Сумрачный город над белым камнем - глава 1 "Учитель"

Город стоял у самого берега моря, словно не боялся ни ветров, ни бурь. Не то что бы он их действительно не боялся, скорее, он просто игнорировал присутствие моря. Это несложно: берег почти всюду высокий, очень высокий, и морю до города не достать. Порт в городе есть, но корабли в него заходят редко. Город был довольно велик для времени и места, в которых существовал. Если бы он поддерживал связи с другими городами, он, пожалуй, мог бы называться столицей.

Сумрачным городом его называли по большей части приезжие, которых в нём последнее время было не очень много. Раньше, говорят, было намного больше. Город был намного ближе к холодным землям, чем  многие другие, и прибывшим из тёплых стран не нравилась холодная и по большей части пасмурная погода. Особенно тем, кому не посчастливилось прибыть в город в сезон дождей. От них город и получил своё прозвище, которое переняли и многие местные. В то же время всеобщим названием города оно так и не стало, и в торжественных или официальных ситуациях предпочтение отдавалось другому имени: Кефед-Саир, Город-над-Белым-Камнем. Это название позволяло жителям города, как минимум, чувствовать свою исключительность  и знать, что и у них есть место в легендах.

***
- Ну да, Белый камень, Саир. Многие верят, что так всё и было, конечно. Если хочешь, я расскажу, только учти, что это будет не совсем официальная версия, я же всё-таки вор, а не сказитель какой-нибудь. Город, как ты видишь, в основном серый, премерзкая погодка. Но  и в солнечный день не сильно лучше. Кстати, времена года у нас так считают: время дождей, время тишины, время солнца. И переходы между ними: северный ветер, южный ветер, метель. Сейчас, как ты видишь, время дождей, но скоро это должно закончиться.

Так вот, белый камень. Хотя весь город из серого, говорят, что когда начинали строить, в основании главного здания положили добытый со дна моря камень, такой белый, что будто светился. И что благодаря этому город будет быть вечно, и в окнах никогда не погаснет свет, и любой может обратиться к свету. И  так далее, и тому подобное. Разногласия начинаются, когда пытаются выяснить, какое это здание – главное в городе, под которым зарыт камень. Одни говорят, под городским советом, другие – на центральной площади, третьи – у порта. Раньше-то кораблей больше было, не то что сейчас. А у нас, понятное дело, говорят, не то в шутку, не то всерьёз, что под тюрьмой он. Или под судом. Самое место. Ещё есть история, будто камень раскололи на три части, по числу богов-покровителей города, и зарыли в разных местах. Но это уж совсем для детей сказка. Невозможно было его разрушить, иначе какой же это белый камень, тогда уж можно дойти и до того, что его вообще не было.

А вообще нехорошо как-то всё последнее время. Красть скоро нечего будет, честное слово. Нового ничего не везут в город, кончится скоро, вот и всё. И ещё Мирад. Глава города пока - правитель Мэррок, а это его младший брат. Не буду про него ничего говорить, вдруг услышит кто. Так говорить мне про что дальше-то? Что ты смотришь на меня жёлтыми глазами, чучело иностранное? Извини, вырвалось. Редко у нас бывают чужаки, такие странные. Хотя тебе, по-моему, всё равно…

Чутьё на опасность, выработанное годами, не подводили вора по имени Таш. Он чувствовал, что жизнь всего города скоро изменится, и считал свою встречу со странным и любопытным чужаком едва ли не лучшим тому подтверждением. Но о том, что именно случится, не подозревали пока ни сам вор, и никто в городе, кроме, разве что, его желтоглазого собеседника, который пока молчал.

***
Химэль уже несколько лет жила одна, в доме с наёмными квартирами. Она перебралась туда сразу после совершеннолетия – родители были не только не против, но и, кажется, даже за, а недостатка в деньгах семья, слава богам, не знала. Они не принадлежали к числу богатейших семей города, просто торговцы, умеющие быть незаметными. Скучно.

Сейчас Химэль проживала тот счастливый промежуток, когда она уже была полноправным жителем города, но ещё не была обязана быть кем-то. Время смотреть и слушать. Один год, который по обычаю даётся после совершеннолетия – чтобы выбрать судьбу. Химэль относилась  к этому серьёзно, по крайней мере, она не хотела повторять выбор брата. В конце концов, наследник дела у родителей уже был, а ей повезло родиться младше, и благодаря этому она могла выбирать несколько более свободно.

Утро сезона дождей, да ещё в его второй половине, было, напротив, весьма определённым и не предвещало ничего хорошего. К концу времени дождей природа словно входила во вкус,  и ливни становились ещё сильнее и злее, чем в начале. И когда казалось, что город вот-вот будет затоплен дождями или разбит вдребезги градом, дожди обрывались, и начинался сезон северного ветра. Он был лучше предыдущего ровно настолько же, насколько хищник, затаившийся в засаде лучше вцепившегося в добычу.

