Только одно слово

еще так надолго. Но везти мать сюда было нельзя, а значит, придется побыть там столько, сколько будет нужно. Она только надеялась, что деньги сделают свое дело, и врачи поднимут мать на ноги.
Улегшись в свою кровать, Таша закрыла глаза и подумала о Дане. Все-таки хорошо, что он не отказал. Может быть, она и заблуждалась насчет него, а может, как и она, он просто повзрослел. Она вспомнила его лицо в тот день, вечность назад, когда он делал ей предложение. Его улыбку, с которой он говорил «да», тогда в ЗАГСе. Его холодное «я хочу развода» тремя годами позже. И их встречу в горах, встречу, которая разбила ее сердце и подарила ночь любви, оказавшуюся ошибкой, о которой она даже спустя девять лет все еще сожалела. Она все ему простила, все до последнего «пошла к черту, дрянь» но ту ночь простить не могла. Слишком жестоко тогда Дан обошелся с ее любовью. Слишком прямо дал понять, что не любит. Причинять боль легко, если причиняешь ее человеку, который тебе абсолютно безразличен. И, отвечая на каждый из его многочисленных за последующие годы телефонных звонков с предложениями начать все сначала, она твердо знала, что он к ней равнодушен.
Где-то в перерыве между звонками Дана и ее собственными неудачными попытками устроить личную жизнь Таша поняла, что разучилась любить. Кроме ее ненаглядного мальчика ни один мужчина не сможет больше завладеть ее сердцем. Что будет потом, когда ее мальчик вырастет и уйдет от нее во взрослую жизнь, Таша не знала. И не хотела даже задумываться.
Она проворочалась без сна до утра. Встав в половине седьмого, пошла в душ, приготовила манную кашу, разбудила Митю.
— Зайчик, вставай, пора. Манная каша ждет!
— Ты уже уезжаешь? Ой, ты приготовила кашу! – он запрыгал на постели, позабыв сразу обо всем, что могло огорчить. – Мам, ты просто молодчина!
— Старалась, батюшка Дмитрий Олегович, - церемонно поклонилась она. – А теперь марш умываться, а то все остынет.
Она наклонилась и шлепнула сына по мягкому месту, когда тот пробегал мимо. Господи, одни косточки! А ведь был такой хороший толстенький мальчик. Казалось, еще вчера она пеленала его и сажала на горшок. А теперь, поглядите-ка, вполне самостоятельный парень…
— Мам, а куда делась щетка? – донесся до нее озадаченный голос самостоятельного парня, и Таша поспешила на помощь.
Они позавтракали в приподнятом расположении духа. Митя болтал, дурачился, задирал ноги на стул.
— А как зовут дядиного мальчика?
— Арсений. Я говорила тебе вчера, не помнишь?
— Нет. Мутно было в голове. Арсений… Это значит Сеня, да?
— Да.
— Сеня-Сено, - паясничал Митя.
— Будешь обзываться, он не будет с тобой дружить, - серьезно сказала Таша.
— А почему дядя Даня назвал своего мальчика Сеня?
— Ну твоя мама же назвала тебя Митя.
— Митя-Титя, - высказался сын, и сразу же замолчал, поняв, что переборщил.
Бровь Таши взлетела.
— Что это за выражения такие?
— Мам, прости.
Таша покачала головой.
— Мам. Ну прости, пожалуйста. Я так больше никогда не буду. Не делай мне, пожалуйста, остракизм.
— Не подвергай меня, - поправила она машинально. Спохватилась, засмеялась. – Знаешь, ты кто после таких слов?
— Кто?
— Чудо мое расчудесное, диво мое дивное, распрекрасное.
— Девочка, что ли? – приготовился обидеться Митя.
— Ну что ты. И мальчики тоже бывают чудесные, еще какие. Вот мой, например.
— Я тебя люблю потому что, - отвернувшись, заявил сын.
— Я тебя, зайчик. Ты поел кашу?
— Она уже остыла и с комками, - Митя отодвинул почти пустую тарелку, и Таша поняла, что он уже просто наелся.
— Иди одеваться. Сейчас дядя Даня приедет за нами.
Митя побежал в комнату, а Таша занялась посудой.
