смешных историй!
Вакула. Так тебе весело с ними?
Оксана. Да уж веселее, чем с тобою. А! кто то стукнул; верно, дивчата с парубками.
Вакула. (в сторону) Чего мне больше ждать? Она издевается надо мною. Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж так, не достанется, по крайней мере, другому посмеяться надо мною. Пусть только я наверное замечу, кто ей нравится более моего; я отучу…
С шумом входят девушки, окружили Оксану. Вакула отошел в сторону. Все девушки весело смеются.
Оксана. Э, Одарка! У тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! и с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя есть такой человек, который все тебе покупает; а мне некому достать такие славные черевики.
Вакула. Не тужи, моя ненаглядная Оксана! Я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит.
Оксана. (надменно) Ты? Посмотрю я, где ты достанешь черевики, которые могла бы я надеть на свою ногу. Разве принесешь те самые, которые носит царица.
1-ая девушка. Видишь, какие захотела! (все смеются)
Оксана. (гордо) Да, будьте все вы свидетельницы: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж.
Все со смехом идут. Вакула идет за ними.
Вакула. Смейся, смейся! Я сам смеюсь над собою! Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, – ну, бог с ней! будто только на всем свете одна Оксана. Слава богу, девчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана? с нее никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет, полно, пора перестать дурачиться.
Уходят.
Картина 17.
Выходят Солоха и Черт. Черт вьется вокруг Солохи.
Черт. Ох, пани Солоха…
Солоха. Что, чертушка, что?
Черт. Вы такая, пани Солоха, такая…
Солоха. Да какая же, чертушка?
Черт. Ох, пани Солоха, и слов не можно найти, какая вы…
Черт подходит к Солохе. Солоха благосклонно его хочет обнять. Стук в дверь.
Солоха. Кому бы это?
Черт. Спрячь меня, пани Солоха! Спрячь быстрее!
Солоха. Да куда же я тебя дену?
Черт. Не знаю, пани Солоха, только знаю, что надобно спрятать!
Солоха. Ты – черт! Вот и сгинь куда-нибудь!
Черт некоторое время крутиться как ужаленный, затем залезает в мешок. Солоха впускает Голову.
Голова. Мира твоему дому, Солоха!
Солоха. Здравствуй, пан Голова! Как хорошо что вы почли меня своим присутствием! (подает Голове водки)
Голова. (выпил водки) Благодарствуйте! Пошел было я к дьяку – посмотреть его новую хату. Но тут поднялась такая метель, что невозможно было отличить небо от земли. Ну я и подумал, что к дьяку я всегда успею и решил я зайти к тебе, Солоха и посумерничать с тобой вдвоем!
Солоха. Пан Голова, это вы очень правильно сделали!
Солоха подходит с улыбкой к Голове нарочно выставив грудь вперед. Голова, поглаживая усы, довольно смотрит на Солоху. Стук в дверь. Оба замерли.
Дьяк. (из-за кулис) Уважаемая Солоха! Прошу впустить лицо божеского назначения для нарушения вашего уединения!
Голова. Спрячь меня куда нибудь. Мне не хочется теперь встретиться с дьяком.
Солоха хватает мешок и надевает его на Голову. Входит Дьяк.
Дьяк. Я прождал целый день, что кто-нибудь придет похвалить мою новую хату, но видно, важные и срочные дела не дали возможности селянам засвидетельствовать почтение лицу божеского назначения. Я вышел на улицу, а там сплошная метель, но я нисколько не испугался, так было велико стремление увидеть вас, великолепная Солоха!
Солоха. Ну уж вы и скажете, Осип Никифорович!
Дьяк. (дотрагивается пальцами до руки Солохи) А что это у вас, великолепная Солоха? (отскочил назад)
Солоха. Как что? Рука, Осип Никифорович!
Дьяк. Гм! рука! хе! хе! хе! (обошел, осматривая, Солоху, затем дотронулся пальцем до шеи) А это что у вас, дражайшая Солоха? (отскочил назад)
Солоха. Будто не видите, Осип Никифорович! Шея, а на шее монисто.
