стояли у стола и наблюдали за стекло-дувом. Нине хотелось, чтобы Вадим ее заметил.
Она подошла к сцене, рядом с которой находился стол «кудесника» и сделала вид, что тоже наблюдает за рождением стеклянных фигурок, ожидая, когда мужчина с девочкой обратят на нее внимание. Несколько минут спустя так и произошло.
- Здравствуйте, – обратился Вадим к Нине. – Простите, не знаю, как Вас зовут.
- Нина, – ответила она и улыбнулась.
- Я – Вадим. Нина, идите в нашу очередь, мы Вас пропустим – улыбнулся Вадим. - Я не могу выйти, Алиска уже выбрала себе фигурку.
- Не стоит. Я как-то не намеревалась покупать. Но я с удовольствием наблюдаю за действом.
Наступила их очередь:
- Лошадку – голубую – вот такую! – отчеканила Али-са стеклодуву и указала пальцем на фигурку чуть больше наперстка.
- И еще – вот эту красную, – сказал Вадим, выбрав десятисантиметровую фигурку из стекла.
Потом втроем они стояли у стола со сладостями и пили сладкий чай с дешевыми солеными крен-дельками. Настроение было прекрасное. Взгляды Ва-дима и Нины постоянно встречались, и Алиса была совсем не той замкнутой девочкой, а радостной и увлеченной. Она приблизила купленную ей голубую лошадку к глазам и рассматривала сквозь нее все, что было вокруг, открывая свою страну чудес!
Обратившись к Нине, Вадим сказал:
- Нина, можем подвезти, но вначале Алиску к отцу забросим.
- Спасибо, – согласилась Нина.
Алису завезли к отцу. Потом заехали в кафе, выпили по чашечке кофе, болтали обо всем и ни о чем существенном, перешли на ты. Уже у дома Нины Ва-дим достал купленную у стеклодува фигурку лошади из красного прозрачного стекла и сказал:
- Спасибо за вечер, Ниночка, это – тебе.
- Ну, зачем же?..
Нина почувствовала фальшь в собственном голосе… Было видно невооруженным глазом, что она почти счастлива. В кои-то веки в ее жизни мужчина дарит ей такую изящную и, по ее представлениям, дорогую вещицу.
- Нина, я благодарен тебе за то, что ты не устроила сцены, когда Алиска испортила тебе туфли. Я хочу тебе объяснить кое-что: после смерти моей сестры, ее матери, несколько месяцев она была, как в воду опущенная… Грустная, молчаливая…
Нина ждала иного... Столько раз за вечер ей казалось, что она нравится мужчине, очень похожему на ее отца – интеллигентному, не совсем обычному, с какой-то своей судьбой, пока еще неизвестной, но прикоснуться к которой ей очень хотелось.
- Понимаешь, Нина, – Вадим инстинктивно взял ее за руку, ощутив бархат кожи, улащенной той самой американской косметикой, которую она распростра-няла, и не захотел выпускать, – ты очень, очень мне нравишься. Я не молод и, сказать честно, давно не ухаживал за женщиной. Есть и другие проблемы, которые мешают мне быть естественным с тобою…
- Я все понимаю, – с кривой усмешкой сказала Нина, неожиданно выдернув руку и почувствовав острое желание уязвить непонятно почему Вадима. – Это в твоей жизни – Купание красного коня, и время, чтобы в отглаженном костюмчике посидеть с племянницей в парке, размышляя о гармонии! А в моей – даже волшебные растительные экстракты ничего не меняют! Я изо всех сил цепляюсь за внешний мир, но красный конь топчет меня беспощадно... И мир – такой тусклый… Это в детстве был добрый пони, с серебряным дождем, яркими лентами в косичках гри-вы, с вышитой попонкой. На нем даже не таял снег… – она вдруг заплакала.
- Нина, успокойся, – сказал Вадим, обескураженный такой реакцией.
