разбазаривали посевной материал; избегали физического труда; зачем-то спаивали русских крестьян, отнимая выгодный бизнес у русских кабатчиков; уклонялись от военной службы, дезертировали из армии в Японию даже во время войны с ней. В 1911 году русские преступники убили христианского мальчика А. Ющинского, а преступление приписали еврею М. Бейлису. Имена убийц хорошо известны, однако Солженицын через сто лет называет преступление «загадочным и нераскрытым».
Про Троцкого, военкома в первом правительстве, Солженицын писал: «Там был один еврей Троцкий, но он стоил больше, чем все остальные члены», вместе взятые! Нет, не ценит Солженицын русских министров, ни в грош не ставит. «Я собираюсь рассказать, что евреям жилось в лагере легче, чем остальным», - пообещал Солженицын ещё в опусе «Евреи в СССР и в будущей России» (ред. 1968 года). Во второй части «Двести лет» он, действительно, утверждает, что в лагерях евреи занимали привилегированные должности придурков и подмяли под себя лагерное руководство и уголовников: «Я не могу забыть, как вся наша тамошняя жизнь руководилась и топталась тремя евреями, занявшими ведущие посты». Да, такие галлюцинации не забываются! «В рядах придурков Беломорканала преизбыточно были евреи, но не катали они тачек и не умирали под ними». По Солженицыну, во время Великой отечественной войны евреи отсиживались в Ташкенте: не воевали как надо, не служили, как хотелось бы Солженицыну, и вообще никого из 205 тысяч погибших на фронте ему не удалось похоронить: либо евреи погибали на других фронтах, либо Солженицына не было на войне. Зато в отношении евреев, погибших на фронте, он изгаляется взахлёб. Представляете, что сделали бы с «классиком» еврейские солдаты, поднявшиеся из могил, за его пакостные рассуждения от имени мифического «рядового фронтовика»: «Всякому было наглядно: да, там («в глубоких штабах, интендантстве, вся медицина», «в тыловых частях») евреев значительно гуще, чем на передовой». Сологдин, прототип Солженицына, «В круге первом» недоумевает по поводу победы Красной Армии: «Как они вообще одержали победу».
5. После окончания следствия при заполнении учётной карточки, «чтоб цену себе набить», Солженицын «прищурился и написал: «ядерный физик». Ядерным физиком я отроду не был. Был год 1946-й, атомная бомба была нужна позарез». Солженицын быстро сориентировался в обстановке и вскоре оказался в шарашке, «на райских островах», где пробыл полсрока заключения.
6. Обманув «докторов-долдонов», Солженицын придумал себе раковую опухоль и во время волнений в лагере спрятался в лазарете. «Хирург Янченко, который должен меня оперировать, зовёт меня на осмотр, но не об опухоли его вопросы и мои ответы. Он невнимателен к моей опухоли, и я рад, что такой надёжный будет у меня врач. Здесь эта самая опухоль - только повод полежать, я о ней и думаю мало». Разоблачая Солженицына, С. Бадаш, участник лагерных событий, писал 4 августа 2003 года в «Открытом письме»: «Вы, Александр Исаевич, чтобы избежать этапа, легли в лагерную больницу якобы со «злокачественной опухолью». То была настоящая «темниловка». В ссылке, Солженицын якобы продолжал лечиться от раковых метастазов, однако на воле ни разу не вспомнил о заболевании, вызвав удивление Корнея Ивановича Чуковского: «Сегодня был у меня Солженицын. Вбежал по лестнице легко как юноша. Оказывается, он не так болен, как говорили».
В 2003 году Солженицын написал про врачей, которые как бы спасли ему жизнь: «И только надо удивляться этим ташкентским долдонам-онкологам, что они два года кряду лечили меня и закатали мне рентгена 22 тысячи R – и всё “ни от чего”. Презрительное слово «долдоны» выдаёт ложь автора. Давно нет в живых тех, кто не был забракован для службы в армии в июне 1941 года, кто служил вместе с Солженицыным, ни тех, кто отбывал сроки в лагерях и шарашках даже без раковых метастазов. Самым живучим оказался нервный раковый больной Солженицын.
7. Солженицын обманул семью Чуковских, приютивших Солженицына на «три года», убедив их в своей борьбе с советской властью. Солженицын также обманул семью Ростроповичей, которая предоставила ему убежище в престижном дачном районе, где Солженицын жил под надзором милиции, а семья Ростроповичей была выслана из СССР за поддержку липового диссидента. «Мы попали под жернова только потому, что у нас на даче жил опальный Солженицын», - сообщила Г. Вишневская в интервью в 2004 году.
КГБ преследовал всех, кто выступал в защиту якобы преследуемого писателя - В. Войновича, супругов Ростроповичей, Л. Копелева, И. Зильберберга, семейство В. Теушей и других, - но позволял Солженицыну не только собирать материалы для своих как бы антисоветских повестей, но и переправлять на Запад. Те же всесильные органы блестяще организовали торжественную высылку «диссидента» Солженицына за границу, которой мог бы позавидовать каждый смертный. Вслед за Солженицыным туда же за государственный счёт была вывезена вся семья, даже с тёщей, огромный архив и письменный