Дьяк. Гм! на шее монисто! хе! хе! хе! (обошел, осматривая, Солоху, затем протянул в сторону Солохи палец) А это что у вас, несравненная Солоха?.. – Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба.
Стук в дверь. Оба замерли.
Чуб. (из-за кулис, громко) Эй, Солоха! А ну отворяй двери, а то я тут замерз, как собака!
Дьяк. Ах, боже мой, стороннее лицо! Что теперь, если застанут особу моего звания?.. Дойдет до отца Кондрата!.. Ради бога, добродетельная Солоха, (дрожит) Ваша доброта, как говорит писание Луки глава трина… трин… Стучатся, ей богу, стучатся! Ох, спрячьте меня куда нибудь!
Солоха хватает мешок, Дьяк проворно залезает в него. Входит Чуб.
Чуб. Здравствуй, Солоха! Ты, может быть, не ожидала меня, а? правда, не ожидала? может быть, я помешал?.. Может быть, вы тут забавлялись с кем нибудь?.. может быть, ты кого нибудь спрятала уже, а? Ну, Солоха, дай теперь выпить водки. Я думаю, у меня горло замерзло от проклятого морозу. Послал же бог такую ночь перед рождеством! Как схватилась, слышишь, Солоха, как схватилась… эк окостенели руки: не расстегну кожуха! как схватилась вьюга…
Стук в дверь. Оба замерли.
Вакула. (громко) Отвори!
Чуб. Стучит кто то.
Вакула. (еще громче и требовательнее, стучит) Отвори!
Чуб. (испуганно) Это кузнец! Слышишь, Солоха, куда хочешь девай меня; я ни за что на свете не захочу показаться этому выродку проклятому, чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обоими глазами по пузырю в копну величиною!
Солоха хватает мешок, где уже сидит Дьяк. Чуб залезает в мешок поверх Дьяка. Входит Вакула. Солоха отходит в сторону. Вакула постоял немного, затем уныло сел на лавку. В дверь еще постучали, Солоха вышла. Через некоторое время Вакула обратил внимание на мешки. Подошел и стал собирать их.
Вакула. Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? Не хочу думать о ней; а все думается, и, как нарочно, о ней одной только. Отчего это так, что дума против воли лезет в голову? Кой черт, мешки стали как будто тяжелее прежнего! Тут, верно, положено еще что нибудь, кроме угля. Дурень я! и позабыл, что теперь мне все кажется тяжелее. Прежде, бывало, я мог согнуть и разогнуть в одной руке медный пятак и лошадиную подкову; а теперь мешков с углем не подыму. Скоро буду от ветра валиться. (вскричал) Нет, что я за баба! Не дам никому смеяться над собою! Хоть десять таких мешков, все подыму. (хватает два мешка, замечает третий) Взять и этот, (берет третий мешок) Тут, кажется, я положил струмент свой. (выходит, поет)
Менi с жiнкой не возиться…
Навстречу Вакуле выходит ватага девушек вместе с Оксаной. Вакула останавливается и бросает мешки.
Вакула. (в сторону) Так, это она! стоит, как царица, и блестит черными очами! Ей рассказывает что то видный парубок; верно, забавное, потому что она смеется. Но она всегда смеется.
Оксана. (замечает Вакулу) А, Вакула, ты тут! здравствуй! (весело, с усмешкой) Ну, много наколядовал? Э, какой маленький мешок! А черевики, которые носит царица, достал? достань черевики, выйду замуж!
Вакула. (через паузу, в сторону) Нет, не могу; нет сил больше… Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали! (решительно подходит к Оксане) Прощай, Оксана! Ищи себе какого хочешь жениха, дурачь кого хочешь; а меня не увидишь уже больше на этом свете.
Оксана вопросительно смотрит на Вакулу, тот хочет что-то сказать, но машет рукой и уходит с одним мешком за плечами.
Парубки. Куда, Вакула?
Вакула. (уходя) Прощайте, братцы! Даст бог, увидимся на том свете; а на этом уже не гулять нам вместе. Прощайте, не поминайте лихом!
Парубки. Он повредился!