Он действительно давно ни за кем не ухаживал, тем более за молодой симпатичной женщиной, хотя сейчас это ровным счетом ничего не значило. Вадим по-человечески хотел утешить ее, но не находил нужных слов. И тогда как-то очень по-доброму он обнял Нину, по-отечески поцеловав ее волосы:
- Ты ведь все понимаешь, просто здесь мы не свободны душой и, как многие русские, самоеды. Мы привезли свой мазохизм из России и живем с этой болью, когда весь мир радуется жизни. Потом он вновь целовал ее волосы, и боль утихала. Нина успокаивалась, но не отстранялась от его тихой лас–ки. Когда губы Вадима достигли ее уха, он прошеп-тал:
- Будет другое настроение, приходи ко мне в мас-терскую. Покажу тебе свои скульптуры: ни одной лошади! Я скульптор, – он пошарил рукою в кармане пиджака и, нащупав свою визитную карточку, отдал ее Нине. А напоследок сказал, как когда-то отец: «Успокойся, моя девочка».
Скульптор - медальер
В России, да и в Израиле тоже, Нине не приходилось общаться с людьми искусства. Сам факт, что она находится в мастерской Иерусалим-ского, в прошлом московского, скульптора-медаль-ера, вызывал любопытство.
Вадим окончил Высшее художественное училище имени Строганова, имел четыре международных диплома за отлитые им медали, одна из которых посвящалась Данте. Помимо стран Восточной Евро-пы он выставлялся в Германии,Чехословакии, Фин-ляндии, Франции. Когда же Нина узнала, что и в Иерусалиме на территории Музея Катастрофы есть работа Вадима, ее воображение дорисовало портрет скульптора в невообразимой проекции.
На одной чаше весов оказался Праведник Мира шведский дипломат Рауль Валленберг, на другой – посвященная ему мемориальная композиция, выполненная Вадимом. При этом его искусство перевешивало.
В Израиле Вадим получал заказы от «Госу-дарственного монетного двора» для изготовления образцов юбилейных медалей. Выполненные им медали были действительно великолепны. Нина не могла оторвать от них глаз. В каталоге работ Вадима, изредка попадались и фотографии медальера, на которых он был моложе и нравился ей, и она уже не думала о нем, как об отце…
Но медали медалями, а скульптура как нечто личное всю жизнь «не отпускала» Вадима, и это было видно по его мастерской.
Однако после гармоничности и внутренней цельности, которую излучали медали, отлитые Вадимом в России, скульптуры последних лет произ-водили странное впечатление. Все мелкие, в основном из глины или алюминия. Она не могла оценить такого выбора в материале. Наконец, уж просто не могла понять: почему Вадим предпочитает ваять всяких земноводных и пресмыкающихся, тупоголового змея, ящерицу, озлобленного крокоди-ла, потом еще какую-то крысоподобную обезьяну. И все они – с печатью ущербности, неполноценности. В ее представлении скульптор уровня Вадима должен бы возводить памятники вроде «Медного всадника», на худой конец – отливать вздыбленных красавцев или крылатых пегасов на театрах…
- На крупные фигуры металла много надо, – отшутился Вадим.
- Но ведь ты мог бы сделать тех же стройных клас-сических коней в размер стеклянной лошадки у стеклодува.
- В настоящем искусстве – это пошло. Я никогда не перестану искать новые художественные формы. Сейчас классика – это только повторение того, что уже давно было. Впрочем, есть и другие суждения. Но, как показывает опыт, в искусстве нужно «делать себя»…
- Ну, и что! Красивее той фигурки, что ты мне подарил, у меня в жизни не было. И муж ничего не сказал, подумал, что на развале купила. Теперь стоит на комоде, а взгрустнется, в мыльной воде ополосну, шерстью натру, знаешь, как сияет? А если солнце на стекло попадает, то на стене появляется алый солнечный зайчик.
- Ты непосредственная, как моя Алиска! Не приду-мываешь себя… Сказать по правде, я обожаю лоша-дей. Во время учебы в «Строгановском», даже специально ездил к ребятам в колхоз, посидеть в ночном. Да и в Москве, знаешь, какой ипподром? А вот здесь настоящие лошади не по карману. Разве что на конную полицию, как взглянешь, так и вздрог-нешь. Не знаю, что это за порода, но уж очень мощные кони.
- Это точно, – согласилась Нина, вспомнив об их устрашающих крупах.
