Георгиевская ленточка

       


— Ну, чего стал над душой, переминаешься с ноги на ногу, дед? Медальками звенишь. Место тебе уступить? Ты глаза-то разуй! Мальчика, что ли, нашел? Вон, молодые сидят, мордастые, ноги раскорячили, иди туда, они уступят. Видишь, у каждого георгиевская ленточка: у кого на лацкане куртки, у кого — на рюкзаке. Завтра — День Победы, они рады услужить ветерану.

Что, уже стоял там, и не уступили? Ты гляди, вот ведь мерзавцы!.. А ты, дед, не обижайся на них, сам-то, когда едешь с внучком, небось, тоже не скажешь ему, чтобы уступил кому-то место. Нету внучка? Тебе легче, хоть остаток лет проживешь без забот… Ну, ладно, садись уж, садись, а я постою, садись, чего кочевряжишься? Обиделся, что ли? Не обижайся, я не со зла…

Едешь-то далеко? На Восстания? А-а, в «Октябрьский», на торжественный вечер. Это же далеко от метро, два лаптя по карте! Как же ты, со своим костылем, дошкандыбаешь?.. Как-нибудь?.. Ну-ну. Тётя Валя будет поздравлять?… Не знаешь, кто такая тётя Валя? Ну, губернаторша, губернаторша…  Поехать с тобой? А чего я там не видел? Я же не ветеран, я вообще родился через десять лет после войны. Праздник, конечно, всенародный, кто же спорит, но только мне не совсем удобно, когда меня поздравляют с этим праздником, не очень-то хорошо мы к вам, ветеранам, относимся. Раз в году вспомним, поздравим, а потом целый год… Вон, тебе даже сегодня, в такой день, место не уступили.

Мелочи, говоришь? Конечно, мелочи. Так ведь и жизнь-то, она из таких вот мелочей и состоит…

Не нравится, что в Эстонии памятник снесли? Ну, во-первых, не снесли, а перенесли, а во-вторых, это их дело. Они у себя дома, следовательно, могут делать все, что хотят. Ты же вот, никого не спрашиваешь, если хочешь передвинуть комод в своей квартире? Конечно, негоже глумиться над  мертвыми, но уж пусть бы это оставалось на их совести, зачем наши вмешиваются?.. Как же не вмешиваются, когда именно вмешиваются! Негоже большой стране вести себя таким образом!.. Помнишь, как пел этот, как его,…  Мамочка: «Но трогать ее не моги, за ее малый рост!»

Какие эсэсовцы?.. А-а, марш эсэсовцев в Таллинне. Ну и что? Полтора-два десятка выживших из ума стариков прошлись по улицам — и что? Кому от этого стало хуже? Кто-нибудь из-за этого марша умер от сердечного приступа? От инфаркта?

Вот у нас эсэсовцы — так эсэсовцы! Один Зурабов чего стоит, со своим ведомством! Они не маршируют и не размахивают флагами, они сидят там, в Москве, под полосатым власовским знаменем, а сколько народу свели в могилу! Вот уж где эсэсовцы — так эсэсовцы, настоящие, без подмеса!  Душегубы! И все не могут успокоиться, все чего-то придумывают! Вот сегодня, я как раз был в поликлинике. Десятки стариков, ветеранов, инвалидов, пришли переписывать рецепты, потому что сегодня же вышло распоряжение: не принимать рецепты с угловым штампом и круглой печатью, и всех, кто пришел с такими в аптеки, завернули переписывать. А ведь многие приехали издалека, из-за города! Да что им люди!..  Эсэсовцы — одно слово!

Что говоришь? Идиотизм? Вот и я говорю!.. Какая ра́зница, что рецепт с печатью? Не нужна печать — хорошо, будем выписывать без печатей, но эти-то — примите, чего людей зря гонять! Понятно, если бы были без печатей, а вышло распоряжение — с печатями, а тут!..

Вот такие дела, старина!… А что это у тебя под глазом? Синяк, что ли? Давно получил? Неделю назад?.. Понятно, подкараулили у подъезда, дали по башке, вытряхнули пенсию… Угадал? Ничего, дед, не обижайся, что тут обижаться, это — в порядке вещей.  Они, те ребята, сегодня тоже с ленточками.

Это — как стихийное бедствие: неприятно, но ничего не поделаешь. Ты же не станешь обижаться на плохую погоду. Вот, вышел ты из дому, а тут — дождь. Промочил тебя до нитки. На кого тут жаловаться? Стихия!

В милицию ходил, заявление писал? Ходил? Зря… Сказали они тебе, что сотрудников не хватает, у каждого подъезда милиционера не поставишь? Сказали? Ну, вот, видишь!.. Им некогда тебя охранять, у них дела более важные. Крышевать бизнесменов, делить долю с бандитами,  «бомбить фраеров», «рубить бабло»! На что  ты им сдался со своей нищенской пенсией!..

Что ты не понял?.. Это новомодные слова, теперь все так говорят: не деньги, а «бабки», или «бабло»… Не знаю, почему, и что это значит. Говорят так — и все.

