впереди идёт. Другие зайдут в деревню, кабанчика им давай, или телка, если кто из хозяев засопротивляется, тут же пригрозят, а то и кнутами врежут, чтоб значит, знал место. Кому понравится? Потом через пару дней, когда уйдут из села, пуля вдогон летит, попробуй, узнай, кто стрельнул, если обиженных в каждой деревне полно. А тут спустились как с неба, никто не знал нас, мы никого не знали, командир нашёл старосту, представился ему как положено, с поклоном, объяснил наше положение, показал на раненых бойцов, тот покряхтел для порядку в седую бороду, да крикнул своим бабёнкам, чтоб за дело взялись. Тут же кинулись они команду выполнять, воду в бани таскать, на уличных печах еду готовить. Бегают возле нас, платочками прикрываются, а сами глазёнками то, зырк, да зырк, на бойцов. Совсем ошалели, от такого количества молодых мужиков. Одна приглянулась мне, такая сноровистая! Мимо меня раза три, промелькнула. Я и обратил на неё внимание. Волосы чёрные, глаза чёрные, как уголья, сама смуглая, коса длинная, ниже пояса, вся из себя ладная. Впервые за эти годы задумался о семейной жизни. Война к концу подходила, а у меня хозяйки в доме нет. Пришло видать и мне, время, угол свой заводить. В селе нашлась бабка сведущая в ранах, подошла к раненым, поохала, вместе с ними, да и повела к себе в дом. Ну а мы, кто, куда пошли на постой пристраиваться. Как я оказался в её доме, сам понять не могу. Вроде не выбирал, а ноги сами пошли в нужном направлении. Зашел в дом, притулился к косяку и стою. Хозяина не было, одна старая уже жёнка, как я понял мать этой чёрненькой. Молодая то, как глянет, у меня и ноги ватные стали. Пригласили на лавку сесть, хозяйка говорит,
- Садись, в ногах то правды нет. -
Повесил я на крючок возле двери шашку свою, карабин в угол поставил, присел, а она спрашивает
- Перекусишь с дороги, али баньку подождёшь?-
- Хотел сказать погожу, а у меня слова из горла не идут, только головой мотнул как лошадь.-
-Зовут то, как тебя?-
-Савелий. -
С трудом, через перехваченное горло выдавил я.
Тогда она говорит дочери:
– Оксана, поди, одежонку то Зиновия принеси Савелию, как раз его рост, пусть после бани чистую оденет.-
Та крутнув подолом, умчалась в чулан, чуть двери с петель не снесла.
Хозяйка встала перед образом богородицы, взялась читать молитву. Что она читала, я не понял, но вроде как имя моё в молитве той помянула.
Прочитав молитву, села напротив, глянула в лицо и говорит.
– Евдокия Арсентьевна меня зовут. Дай, я в твои глаза загляну, посмотрю, с чем ты идёшь по этой грешной жизни. Какие мысли в твоей голове, много ли людей загубил, рассказывай кто таков, кто твои родители, из каких краёв к нам явился? Говори правду, врать будешь, сразу узнаю.-
А у меня кровь в голову ударила, чувствую, лицо горит, под бородой то не видно. Но всё равно, говорить не могу. Никто ещё ко мне так не обращался. Видит она, что у меня все слова в горле встали.
- Что, страх обуял? Видать много крови на тебе, что язык занемел.-
Сама сидит передо мной, руку в подбородок упёрла, глаз с меня не сводит. Лицо у неё смуглое, глаза тоже чёрные как у Оксаны и строгие, руки морщинистые, видно, что к труду крестьянскому привычные. Оксана с одежонкой вернулась, положила на стол, сама рядом с матерью села, тоже на меня стала смотреть. Перевожу взгляд, то на одну, то на другую, глаза то не отличаются и лица одинаковые, только у Оксаны совсем молодое и озорное, а у матери то уже постаревшее, жизнь повидавшее морщинки под глазами и грустное, какое - то озабоченное. Успокоился немного, вздохнул глубоко, как будто пар выпустил. Всю свою жизнь им рассказал, словно родне какой, ничего не утаивая. Про своих родителей, которые приехали ещё в молодости из пензенской губернии, как обосновались, в Сретенске отец кузницу завёл, он хорошим специалистом по железу был, лошадей ковал, телеги делал, сельхоз инвентарь для селян, его ножи охотничьи по всей округе славились. Без работы не сидел. Село то в достатке жило. Спрос на его работу хороший был. Потом железную дорогу построили, отца туда пригласили кузнецом работать. Так что трудностей в жизни особых у нас не было. Дом новый поставили, семья расти стала, кроме меня, у нас ещё четверо, две сестры да два брата я пятый. А тут революция. Похватались все за оружие друг против друга и началась бойня. А когда мне время пришло определяться в кого стрелять, долго не думал, к красным пошёл. С тех пор, воюю.