Все уходят.
Картина 18.
Выходит понурый Вакула.
Вакула. Куда я, в самом деле, бегу? как будто уже все пропало. Попробую еще средство: пойду к запорожцу Пузатому Пацюку. Он, говорят, знает всех чертей и все сделает, что захочет. Пойду, ведь душе все же придется пропадать!
Идет через всю сцену. На другой стороне сидит Пацюк и ест.
Вакула. (подходя к Пацюку и кланяясь) Я к твоей милости пришел, Пацюк! (снова кланяется, Пацюк не обращает на него внимания) Ты, говорят, не во гнев будь сказано…я веду об этом речь не для того, чтобы тебе нанесть какую обиду, – приходишься немного сродни черту. (Пацюк продолжает есть, не обращая внимания на Вакулу) К тебе пришел, Пацюк, дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что будет, то будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? как мне быть?
Пацюк. (не поднимая головы) Когда нужно черта, то и ступай к черту!
Вакула. (кланяясь) Для того то я и пришел к тебе, кроме тебя, думаю, никто на свете не знает к нему дороги. (Пацюк продолжает есть, не обращая внимания на Вакулу) Сделай милость, человек добрый, не откажи! Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть к нему на дорогу?
Пацюк. (не поднимая головы, равнодушно) Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами.
Пацюк доедает и уходит. Вакула в раздумье ставит мешок на землю. Из мешка выскакивает Черт.
Черт. Это я – твой друг, все сделаю для товарища и друга! Денег дам сколько хочешь. Оксана будет сегодня же наша.
Вакула. Изволь, за такую цену готов быть твоим!
Черт. (радостно) Ну, Вакула! ты знаешь, что без контракта ничего не делают.
Вакула. Я готов! У вас, я слышал, расписываются кровью; постой же, я достану в кармане гвоздь! (хватает Черта за хвост)
Черт. (пытается вырваться) Вишь, какой шутник! Ну, полно, довольно уже шалить!
Вакула. Постой, голубчик! а вот это как тебе покажется? (делает крестное знамение, Черт притих) Постой же, будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных христиан! (поднимает руку для крестного знамения)
Черт. (жалобно) Помилуй, Вакула! все что для тебя нужно, все сделаю, отпусти только душу на покаяние: не клади на меня страшного креста!
Вакула. А, вот каким голосом запел, немец проклятый! Теперь я знаю, что делать. Вези меня сей же час на себе, слышишь, неси, как птица!
Черт. Куда?
Вакула. В Петембург, прямо к царице!
Оба убегают.
Картина 18.
Выходят изрядно выпимшие Кум и Ткач. Видят мешки
Кум. Вишь, какие мешки кто то бросил на дороге! Полезло же кому то счастие наколядовать столько всякой всячины! Экие страшные мешки!
Ткач. Мешки? а с чем мешки, с книшами или паляницами ?
Кум. Да, думаю, всего есть.
Ткач. Положим, что они набиты гречаниками да коржами, и то добре. Хотя бы были тут одни паляницы, и то в шмак: жидовка за каждую паляницу дает осьмуху водки.
Кум. Утащить скорее, чтобы кто ни увидел.
Кум и Ткач берут один мешок.
Ткач. Куда ж мы понесем его? в шинок?
Кум. Оно бы и я так думал, чтобы в шинок; но ведь проклятая жидовка не поверит, подумает еще, что где нибудь украли; к тому же я только что из шинка. – Мы отнесем его в мою хату. Нам никто не помешает: жинки нет дома.
Ткач. Да точно ли нет дома?
Кум. Слава богу, мы не совсем еще без ума, черт ли бы принес меня туда, где она. Она, думаю, протаскается с бабами до света.
Несут мешок. Выбегает Жена Кума.
Жена Кума. Кто там?
Кум и Ткач сразу встают и загораживают собой мешок.
Ткач. Вот тебе на! – произнес ткач, опустя руки.
Жена Кума. Вот это хорошо! (сразу увидев мешок) Это хорошо, что наколядовали столько! Вот так всегда делают добрые люди; только нет, я
