Кровь должна уцелеть

неожиданно замерло сердце. А вдруг закрыто?
Старая створка поначалу не дрогнула, он снова вернулся к мысли: как ляжет, нет – значит, не судьба, значит, не на ту он дорожку пытался выйти… Но потом что-то в двери пискнуло, створка отошла в сторону. Здесь не было никого, - как и когда-то давно, мало кто догадывался об этом убежище, а жители дома, видно, полагали, что виды на праздник бывают и получше. Итари поднялся по лестнице, снова стали слышны голоса толпы. На крыше было пусто, он пристроился, - всё же жёстко, долго так не просидеть, - и обнаружил, что в памяти этот вид был несколько пошире. Можно было бы договориться с Гирантайа и сесть где-нибудь по-человечески. Или нет…
И всё же отсюда было хорошо видно. Даже очень. Даже слишком. Потому что перед самым началом празднества далеко слева появились пятеро – и окружение жрецов почтительно смотрело на них. Пятеро, кому суждено было проходить испытания. Итари, похолодев, заставил себя произнести это, хоть и мысленно: проходить испытания для того, чтобы уйти в Белые Крылья.
Он знал, как это больно, - когда вектор твоей жизни устремлён в одну сторону, а от тебя хотят другого. Когда хотят, чтобы векторы совпали, мучительно молят судьбу о невозможном, а судьба неумолимо разворачивает – прочь, прочь от чужой жизни, от этого города… даже от этой планеты.
Теперь он как будто получил сильно запоздавший – а может, и нет? – удар мщения. Когда-то он был виноват в том, что векторы не совпали. Сейчас человек, перед которым он был виноват, стоял среди этих пяти, вдохновенно и слегка безумно смотрел туда, где должен был появиться император. Император – которому служили безоглядно и беззаветно Белые Крылья. И теперь вектор вёл прочь – не от его жизни, которая вновь вернулась на Астлан и в Найарит, а вовсе прочь от жизни.
Потому что для того, чтобы стать Белыми Крыльями, нужно пройти через смерть. Да, наверное, они всё-таки каким-то образом живы, но они уже не люди, эти белые гигантские призраки, и никто из них уже не может, - в горле встал ком, - просто по-человечески любить. Вся их любовь устремлена на императора, – единственное, что удерживает их по эту сторону смерти. По крайней мере, так говорят, и никогда ещё, ни разу за все века существования Астлана не было опровержения.
Итари заставил себя отвести глаза. Сейчас они пройдут и сядут на свои места, их не станет видно. И наконец начнётся церемония. И император-самозванец, который уже отнял у него покой, отнимет надежду на быстрое окончание своего правления… а потом и надежду на то, что векторы сойдутся. Когда у них посвящение?
Ему уже хотелось поскорее сбежать с церемонии, вызнать про эту группу, про то, какие испытания они уже прошли, а какие впереди, и остался ли у них хотя бы один День Обратного Пути… А что, если всё уже кончено, и после церемонии благодарности за долголетие они пойдут к Источнику, чтобы перейти последнюю черту… Итари вздрогнул всем телом. На его глазах. Тело будет становиться прозрачным, до жути живым, потом будет вспышка, и всё изменится… навсегда. Он вынужден был вцепиться всеми пальцами в крышу: закружилась голова. В следующий миг он вздрогнул: к небесам взлетели резкие призывные звуки, и церемония началась.
Итари медленно поднял голову. Кандидатов в Белые Крылья не было видно. Обругал себя: вернулся домой, расслабился, потерял профессионализм. Работа есть работа, и ни при чём тут твоё отношение… хотя это как раз и может сработать против тебя же. Если самозванец на троне уже давно, если он сумел плавно влиться в жизнь Астлана, и Астлан его принял, то не зря ли он трепыхается? Подозрения и ощущения будущего в дело не включить, а против Астлана вроде бы этот человек пока ещё ничего не сделал. Да и народ его любит… точнее, не его, - это украденная любовь к Агистасу Мойре, сам он ничего не заслужил пока.

