(Роман в трёх частях)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОЖАР
… Не прелюбодействуй. Не укради.
Не желай жены ближнего твоего…
(Пятая книга Моисея)
Глава первая
КИРИЛЛ
Он сидел на лавочке перед крыльцом пятиэтажки в трусах и потерявшей свой первоначальный цвет майке, с незастёгнутыми сандалетами на голых ногах и курил сигарету. Тело обдувало предрассветным, шаловливым ветерком. Лавочка пропиталась ночной прохладой и приятно холодила зад. Сигаретный дым, как назойливый комар, пытался залезть в глаза, заставлял щуриться и отмахиваться от него рукой. По какому-то наитию, Кирилл приподнял голову и увидел, как первые лучи солнца, появившиеся над крышей соседнего дома, отразились «зайчиками» от огромных, витринных зеркальных стёкол, почему-то закрытого сегодня «SUPERSHOPa».
Почему «SHOP»? – удивлённо пожал Кирилл плечами, - да ещё и «SUPER». Ну, скажите на милость, какой нормальный человек назовет обыкновенный продовольственный круглосуточный магазин смешанных товаров или попросту - «ГАСТРОНОМ», каким-то там «SHOPом»? Мы же в Казахстане живём, а не за границей! Причём здесь "Опа, опа, Америка, Европа?"
Нет, ребята, я вот что вам скажу – вёл он мысленный спор с невидимым собеседником - хоть и болит у меня голова с похмелья, но всё равно, я этого не понимаю. Ну, совершенно не понимаю и… не принимаю. Я, всё же считаю, должен быть «Дукен», «Азык-тулик» или «Коконис-жемис», то есть, всё на казахском языке или на моём родном - русском, высказал своё мнение невидимому собеседнику Кирилл. А то, что же это получается...
Предлагаешь, к примеру, девушке свидание и говоришь ей, так это, знаете, культурненько: «Сегодня погода плохая, дождик моросит, а у тебя зонтика нет, а мне, понимаешь, пока не на что купить, видишь ли, до получки ещё, как до Африки пешком! Давай встретимся в семь ноль-ноль в SHOPe». А вдруг она не так поняла, или у тебя, допустим, дефект речи? Так недолго и по физиономии заработать и подругу любезную навсегда потерять. Не-ет, что ни говори, а нет у заграничного языка той красоты и напевности нет... О-хо-хо! Грехи наши тяж-кие!
Пешеходы и автобусы ещё спали. Не слышался железный скрежет бегающих туда-сюда трамваев. Голуби, по всей видимости, тоже спали. Во всяком случае, они не бродили по двору, выискивая только им видимый корм.
На деревьях, под мягким дуновением ветерка, пошевеливались - то один, то сразу не-сколько ещё не успевших опасть по случаю осени жёлтеньких листочков, а то, вдруг, как зашумит всё дерево, казалось, оно встряхивалось, снимая с себя остатки ночного сна.
Хлопнула входная дверь и мимо Кирилла проскочил сосед Максим, на ходу дожёвывая пирожок. На бегу кивнув приветственно головой, он помчался на свой утренний, дежурный автобус.
Весь город ещё спал, набираясь сил перед новым трудовым днём. Никто и ничто не ме-шало Кириллу сидеть на лавочке и впитывать в себя, по капелькам, утреннюю прохладу. Она разливалась по всему телу, впитывалась в кровь и мозг, наполняла свежестью забитые сигаретным дымом лёгкие.
Ах, как хо-ро-шо то… если бы не болела голова… Хорошо, что у нас с Нинкой первый этаж – еле переваливаясь, ворочалась в голове тягучая, как смола, мысль. Как-то приятней, когда земля рядом - падать ближе, а если и упадёшь – не так больно - посмеялся он про себя.
Голова продолжала разламываться от похмельной боли. И если ею пошевелить, хоть чуть-чуть - где то внутри, глубоко-глубоко, возникал звон колоколов, а сама она готова бы-ла, так казалось Кириллу, разорваться как граната и разлететься на мелкие-мелкие кусочки. И чтобы этого ненароком не случилось, Кирилл, на всякий случай, обхватил её ладонями. Во рту было горько от попавших табачных крошек дешёвой сигареты и никотина.