Дверь хлопнула, в дом забежал вестовой от командира, поздоровался с хозяевами, а меня на улицу позвал.
- Ты Савелий уши держи востро, от поста посыльный пришёл, банда то никуда не ушла, в пяти верстах от села днёвку устроили. Как бы чего не удумали. Возьмут да грянут внезапно. Если что, место с твоим взводом на западной окраине, возле тропы, пока не стемнело, приглядись, тебе там с Никоном быть, вместе сходите. Командир наказал, чтоб не спали, как стемнеет, позицию занимайте. За лошадями коноводы присмотрят, они на выпасе за селом будут. Хозяевам скажешь, что я тебя на пост определил.-
Тут Оксана вышла, пошла баню проверить. Нос то задрала в небо, под ноги не смотрит, как же, два молодых мужика рядом стоят, запнулась об обронённое полено, только успел я подхватить её, тело крепкое, мускулистое прикрытое тонкой льняной рубашкой трепетнулось в моих руках, жаром меня опалило. Вырвалась она, у самой смешинки в глазах. Бегом побежала дальше.
Бани то раньше чёрные были, посредине рубленой избушки с предбанником открытый очаг, на треноге котёл с водой висел, очаг камнями обложен. В стенах под самым потолком в брёвнах дыры вырублены, чтоб дым выходил.
Очаг разжигали, горит он посредине этой небольшой избы, дыму полная баня, чуть прозевал, как начнёт шаять, тут до пожара недалеко. Вот и бегали, проверяли через короткое время. Где зашаяли брёвна, водой заливали. Пока баня натопится, весь в саже. Потом дыры мхом затыкали, давали бане выстояться, чтоб угар вышел, мыли полог веником с золой, потом только самим мыться можно было. Оксана бегала проверять, не загорелось ли где. Потому бани строили поближе к реке, и подальше от жилья. Сейчас такие не строят. –
Уточнил Савелий Макарыч и продолжил.
-Я с вестовым пошёл, надо было Никона найти. Никон, мой друг детства, мы с ним с самого начала вместе воевали, раньше на одной улице жили, в тайгу на охоту ходили, где надо спина к спине становились, чтоб от недругов отбиться. Надёжный товарищ был. В войну погиб. Никона нашёл в центре села, он в доме старосты определился. Позвал его, и говорю ему о поставленной задаче. Тот, молча, пошёл вместе со мной на западную окраину. Осмотрели местность, выбрали позицию, сказал я ему про Оксану. А он смеётся, мол, быстро ты голову потерял, подолом девчонка крутанула перед тобой и готов.
-Может ты, жениться уже собрался?-
- Не знаю, но, наверное, не откажусь. Больно уж ладная она, сразу в сердце запала. А мать то такая строгая, как глянула на меня, я ей про себя всё как на исповеди рассказал. Даже тебя помянул, что ты друг мой с детства. –
- Ладно, Савелий, потом о девицах будем думать. Пошли, а то обратит кто внимание на нас, разные люди в селе живут. Может, кто с бандой связь имеет.
Мы, прошли через село, каждый к своему дому. Тут как раз Оксана из бани вышла, видать полог мыла, увидела меня, засмущалась, обратно в баню заскочила, слышу, как засов на входной двери задвинула. Ну а мне - то вроде дела нет, прошёл мимо, в дом зашёл, Евдокия Арсеньевна с ухватом стряпню в печь направила. Оглянулась на меня.