Так, вещи собраны. Она перерыла в памяти содержимое своего и Митиного чемоданов, снова убеждаясь, что ничего не забыла, что все как надо и все на своих местах. Надо будет предупредить Дана насчет уроков. Проверить, но не помогать, никогда, иначе истерика с криками « я тупой» обеспечена. Пусть мальчик посидит подольше. Митя мог мучить одну задачу по полчаса, но всегда находил решение сам. Психолог говорила, что это непременный атрибут успешной адаптации ребенка к самостоятельно жизни в будущем. Таким детям тяжело с самого начала, но если не научить их справляться со всем самим, то потом  они превращаются в паразитов на шеях взрослых. А Таша не хотела, чтобы мальчик рос беспомощным.
Погода за окном радовала. Они с Митей оделись, вывезли чемоданы на крыльцо и успели погулять по двору, пока ждали Дана. Мальчик пинал опавшую листву и распевал песни. Таша тихонько подпевала, поглядывая на дорогу, пока, наконец, не заметила выруливающий во двор «пассат» Даниила.
Остановившись, Митя тоже наблюдал за машиной. Таша увидела, как брови мальчика сосредоточенно съехались на переносице – сын о чем-то думал.
Дан вышел из машины, приветливо улыбаясь, сразу же протянул Мите руку.
— Привет, я твой дядя Даня. Ты меня, наверное, не помнишь, но мама рассказывала.
— Это «пассат»? – спросил Митя, пожимая руку Дана. – Я видел на картинку похожую машину, и она называлась «пассат». Как ветер.
— Это потому что она ездит, как ветер, - подмигнул Дан им обоим. -  Я тебя на ней прокачу, когда мама уедет. Сам увидишь.
— Это почему еще «как мама уедет»? – подозрительно спросила Таша. – Привет, кстати. Дан, я тебе голову за ребенка оторву, если что, ты в курсе?
— Привет, Наташ. Никто никому голову отрывать за ребенка не будет, я тебя умоляю. Мой пацан с двухлетнего возраста со мной катается. Давай-ка, открывай багажник, я закину вещи.
— Синий – мой, его вниз клади, - сказала Таша, кивая на чемоданы.
Дан посмотрел на второй чемодан, разрисованный Микки-Маусами, и хмыкнул.
— Странно, а я подумал, этот твой.
Митя прыснул позади них.
— Ой, дядя Даня, ты такой смешной! Мама же взрослая, как у нее может быть детский чемодан!
— Ну, девочки тоже любят Микки-Мауса, - хмыкнул Дан. – Моя жена, твоя тетя Марийка, иногда даже как Минни одевалась. Розовый бантик надевала на голову, уши, юбочку короткую…
Таша резко ткнула Дана в бок.
— Совсем спятил?
Фыркнув, Дан замолчал и принялся укладывать чемоданы. Таша усадила мальчика в детское кресло, пристегнула, уселась впереди. Хлопнув дверью, занял водительское место Дан.
— Ну, в путь?
— В путь! – крикнул Митя, и они тронулись.
До дома Даниила и Марии было прилично. Митя за это время успел совсем сдружиться с дядей Даней и даже пообещал ему рассказать стихи, которые они учат в школе, чтобы тренировать речь.
— С нами занимаются отдельно, потому что мы – особенные, - Таша закрыла глаза на этом слове, но мальчик произнес его легко. Она благословила Бога за то, что и Дан отреагировал как должно, коротким «угу», которое воспринялось совершенно естественно. – И чтобы мы развивались, учителя учат с нами стихи. У нас просто программа адаптированная.
Митя произнес последнее слово почти без запинки, и Таша гордо выпрямилась, заметив выражение лица Даниила. Думал, мы глупее остальных? Ничего подобного.
Они подъехали к дому. У подъезда пятиэтажки их уже ждали Марийка и светловолосый, совсем не похожий на Дана мальчик – его сын. Таша вышла из машины, отстегнула ремни безопасности и, удерживаясь от желания взять сына за руку, приблизилась вместе с ним к встречающим.
— Здравствуй, Наташенька, - кивнула Марийка. – Привет, Митя.
— Привет, тетя Маша! – живо откликнулся сын. – Я поживу у тебя недельку, ладно? Баловаться я не буду, но иногда меня надо приструнить. Я же ребенок. А это твой сын?