Голова кружилась от выпитой вчера бутылки водки, да ещё с такой закуской – чет-верть буханки зачерствевшего хлеба и банка кильки в томате на четверых. Ну, скажите люди добрые, почему в магазине не продают кильку в масле, а только эту, как её – кошачью радость? – подумал Кирилл и, перед его взором, откуда-то издалека, выплыла открытая банка с килькой в масле «Провансаль». Килька в ней была вся золотистая, уложенная ровными плотными рядами и залитая, янтарного цвета, прованским маслом. Казалось, он, даже почувствовал его запах и ощутил на своих зубах упругость золотистых рыбок. От такого наваждения ему стало даже обидно, что это не настоящее, а в животе моментально заурчало от голода.
«Эх, ма – была бы денег, тьма!» - пробормотал он и даже попытался покачать головой. Мысли еле-еле, как-будто в жидком гудроне, продолжали тяжело ворочаться в болевшей от глубокого похмелья, голове. Гос-по-дии! До какого состояния может довести себя человек, если даст слабину своей воле, чуточку расслабится да, к тому же, «раздавит» бутылку «Зе-лёного змия», считай без закуси… тогда всё – туши свечи, как-бы чуточку, ну…самую малость, пожалел себя Кирилл. Ёлы-палы, и надо было мне пить эту чёртову водку? Ну, расстроился! Ну, вышел из себя! Так, что! Обязательно водка? – в который раз казнил себя Кирилл. Хотя – поначалу, она, чертовка, конечно, ой, как здорово помогает. Притупляются обиды, забываются разные жизненные неприятности… ну, вот взять хотя бы мою, вчерашнюю…
Кирилл потёр, массируя, лоб, чтобы легче было вспоминать. И ведь вспомнил, оказывается. Наверно массаж помог, с иронией подумал он, и чуть заметная улыбка искривила его рот: нёс, вчера, к прилавку этой… сварливой карге, ящик помидоров… ну, споткнулся обо что то и, как в фильме… как же он называется-то? Пожалуй, сразу, без напряга, и не вспомню даже… а, может быть, вспомню?.. Что-то там о бриллиантах… кажется и… ещё какой-то там руке… ага-ага! Вспомнил, ёлы-палы! Как говорили мы, раньше-то, в детстве? – « Моряк с печки бряк, растянулся, как червяк». Нет, опять не то… вот чёрт, так недолго и совсем отупеть. Ах, дааа!.. Вот теперь, точно, вспомнил! - «Бриллиантовая рука» - вот, как он называется. Нет, ты только посмотри – оказывается, помню ещё кое-что, помню. Не совсем разум-то растерял. Вот «Молодец, солёный огурец!»
…Ну, знамо дело, шлёпнулся вместе с помидорами на пол. Господи, делов-то… с кем не бывает? Так Васька-буржуй коршуном налетел, клекочет: «За весь ящик помидоров вычту!» А, почему, спрашивается, за весь ящик?.. Я, когда отсортировал, так там, килограммов пять-шесть целёхоньких осталось. Помыть – и весь базар. Вот, живоглот, чтоб ему ни дна, ни покрышки!
А, вот, когда примешь на грудь пару-другую стаканчиков «лекарства от горя», всё становится – о, кэй! Даже жена – о, кэй! Кажется, я Нинке так и брякнул с пьяни: «Ты у меня, Нинка - о,кэй! Вчера?.. Или позавчера?.. Чёрт! Опять забыл, что ли? Так она, нет, чтобы поблагодарить за ласковые слова, высказалась, типа - пить надо меньше!
Конечно, у кого неприятностей не бывает? У всякого человека они есть: даже, у само-го-самого крутого, а уж у мелких людишек (таких, как я, теперь) – вагон и маленькая тележка. Этто точно!
