словами, стена.
В тишине коридора раздался звон ключей, потом открылась, со скрежетом и ка-ким-то душераздирающим визгом, как-будто пальцем провели по мокрому оконному стеклу, железная дверь, которую Николай только вот сейчас заметил рядом.
- Входи! – опять послышался тот же голос. Николай перешагнул через небольшой порог и очутился в камере. Сзади опять повторился тот же скрежет с визгом – дверь захлопнулась!
В полутёмной, небольшого размера, комнатушке, стояли две двухъярусные кровати, на одной из которых, внизу, сидел человек. Между кроватями стоял накрытый клеёнкой столик, а у самой двери, что-то похожее на унитаз. Из-за плохого освещения, Николай не очень-то хорошо всё это рассмотрел. Но он ясно увидел толстую металлическую решётку на окне и наклонный деревянный козырёк за ним. Этот козырёк закрывал вид за окном и, даже встав на стол, ничего нельзя было бы увидеть.
- Проходи, занимай койечку внизу, - пригласил его сидящий, показав на противоположное место. Будь как дома, - невесело пошутил он, привыкай.
Николай осторожно прошёл между кроватями и сел на табурет. Садиться на застелен-ную неопределённого цвета, с двумя парами поперечных сине-зелёных полос одеялом, кровать, он побрезговал…
- Давай знакомиться, мил человек, - предложил сидевший на кровати сокамерник. Меня зови попросту - дядя Юра. А тебя как звать-величать, попавший в юдоль скорби и слёз, сокол ты мой ясный?
Только сев на табурет, Николай смог рассмотреть говорившего с ним человека.
Кряжистый дедок, лет под семьдесят-семьдесят пять, с бородой лопатой и весь заросший буйным седым волосом, он чем-то напоминал портрет, написанный художником А.А.Васильевым. Его (портрет) Николай видел в музее В.А.Тропинина, будучи проездом в Москве. И даже его взгляд чуть прищуренных, с хитринкой, глаз, был похож на тот, написанный художником, вероятнее всего с оригинала. Такое сходство лица и выражений пора-жало. Так и хотелось спросить: «Вы, случайно, не близкий родственник того самого, который в музее … на портрете?»
- Николай, - ответил он.
- Ну, вот и ладненько, - согласно покачал головой дедок, и продолжил, - человек не может быть без имени. Даже животные и птицы, которые рядом с человеком живут, имена свои имеют. Имена энти, правда, даёт им человек и, как сам понимашь… не всегда правильные. В имени, данном при рождении, ежлив оно, скажем, дано конешно человеку, а не бессловесной скотине, заложона судьба человека. И, к примеру, вот, ежлив твоё имя…
Николай постепенно сообразил - по-видимому, его сосед по камере, давно не имел возможности поговорить «с чувством, с толком, с расстановкой», или был из тех ещё говорунов, которых хлебом не корми, а дай высказаться по поводу и без повода. Но поддерживать с ним разговор не было, ни сил, ни желания. Поэтому, он просто сидел на табурете и молчал, а мысли его были далеко-далеко.
Как сквозь вату пробивался говорок дяди Юры, который, кажется, всё развивал и развивал тему присвоения имени и, этот говорок, казалось, убаюкивая Николая, покачивал его на словах-волнах. Иногда в сознании появлялось небольшое просветление, казалось, форточка открывалась в наглухо закрытом окне. Тогда он улавливал некоторые слова: жизнь человеческая, божественная сила или, Бог – наш заступник и утешитель… и ещё, что-то, в этом роде, но их смысл, смысл слов, не доходил до его сознания…
Слух и понимание происходящего вернулись к нему от звука вновь издавшей скрежет и визг, открывшейся металлической двери в камеру.
- Тризна! – раздался, когда-то слышанный голос от двери. На выход!.. Да поживее, нечего копаться, как разомлевшая на солнцепёке курица!
- Чай, с вещами, мил человек? – поинтересовался дядя Юра, - а то я уж засиделся тут, и баушка меня, чай, заждалась-от домой.