Он подошел к ней сзади, обнял за плечи и шепотом сказал:
- Мы не дети, Нина, давай поедем куда-нибудь? У меня есть идея…
- Я подумаю, – отозвалась Нина, почувствовав от его прикосновения прилив забытой нежности. На сле-дующий день она сообщила мужу, что фирма проводит «Обучающий семинар» по продукции компании. Так что ей предстоит поездка на Мертвое море.
Страна гуигнгнмов без сбалансированного питания
Вадим заказал день отдыха в отеле «Голден Тулиб», что в переводе с арабского обозначает золо-той тюльпан. Обычно на Мертвое море она ездила с районной маршруткой на бесплатный пляж. А здесь – дворец из стекла и мрамора, в котором – открытый бассейн в форме тюльпана, в помещении – бассейны с водой Мертвого моря, – минеральной, подогретой и холодной. Турецкая баня, финская сауна, русская баня. Разные виды душей, китайский массаж – в четыре руки. Комплекс косметических процедур «Клеопатра». Завтрак, обед и ужин – в ресторане и в баре. В общем, «Золотой тюльпан» поразил Нину своей роскошью. Все это казалось просто несопоста-вимым с дистрибьюторской жизнью, которую в ее кругу считали не самой плохой. Она чувствовала, что Вадим знает толк в красивой жизни и, как человек искусства, хочет ввести ее в эту красивую жизнь, поэтому перестала сопротивляться своим внутренним комплексам, решив плыть по течению с приятным ей мужчиной.
Завтрак начался в баре «Кастилья», оформленном в стиле рыцарского замка. У входа стоял рыцарь в доспехах с упирающимся в пол мечом, ну, прямо как из Оружейной палаты. На стенах – развешаны рыцарские знамена и щиты «Ордена Льва» и «Ордена Медведя». По левую сторону – витраж на сюжет из рыцарской жизни. По правую – столы, высокие кресла, скамейки. Они отражались в сводчатом зеркале готической формы, а рядом располагался камин. С потолка спускались двухъярусные стилизо-ванные люстры, мягко рассеивали свет, не доходя до интимных веранд в уголках бара.
Нина с любопытством озиралась по сторонам, рассматривая картины.
Вот рыцарский турнир: два всадника в шлемах с цветными перьями, обнажив свои мечи, несутся навстречу друг другу. А вот триптих из жизни одного рыцаря: сначала на белом коне он едет за невестой, потом – переговоры с отцом, также сидящем на скакуне, на третьей картине рыцарь возвращается с нею в свои земли. Нину опьянял аромат рыцарских времен со звоном мечей и стуком копыт под готическими сводами «Кастильи».
- Вадим, ты специально во всем выбираешь «лошадиную тематику»? – обратилась она к своему спутнику.
- В данном случае, да. Я же чувствую, что тебе это нравится. Ты светишься! И мне приятно читать удивление, радость в твоих глазах, наивную жажду жизни. Вот мою жену ничем не удивишь. Раньше мы с нею много ездили за границу, так она ни одного сэндвича на улице не съела. Только приличный ресторан, к блюдам которого предъявлялась не мень-шая критика. Впрочем, что говорить о ней, если я и сам давно ничему не удивляюсь, разве что подыг-рываю Алиске.
Когда в обед они спустились в ресторан, Нина от души рассмеялась:
- Вадим! Опять лошади!!! Это – нечто!
Он обнял ее за талию, тоже улыбнулся и сказал:
- Ну, что ж, моя Прекрасная дама, пожалуем в итальянскую провинцию!
Перед глазами было пятнадцатиметровое мо-заичное панно с пятью сельскими сюжетами из жизни белой лошади на пленэре – лошадиный рай…
- Помнишь, утопию Джонатана Свифта – страна гуигнгнмов – страна прекрасных лошадей? Свифт был уверен, что их мир - венец общественной гармонии, не доступной человеку.
- Свифт ошибался? – с любопытством спросила Нина.
- Ошибался ли Свифт? Пожалуй! Гуигнгнмы ели только овсянку. Зачем нам их аскетизм, когда мы с тобой в