Ох, Господи!.. Как голова-то болит… - Это, конечно, магазин виноват, решил он пере-футболить своё пьяное состояние с себя, на магазин. Почему допоздна работает? Не работал бы - я бы водки не купил. Не купил бы водки - не напился бы. Не напился бы – не болела бы голова…
Даа… философия… - Так можно до чего угодно додуматься – проползла гусеницей мысль в голове. Нет!.. Так дело не пойдёт. Срочно нужно бросать курить и, конечно же, столько пить. Вот!.. Вот возьму, и прямо сейчас брошу! – Что, в конце-концов, не мужик я, что ли?! – захорохорился Кирилл и даже попытался выпрямить спину, но в голове, от предпринятого движения, тут же что-то стрельнуло и он, охнув, вновь сгорбился…
Посидев в такой позе какое-то время, Кирилл хотел было поплевать на потухший окурок, но во рту было сухо, как в пустыне Сахара, так сухо, что нёбо и язык показались ему двумя наждачными шкурками. Если ими потереть друг о друга, усмехнулся он про себя, то раздастся скрежет трущихся друг о друга песчинок. И тут же, мысль, как-бы не желая покидать, продолжавшую болеть голову, нечаянно зацепилась за… Сахара. Это что же, в ней вместо песка сахар лежит и ветром туда-сюда перегоняется? – съёрничал он. Вот бы всех алкашей туда на исправление послать. Это ж надо – сколько самогону нагнали бы! «Чистейшего», как девичья слеза. Чем не прибыток государству.
От такой мысли Кириллу стало так весело, что он даже попытался засмеяться, но смог только криво улыбнуться. «Ну, мужик, ты даёшь!» - сам себя похвалил Кирилл.…А голову, всё-таки здорово «ломит», со вздохом подумал он. Может, попросить Нинку сходить за кефиром?.. Хотя нет, с такой болью в голове кефир не справится. Сейчас лучше бы пивка!.. Даа!.. Не пойдёт ведь… зараза упё-ёр-тая... Сейчас, поди, без задних ног дрыхнет и во сне видит, как от мужа-алкаша избавляется. Ей что, у неё голова с похмелья не болит. Непьющая! Ну, что за человек такой, неполноценный - даже пиво не употребляет… - Пойти всё-таки, разбудить, что ли?.. Или не стоит?.. Кирилл хмуро задумался, вперив взгляд себе под ноги, а мысль, черепашьими шагами, всё двигалась и двигалась и конца-краю ей не было видно.
… Опять же, разбудишь её, на свою голову… Она, как всегда, в таких случаях, заведёт бодягу – «Денег нет, хлеба нет, а ты, даже те, копейки несчастные, что на своём рынке зарабатываешь и те пропиваешь. - Посмотри на себя – во что превратился? Найди работу… нормальную. Вон, сосед… Максим, шоферит - так и живут себе – обзавидуешься, не то, что мы с тобой!»
Тьфу! Достала! Хоть домой не появляйся. И денег в кармане… Кирилл полез было в карман за деньгами, но тут вспомнил, что сидит он на лавочке в трусах и майке и, что народ скоро начнёт просыпаться, а он, дипломированный инженер-механик… то есть, совсем-совсем бывший начальник отдела.
Так и не додумав мысль до конца, он, поддерживая разламывающуюся от боли голову рукой, медленно стал подниматься на крыльцо.
Глава вторая
НИКОЛАЙ
Он всегда просыпается в одно, и тоже время, словно в голове у него встроен будильник. И сегодня произошло точно так же - только он поднял веки, как в глаза брызнуло ранними, солнечными лучами - значит, день будет погожим и, по-осеннему прохладным.
Осторожно выбравшись из-под одеяла, чтобы не потревожить спавшую рядом жену, Николай подошёл к окну. Над деревьями и домами куполом застыло чистое, голубое небо, ещё не закрытое от глаз автомобильным смогом. Ярко светило, чуть поднявшееся над проснувшимся городом, солнце. За окном, на деревьях копошились неугомонные воробьи. Они подняли такой гвалт, что своим щебетанием заглушили шум просыпавшегося города и только изредка, в редкие перерывы, можно было расслышать сигнал проезжающего автомобиля или стук каблучков спешащей по своим делам женщины, или «стреляющей» по сторонам глазками, девушки.
Налюбовавшись на воробьиные скоки-перескоки и послушав их, казалось, сумбурное щебетание, Николай пошел в ванную. Пока он умывался и чистил зубы, в голову лезли разные приятные мысли. Настроение было отличное и, Николай, смотря на себя в зеркало, весело щурил глаза. А, тут ещё, память подкинула ему вчерашний вечер, проведённый дома с женой, за бутылкой шампанского и приготовленного ею, прекрасно сервированного ужина. Где она только научилась этому? - ласково подумал он о кулинарных способностях