А чего ты, дед, недоволен? Опять эсэсовцы?.. Везде тебе эсэсовцы мерещатся! Ты же сам голосовал за этих эсэсовцев! Вот ты пенсионер, а на выборах за кого голосовал? За медведей или за выхухолей? Не знаешь таких? Ну, как же? Партия Грызлова, эта «Великая Россия», и партия Миронова… За медведей, значит! И в прошлый раз голосовал за медведей? А ведь есть партия пенсионеров, что же ты, как пенсионер, за нее не голосуешь?.. Они обещали бороться за твои, пенсионера, права... Вот-вот, все мы так, а потом чего-то требуем. Сами избрали себе этих эсэсовцев, а теперь недовольны!

Я за кого? Я вообще на выборы не хожу. Эти выборы!..  Все хороши, пока в кандидатах ходят, и речи у них правильные, и обещания, а за кого ни проголосуй, все равно — на выходе дерьмо получается! Лучше уж не ходить, не тратить время понапрасну.

Эх, дед!… Что говорить попусту!.. Вот вчера, еду я в метро, вдруг в вагон вошли четыре парня в камуфляже. Один без ноги, у второго пустой рукав, третий на костылях, и только четвертый вроде бы здоровый, он с гитарой. Вошли и докладывают о себе, мол, так и так, мы — ветераны афганской и чеченских войн, просим помочь — кто чем может. Зазвенела гитара, и парни запели, да как хорошо запели. Я всегда относился к подобным явления критически, никакая камуфляжная форма не могла сбить меня с толку, а тут!… К горлу подступил комок, я машинально нащупал в кармане десятку, и, когда они поравнялись со мной, глядя в сторону, сунул десятку тому, кто шел впереди.

Что? Да знаю я, знаю, что они — не настоящие ветераны войн. Знаю! Знаю я, кто побирается в метро! Но вопрос вот в чем. Можно ли в подземке, например, Лондона, увидеть людей в камуфляже, которые обращались бы к пассажирам со словами: помогите инвалидам Фолклендской войны? Думаю, что нет! Потому что там никто их всерьез не воспримет, все прекрасно знают, что Англия заботится о своих ветеранах. Независимо от того, где они воевали. И понятно, что никто в Лондоне не даст ни копейки таким «ветеранам». У нас — другое дело, у нас все знают, что это не ветераны войн, однако, все также знают, что на их месте вполне могут быть и ветераны. Они нищенствуют, государство использовало их и выбросило издыхать! Что им делать, как не ходить, побираться по вагонам?

Я-то дал им денег потому, что они не клянчили. Они зарабатывали. Хорошо ли, плохо ли, но они пели.

Да, а напротив меня сидели два чеченца. Мордастые, ухоженные, в дорогих кожаных куртках. Видел бы ты, дед, как презрительно смотрели они на этих ребят! Один встал, подошел к ним и спросил: «За что же вы воевали? Мы, вот, воевали у Басаева, зарабатывали деньги, а когда поняли, что дело его — швах, переметнулись к федералам, к Кадырову. Нам простили Басаева, амнистировали, выплатили астрономическую компенсацию за потерю имущества, за потерю рабов, приняли на службу в правоохранительные органы, положили весьма приличное жалованье — вашим милиционерам такое и не снилось. Иногда подрабатываем по ночам: то ли фугас заложим, то ли похитить кого надо, или убить!.. Живем ладно, в достатке, с протянутой рукой не ходим. А вы?.. Нам простили все, а вашего Буданова за то, что убил нашу снайпершу, посадили на десять лет. И Ульмана посадят! Всех достанем, даете срок!..

Вот вы нас называете «чурками». А вспомни, как ваши псковские десантники охраняли перевал, и не пропустили наших. Им предлагали деньги, ваши отказались, и что? Погибли все, до одного, — целая рота! — хоть вы и армия, а мы — бандиты. Но вам никто не пришел на помощь, потому что, когда понадобилась поддержка с воздуха, у вашего командования не оказалось вертолетов: они все были задействованы на перевозках и обеспечении каких-то генералов и иностранной делегации. Генералы с иностранцами катались над Чечней, а вас бросили издыхать.

А что имеют родственники ваших солдат, погибших на том перевале? Чем отплатила им страна? Ютятся в лачугах или по съемным углам, пенсия мизерная, работы нет!.. И кто же из нас чурки?»

Веришь ли, дед, все во мне так и перевернулось!

Что говоришь? Как ему ответили? А что они могли ответить? Ничего не ответили, выслушали молча, и пошли дальше, по вагонам…

Да-а, гибнет Россия, гибнет. Весь цвет ее выбили тогда, в ту, вашу войну, а сейчас — добивают оставшихся…  Не зря говорят, что в войнах и революциях в первую очередь гибнут лучшие, а все непотребное остается…А нынешние, все эти «наши-ваши», «медвежата»… Ленточки-то вот навязали, а… Слушай, дед, давай-ка я поеду с тобой, провожу до «Октябрьского», а то неровен час, не дойдешь… Да какая разница — куда мне ехать! Успею. Провожу, вот, тебя и поеду по своим делам. Да и дел-то у меня никаких нет, какие дела. Завтра с утра пойду на Пискаревское кладбище. Кто у меня там? Какая-то дальняя родственница по линии  жены… Умерла в блокаду… Приду, принесу кусочек хлеба, положу на могилу… да, нет, не знаю, где похоронена…  Приду на первую попавшуюся…

А вечером выпью рюмку, за Победу. Я, вообще-то, непьющий, но за Победу выпью. За вашу, дед, победу... За тебя, дед... Ну, будь здоров!.. С праздником!




Май 2007 года                      Александр Лысенко
Санкт-Петербург