Марийка, казалось, оторопела. Таша переглянулась с Даном – на лице его застыла легкая насмешка. Казалось, он, как и сама Таша, испытывает сейчас чувство гордости за мальчика.
— Ну и ну, молодой человек, - покачала Марийка головой. – Совсем тетку ошеломили. Да, это мой сын. Арсений.
Хитро оглянувшись на мать, Митя подошел к брату и, протянув руку, погладил его по голове. Арсений тут же разревелся, испугавшись и незнакомого мальчика, и его быстрого движения. Митя не понял, что произошло, но на всякий случай отступил к матери.
Даниил засмеялся.
— Мой принц, это же братик, которого ты так ждал, - сказал он сыну, присаживаясь перед ним на корточки. – Чего ревем-то?
— Он меня тронул! – отозвалось дитя, тем не менее, сразу прекратив рыдать.
— Он тебя погладил, а ты в слезы. Эх ты, храбрый портняжка!
— Я ему сделал больно, мам? – спросил Митя, дернув Ташу за юбку.
— Ну что ты, милый, ты просто его напугал. Он же маленький еще.
Митя задумался. Потом осторожно приблизился к мальчику, и уже медленно протянул руку и погладил его по голове. Трое взрослых молча наблюдали за сценой.
— Меня зовут Митя. Мы будем с тобой играть? У меня есть смешарики и чудик.
Арсений помолчал. Смешарики были ему знакомы, но о чудике он явно слышал впервые.
— А что такое чудик? – наконец, спросил он.
— Это такая штука, из которой разные чудеса получаются, - объяснил сын.
— Страшные? – сунув палец в рот, спросил Арсений.
— Иногда страшные, - признался Митя. – Но я их тогда сразу ломаю и  делаю новых.
— Ну, кажется, дело пошло на лад, - подытожил Дан, глядя на Ташу. – Тебе не пора? Во сколько самолет?
Таша, спохватившись, глянула на время. Регистрация уже началась, а до Внуково ехать и ехать. Наспех обняв сына, она села в машину. Дан ударил по газам, и они выехали со двора уже на второй скорости.

— Мне кажется, или ты похудела? – сварливым голосом спросила мать, когда время объятий и расспросов о жизни кончилось. – Моришь себя голодом или материнство не позволяет нормально есть и спать?
— Не морю, - покачала Таша головой. – Возраст, наверное, сказывается. А вот ты совсем осунулась. Мам, тебе точно нельзя со мной поехать? Я бы тебя у нас в клинику хорошую положила, ухаживала бы за тобой.
— Я здесь родилась, здесь и умру, - сказала мать холодно. – Я понимаю, что старуха тебе в тягость, что там поклонники и ребенок чужой, но ты уж потерпи, ладно? Немного мне осталось.
Таша сжалась на уголке стула.
— Ну зачем ты так? Ты ведь не знаешь Митю.
— И не хочу. Иди, обустраивайся, мне спать нужно уже. Устала.
Таша вышла от матери, как оплеванная. Добралась до дома, бросила вещи в своей бывшей комнате, легла, не раздеваясь, на кровать. Доктора не утешили. Как минимум десять дней строгого постельного режима, потом двадцать один день в палате кардиологии, «а потом посмотрим». Вот это «посмотрим» убивало. Она не могла постоянно курсировать между Ростовом-на-Дону и Наро-Фоминском – слишком дорого это выходило, а авиаперелет в острой стадии сердечнососудистых заболеваний был противопоказан. Оставалось только ждать. И она под страхом смерти не могла бы сказать, чего ждала.
Таша хотела ночевать в палате матери, но та категорически отказалась. Выпила принесенный сок, поела кашу, высказав свое «фи» по поводу качества больничной еды.
— Нечего тебе здесь делать. Не умираю я, точно уже. Так что иди домой, спи там. И не кури, ради Бога, на крыльце, мне уже все уши прожужжали. Как проститутка, ей-богу.
Вечером Таша позвонила Дану. Дети играли в комнате Арсения, и, кажется, совсем сдружились. Митя крикнул в трубку: «Я люблю тебя, мам!» и убежал к новому другу. Таша закончила разговор с чувством легкой обиды. Но заставила себя порадоваться: гораздо хуже, если бы мальчики враждовали. А так сын даже и не заметит ее отсутствия. Она зарылась под одеяло и