-Оксана у меня единственная, смотри мне, ежели обидишь, бога не побоюсь.-
И ухват мне показала
- Да что вы Евдокия Арсеньевна у меня в мыслях такого нет, приглянулась мне ваша дочь, но я честное слово даю, не обижу её. –
-Ладно, собирайся в баню, чать готова уже. Одежду там оставишь, после постирает Оксана. Зиновия одёжку пока оденешь –
Зиновий то кто? – спросил я.
Да не бойся, не покойник. Три года как ушёл в Сретенск, дорогу домой найти не может. Люди видят его, то там передают, видели, то в другом месте, не знаю, что его держит в тех местах. Больно уж жадный он до денег. Не в нас пошёл, видать в отца покойного, брата моего мужа. Тот тоже жадный был, так и сгинул в тайге, лет десять уж ни слуху, ни духу. Всё золото, искал. Может он по отцовским следам золото ищет.
- Какое золото? Самородки что ли? –
- Да какие самородки? Может, слышал от стариков, лет сорок назад, конвой с золотом пропал, вот его отец от кого - то узнал, что их обвалом на берегу Шилки завалило, Шилка река коварная, дожди в горах пройдут, тут же из ручейка в бурную реку превращается. Мужики сказывали, встали казаки на ночь, возле берега, а в горах дождь прошёл, река разлилась, возле кручи они оказались, кручу эту водой подмыло, там их всех завалило обрушившимся берегом. Всех разом, вместе с конями. Павел, брат моего покойного мужа Андрея, всё разбогатеть мечтал, где то услыхал эту историю, собрал таких же оборванцев навроде себя, они, как только снег сойдёт, по берегам Шилки всё лето лазили, разыскивали это место. Лет пять кряду, люди землю пахать, рожь сеять, а они на Шилку, берега рыть. Зиновий тогда ещё малой был, да видать увлёк его покойничек своими рассказами, вот он и пошёл по следам отца, как степлится, с дружками на Шилку. В последние три года на зиму не стал возвращаться. Раньше - то приходил, сено свезёт, дров заготовит, и то помощь была. Теперь - мы с Оксаной вдвоём управляемся. Зиновию пять лет было, когда мать у него в тайге деревом придавило, не мучилась, сразу померла. Царствие ей небесное. С тех пор Зиновий с нами жил, пока отец его золото искал.
- А муж ваш где? –
На охоте пропал, семь лет как нету, у нас в тайге зимовье есть, вёрст пятнадцать от села, ушёл туда, двух собак взял, припасу до рождества, к рождеству не вернулся. Ходили мужики, я вместе с ними ходила. Пришли, припас не распакован, всё в избушке возле двери лежит, ружьё на штыре висит, ан ни собак, ни самого. Вокруг чистый снег, даже следов не было. По весне ещё раз ходили, никаких следов не нашли. Так и остались одни, я с Оксаной да Зиновий. Зиновий как подрос, тоже ушёл, всё хотел это золото найти, обещался нас богатыми сделать.
-Да ты не сиди, -
Напустилась она на меня,
- Выпытывает он наши семейные тайны, вот родственник нашёлся, а я дура старая, разболталась. Бери одежонку, иди в баню, стопилась уже, ножницы тебе приготовила, бороду то подровняй, а то на разбойника похож. Оксане скажешь, пусть воды прихватит, чтоб самовар заправить. Я поднялся с лавки, взял карабин, одежонку, ножницы, к двери пошёл. Евдокия Арсеньевна мне в след
- Ружьё то оставь, у нас воров нет-
Я обернулся и говорю,
- Вы меня извините, Евдокия Арсеньевна, это не ружьё, а моё личное оружие, оставлять мне его никак нельзя. –
- Что же ты, спать с ним будешь? –
Спрашивает она, а у самой смешинки в глазах, как у Оксаны.
- Так надо будет и спать лягу, служба у нас такая.-
- Ну ладно, иди, воин. Не забудь Оксане про воду сказать. –
- Вот так я познакомился со своей будущей тёщей. Понравилась она мне. Строгая, но видно, что не суровая, похожая на мою мать. Несмотря на её видимою строгость, добрая и заботливая. Ножницы с зеркальцем мне приготовила, сам то - я не догадался бы попросить. –
Савелий Макарович прервал