- Нет!.. Не сегодня, посидишь ещё немного. - На допрос к следователю пригласи-ли персонально, - пошутил конвоир.
- Так я же был у него, - поднялся, расчёсывая пятернёй бороду, дед.
- Давай-давай, пошевеливайся! – построжел молодой конвоир, - и не забудь руки за спину заложить.
Вновь заскрежетала, завизжала, дверь - Николай остался один.
От сидения на жёстком табурете в неудобной позе, заболела спина. Он посмотрел на тюремную, теперь «свою», кровать, потрогал одеяло, матрас и, тяжело вздохнув, лёг поверх одеяла…Даа, это не у родной мамы на пуховой перине, подумал он, приспосабливая под го-лову, всю из ватных комков, небольшую подушку. У нас, в детдоме, помнится, постель была намного лучше, с иронией подумал он о тюремной постели.
Как только тело немного расслабилось, тут же головой опять завладели мысли. Стран-но, подумал он, неужели от положения тела в пространстве зависит мозговая деятельность человека? В таком случае, небезызвестный литературный Обломов должен быть великим умницей. Это ж надо! - всю жизнь пролежать на диване… Что-то верится с трудом. Может быть, присочинил писатель для большего эффекта?
От Обломова мысли повернулись опять на себя, на своё - такое незавидное, такое несуразное положение.
В сотый, тысячный раз он спрашивал неизвестно кого - кто взял его Фольксваген и, зачем?.. Может быть, какой-то пьяный решил прокатиться?.. Но… в таком случае, почему не сработала противоугонная сигнализация? На кой чёрт, позвольте спросить, я отдал за неё такие, бешеные, деньги?.. Брелок с ключами есть только у меня и у Светланки... Мы их не теряли… Светланка сказала бы мне, обязательно, если бы она их потеряла… - А, я то, точно, не терял! Ничего не понимаю!
Перед его мысленным взором, как морская дева из пучины морской, появилась его молодая, красавица жена… Память Николая мгновенно перенесла его в прошлое, в тот первый Новогодний день, когда увидел её. На душе потеплело, словно рядом зажгли небольшой костерок, и он отогрел замерзающую душу.
«Снегурочка моя!.. Родная моя… как ты там? – шептал он, - ты же ещё ничего-ничего не знаешь. - Не знаешь, какая огромная беда обрушилась на нас!»…
И мысли, словно прорвавший запруду весенний ручеёк, побежали, побежали, разматывая и разматывая виток за витком, клубок памяти…
* * *
Она стояла у дверей приёмного покоя: тоненькая, в белой шубке и шапочке; освещённая яркими лучами утреннего солнца - вся такая светлая- светлая, с огромными зелёными глазами, похожая на снегурочку. Он как-то сразу, даже не задумываясь, назвал её снегурочкой. Подойдя к ней, он в первое мгновение даже как-то растерялся, хотя раньше!.. Раньше, он был смел и изобретателен при встречах и знакомстве с девушками. - Я не хуже других! - говорил он себе и, добивался своего.
Перед его напором не могла устоять ни одна из них, но все они, эти знакомства, рано или поздно, заканчивались тихо и мирно, переходя в бескорыстную дружбу. В них не было главного – любви! Да, именно любви, которую он искал и ждал и не мог найти, а была толь-ко страсть. Он прекрасно понимал это, но… не евнух, же он, в конце-концов. Ноо… чтобы вот так! Сразу и наповал… из двух стволов, дуплетом! Из-ви-ни-те! Такого с ним ни одна девушка не позволяла… да, но здесь!..
Здесь, наверное, был совершенно другой случай. Здесь он сам, как осаждённая крепость сдаётся на милость победителей, так и он, захотел пасть перед этой, неземной девушкой. Он сразу и бесповоротно утонул в её зелёных глазах-озёрах, раз и навсегда! Эта девушка, стоящая у дверей больницы… такая, вначале, радостно-счастливая, а затем, растерянно-взволнованная, была его судьбой. Он, нечаянно встретясь с ней взглядом, почувствовал какую-то связь с ней, словно они много-много лет тому назад были связаны между собой родственными узами. Он испугался этого чувства и, в то же время, не мог уйти, не сказав ей ни слова. Промямлив что-то о своём госпитализированном заместителе, он быстро попрощался и, стараясь не оглянуться, чтобы не показаться смешным, быстро ушёл.