Комната Химэль находилась на втором этаже, и, спустившись в зал, где ели многие жильцы, в большинстве своём такие же, как и она – молодые на пороге выбора. Хозяйка, немолодая и болтливая женщина, выглядела чем-то обеспокоенной. Химэль и ещё трое жильцов, которым не посчастливилось прийти к завтраку позже остальных, пришлось выслушать очередную порцию городских слухов. В основном болтовня Афры, так, кажется, звали хозяйку, крутилась вокруг страшных историй, которые рассказывали о секте похитителей имён. Будто бы в городе в последние недели стали без вести пропадать люди, причём не бродяги или преступники, и не богачи, а простые горожане, всегда считавшие свою жизнь безвредной и безопасной. Некоторых из пропавших, говорила Афра, недавно нашли убитыми на окраине города, а некоторых – тут на её лице отобразился неподдельный ужас – живыми, но всё равно что мёртвыми. Безумными. Они не узнавали родных, едва могли говорить, и оставались смертельно испуганными. И у живых, и у мёртвых в руках были свечные огарки.
Химэль во всей этой истории удивляло одно: если мёртвые мертвы, а живые безумны, откуда известно что-то о секте, хотя бы даже её название? Впрочем, она чувствовала, что то не просто очередная городская выдумка от серой скуки, что за ней что-то стоит, что-то, что может угрожать даже самому городу. Но пока это была всего лишь странная и страшная сказка, на которую не стоит тратить времени.

Сегодня она собиралась пойти послушать, как говорит Дор-Афар, молодой учитель, на беседах которого она часто бывала в последний месяц. Опоздав, она рисковала пропустить что-нибудь интересное, поэтому Химэль довольно быстро поела и не стала дослушивать хозяйку до конца.

Несмотря на дождь, Дор-Афар не хотел сидеть дома. В конце концов, он уже несколько лет как полноправный житель города, а настоящий горожанин дожжен быть привычен к непогоде. К тому же не стоит обижать учеников опозданием. В сезон дождей город, как и положено, предоставлял им какой-нибудь крытый зал для бесед. Учителя не очень любили эти помещения, потому что если собиралось много людей, там становилось ужасно душно. Но на речи Дор-Афара никогда не собиралось столько учеников, чтобы он стал задумываться о подобных проблемах. На беседы практиков вообще обычно собиралось больше, чем к тем, кто говорил на общие темы. Оно и понятно: овладеть началами какого-нибудь дела, хоть рыбной ловли, хоть плетения ковриков, большинству казалось полезнее и выгоднее, чем слушать о движении звёзд, которых, к тому же, большую часть года просто не видно. Так что Дор-Афар не сильно завидовал тем, на чьи уроки собирались десятки и даже старшие, несмотря на то, что это не слишком соответствовало их статусу, останавливались послушать. В конце концов, он был слишком молод, чтобы говорить о серьёзных вещах, и пока мог философствовать, сколько душе угодно.

Слушали его в основном те, кому было скучно на других беседах. Скорее всего, никто из них не сделает рассуждение о мире своим окончательным выбором. За три года учительства он не видел и десятка таких учеников. Большинство выбирали более обычные занятия, хотя бы потому, что рассуждения о природе вещей были явно не тем предметом, который одобрили бы их семьи.

Сегодня он не ожидал увидеть многих, ведь почти для всех его беседы не были ни единственными, ни главными. До зала, где ему предстояло встретиться с учениками, Дор-Афар дошёл довольно быстро. Последнее время ему было не слишком приятно ходить по улицам. Дело было при том не в погоде -  прогулки под дождём временами доставляли ему удовольствие – а в самой атмосфере. Она была похоже на затишье, подобное времени тишины, которое сменяется внезапной метелью. Предчувствие опасности, разлитое в воздухе ощущение нависшей угрозы. Афар не мог пока понять, являются ли слухи о похитителях имён одной из причин этой атмосферы или лишь её следствием, порождением городских слухов и толков. Поэтому пока он мог позволить себе склоняться к первому варианту и гнать мрачные мысли прочь.

Учитель вошёл в зал и оглядел уже собравшихся слушателей. Двоих он раньше не видел. После надо будет спросить их имена. Разумеется, только в том случае, если они зададут хотя бы по одному вопросу, иначе не стоит тратить время. Ещё пятеро были ему знакомы, среди них была и Химэль.
Сегодня учитель собирался начать разговор, посвящённый именам, который наверняка затянется на несколько бесед. Речь пойдёт как об истории человеческих имён, так и о названиях вещей и их связи с сутью предметов. Связи имён с магическими воздействиями он планировал коснуться лишь мельком: как и большинство жителей города, он не верил в колдовство. Тема имён вполне логично вытекала из предыдущих бесед, где речь шла о возникновении мира, но Афар всё равно волновался больше, чем обычно. Очень вероятно, что кто-то из учеников спросит его о похитителях – ведь ученики слышать те же разговоры, что и все, и дышат одним воздухом со всеми горожанами.

Не ответить на вопрос он не имел права, но что отвечать?

Вероятнее всего, ему не удастся уйти от упоминания о двух книгах, которые он добыл сравнительно недавно. «Право имени» и «Путь безымянных». Судя по всему, они излагали какую-то древнюю ересь (то есть учение, опасное как для его последователей, так и для окружающих). Книги он купил за бесценок в одной из лавок со всяким старьём, что теснились вокруг порта. Их происхождение хозяин лавки упорно отказывался вспоминать. А может быть, и правда забыл. Кто его знает, старика. Возраст книг точно определить так и не удалось. Слишком хорошо написаны, слищком хорошо сохранились. Учение, которое излагалось в них, Афар счёл древней ересью, потому что ничего подобного он не встречал раньше ни в книгах, ни в беседах с другими учителями. Некоторые идеи, проступавшие из тёмного и многословного языка, восхищали своей смелостью, другие повергали в ужас. Вторых было явно больше.

«Может быть, говорить на другую тему?»

Дор-Афар вздохнул, укорил себя за недостойные учителя мысли, и начал рассказывать.