Народ действительно любил, - самозабвенно, безоглядно, им было достаточно видеть императора, чтобы соприкоснуться с великим, с единой и праведной поступью истории, логичной линии, выходящей из прошлого и ведущей в будущее. Это было просто и прекрасно – знать, что прошлое побеждено, а в будущее Астлан уверенно ведёт император, и будет порядок, и будет покой... Император шёл наверх, по ступеням пирамиды, вокруг – по углам – сияющим грозным кордоном реяли в воздухе Белые Крылья, мощь и красота завораживали, и Итари удалось заставить себя оборвать мысли о тех, кто собирался встать в их ряды. Единая линия. Логично и правильно. Так – лучше. И не тебе, с твоими мелкими целями и метаниями, судить тех, кто знает величие подчинения большому пути, - как ни сжимается сердце, а это правда. У тебя, если можно так выразиться, другой уровень. Пониже. А когда тебя не станет, может быть, кто-то из Белых Крыльев будет помнить, что до начала настоящей жизни – в жизни человеческой – был когда-то такой Райнек Итари… Да нет, бред. В бесконечности высокого служения вряд ли останется место для мыслей о промелькнувших мимо людях. Особенно о тех, с кем связаны не самые приятные воспоминания…
Император поднялся на вершину, где сияло солнце. Итари спохватился: идиот, как можно было так непрофессионально распереживаться, зачем было вообще приходить сюда, если из головы вылетает самое важное? Нужно смотреть, и слушать, и ловить свои ощущения, или зачем его учили столько лет, зачем он работал… Император. На Итари вдруг нахлынул страх встретиться с ним взглядом, - и он холодно и веско отметил этот факт. Страх. Никогда раньше не было у него такого. Это последствие того, что он узнал, или страх возник независимо от знания, только лишь от соприкосновения с личностью императора – личного, прямого, без посредников и преград, когда взгляды пронизывают дрожащий жаркий воздух, и ничто не может удержать от узнавания… от правды?
Он дождался, когда император посмотрит на свой народ. Этот взгляд ждали все, - это оставалось в памяти как одно из мгновений, ради которых стоит жить, как соприкосновение с вечностью, с чем-то, что выше тебя, и что всегда защитит тебя, что бы ни случилось… Итари напрягся: а вдруг император догадается, что один из тысяч – знает?
Расстояние было огромным. И всё же – с этого расстояния взгляд был живым, ощутимым… тяжёлым. Вместе с ним приходило ощущение: да, раньше было иначе, но теперь, с новым витком жизни, с благодатью долголетия, будет – так. Привыкайте.
Итари не знал, как поверили этому остальные. Наверное, в порыве радости и искренней любви – безоговорочно и сразу. Он – не смог. Знал, что лёгкость и уверенность больше не вернутся. Что ощущение грядущих бедствий отныне никуда не денется и будет тоскливо ждать, когда будущее станет настоящим. Что с этой отравой его жизнь покатится дальше, рассыпаясь на множество мелких целей или теряя их вовсе.