Не прошло и двух дней, а Николай совсем извёлся от желания видеть – Светочку, Светлячка, как стал он называть её про себя. При воспоминании её образа, её голоса, журчащего весенним ручейком, лицо его принимало какое-то растерянно-ласковое выражение.
На второй день после встречи со Светланой Кирилловной, когда он появился на работе, Зиночка, увидев выражение его лица, удивлёно-обеспокоено спросила: «Николай Александрович, с Вами всё в порядке, Вы, случайно, не заболели?»
Не ответив на её вопрос, одев на себя, маску - маску строгого хозяина (если бы она знала, какого неимоверного труда стоило ему это перевоплощение) он, предупредив её, что поехал по делам и неизвестно когда будет назад, помчался в больницу.
* * *
С этого дня они начали встречаться. Каждую свободную минуту они проводили вместе. Шли на каток и, взяв напрокат беговые коньки - «норвежки», так их все называли за длинные лезвия, они под музыку, льющуюся из динамика, носились друг за другом, или, взявшись за руки, плавно скользили, не обращая внимания на окружающее, совершенно забыв, что вокруг есть ещё и другие люди. А, затем, устав и проголодавшись, шли в ближайшую пиццерию, заказывали пиццу и кофе «глиссе». Ему было очень хорошо с ней. Так хорошо, что он обо всём на свете забывал, забывал даже о любимой работе.
И вот, однажды, дьявол - чёрт завистливый, желая испытать их взаимные чувства, уст-роил проверку. Очень жестокую проверку. Они стояли на возвышенном берегу Иртыша и наблюдали за катавшимися на расчищенном льду, ребятишками. Возможно, ничего бы и не случилось, не начни они, дурачась на скользком берегу, толкать друг друга (не иначе - козни нечистого). После очередного Светкиного толчка Николай, поскользнувшись, упал, и в считанные секунды оказался у края прорубленной в этом месте проруби. Пытаясь удержаться и не соскользнуть в прорубь, он расставил руки, но скорость скольжения была велика, и задержаться ему не удалось. Пробив тонкий ледок - это Светланка потом пошути-ла, рассказывая - он тюленем скользнул в воду.
Ему необыкновенно повезло – в этом месте не было течения. Он вынырнул и, хватаясь за кромку льда голыми руками, попытался вылезти. Руки скользили, намокшая одежда тянула его вниз. Николай, краем глаза увидел, как Светка, сев на зад, заскользила по льду к нему на помощь, но он также увидел - она скользит прямо на него, и понял - сейчас они будут уже вместе в проруби… Расставив руки и напрягшись, он попытался, как на кольцах в спортзале, удержаться на воде и не дать ей влететь в прорубь, и ещё раз окунуть его в холодную воду. У него получилось! Он смог удержаться сам и удержать её на поверхности.
Потом, помогая ему, она долго тащила его из воды - оскальзываясь, падая, обламывая ногти и плача, а вокруг стояли ребятишки и звали на помощь. Они сумели выбраться сами и этот эпизод в их счастливой, безоблачной жизни, ещё больше сблизил их. Сушились они в его квартире, а потом, как-то так получилось, она осталась ночевать у него и больше он её не отпустил.
В конце мая месяца они зарегистрировали брак, а ещё через неделю - обвенчались, благо церковь была в двух шагах от его дома…
* * *
Когда вернулся дядя Юра, Николай не заметил. Просто в его воспоминания постепенно стали вкрапляться какие-то посторонние звуки - вздохи, хриплое покашливание, поскрипывание и приглушённое бормотание. А затем и вовсе кто-то затряс его за плечо. Николай открыл глаза и