Когда взгляд императора скользнул дальше, Итари отошёл вглубь крыши, стряхнул пыль, - нелепо и странно, подумалось: нашёл о чём заботиться. Медленно стал спускаться. От сидения на солнцепёке с непривычки заломило виски. Мысли пропали. Ступеньки, ступеньки, неохотно открывшаяся дверь, голоса внизу, - а по пути наверх их не было, наверное, люди тоже вернулись откуда-то, не дожидаясь ухода императора. Знакомые улицы, по которым идёшь как во сне, радостные лица, попадающиеся навстречу, обрывки разговоров: мир жив, мир несётся по своим делам, в мире много всего, чем он живёт, кто-то дёргает детей, кто-то потерялся и теперь нашёлся, кто-то собирается в ресторан, кто-то – за город… Жизнь, несущаяся мимо. Жизнь, от которой он отказался много лет назад, уйдя в работу, уехав на Йавинту. И теперь – всё мимо. И они обмануты самозванцем. Не знают. А что он сделал для того, чтобы этого не произошло? Что может сделать – теперь? Ничего? По-прежнему ничего? Кто-то решил без него, продвинул самозванца, помог занять место Агистаса Мойры. Белые Крылья… те, кто любит и охраняет императора…
Итари остановился, на него кто-то налетел, он пробормотал какие-то извинения и почти не услышал того, что ему говорили в ответ. Белые Крылья. Те, кто не мог не распознать подмену. Они – согласились? Они смирились? А они вообще могли это сделать – против своей воли, они, в само существование которых заложена любовь к императору, верность, на которой они, собственно, и держатся в мире живых, будучи призраками? Если самозванец прошёл испытание Белых Крыльев, значит, в мире всё поменялось. И грядущая война с Объединёнными Звёздами… Просто – будет. Белые Крылья не против. Вялотекущее противостояние им надоело. И кто он такой, чтобы суметь им помешать?.. Или нет, он ничего не знает о них, и только от них самих можно узнать ответ? Ответ, который ничего им не стоит, потому что он не сможет им противостоять.

Белым Крыльям не смогли бы противостоять все Одарённые Силой Астлана, даже собравшись вместе. Наверное, их не смог бы победить и Орден хиннервалей Объединённых Звёзд, но те и не пытались никогда, - не было причин для личных столкновений: те и другие веками делали всё возможное, чтобы исключить их. Теперь, наверное, две смертельно опасные силы столкнутся… Итари смотрел на пирамиду снизу вверх, - белые силуэты ещё не исчезли, они продолжали висеть над четырьмя углами, как сполохи белого пламени, возникшего из ниоткуда и уходящего в никуда. Как спросить у тех, кого нет среди живых? От жути и высоты кружилась голова, дотянуться… подняться? Подняться по ступенькам туда, где смел всходить лишь император? Нет, немыслимо, кощунственно… Итари смотрел на них, смотрел долго, потерял счёт времени, солнце пронизывали Белые Крылья своими лучами, сливалось с ними, отчаянно пекло, - весь народ уже разбежался, Найарит вымер в полуденном зное, и только один Итари стоял под гигантской стеной пирамиды, не помня, как дошёл сюда, не зная, что делать. А потом Белые Крылья медленно поднялись в небо и растаяли в высоте.

Он очнулся только в транспорте, - за окном мелькало небо, города почти не осталось, а рядом кто-то с интересом рассказывал ему о том, как выращивает спольди для соревнований, как это опасно и увлекательно, потом разговор незаметно переехал на то, что жена должна повиноваться мужу как Творцу, и только тогда в семье будет мир. Итари улыбнулся, сказал, что ему сейчас выходить, ему пожелали мира и благословения Неназываемого, и переполненный транспорт уехал, оставив его стоять на нагретых камнях. Неподалёку шумел на ветру парк, Итари оглянулся на праздничную толпу и вошёл вместе с нею туда.
Парк был ухоженным, чистым, - Итари смутно вспоминал, что когда-то тут всё было иначе, чуть ли не бандиты собирались на сходки, а сейчас всё спокойно и свободно, и играют дети. Он сел на траву под уходящим ввысь стволом и закрыл глаза.
Провал в памяти? Кто-то из одарённых Силой решил показать ему, что соваться в их дела вредно для здоровья? Кто? По восходящей: жрецы? Белые Крылья? Сам император?
Он прогнал холодок страха. Это непрофессионально. Нужно строго и подробно перебрать всё виденное с того момента, как он спустился с крыши. Ступеньки. Сколько их было? Десять, площадка и ещё восемь, нижние выщерблены и скользят. Во дворе слышались голоса, два женских и три детских. Дети ссорились, им было наплевать на праздник, женщины были недовольны. На улице первой встретилась семья