правильно. Деньги нужны".
Принял душ, почти час выстаивая под прохладными, слабенькими струями пахнущей тиной и многолетней ржавчиной воды, которая из смесителя текла сразу во все стороны, частично выливаясь и в шланг.
Вытерся махровым, белым с красными драконами, полотенцем.
На сон грядущий - долго стоял у открытого окна и курил, сбрасывая пепел на качающиеся под серым потоком небесной воды банановые листья.
А потом лёг в постель.
Он думал, что ночь будет бессонной, как и прошлые две.
Но - почти сразу уснул.
И снилось ему...
Вениамин посмотрел на часы.
"Уважаемые дамы и господа, прибытие рейса номер пять-два-четыре из Москвы в аэропорт Нарака задерживается..."
- Вот этого мне и не хватало!
"...на три часа. Информация о прибытии..."
- Нет, вот только этого мне и не хватало! Именно этого!
"...передана дополнительно. Данные на табло обновляются..."
Вениамин часто-часто заморгал, почувствовав сначала лёгкое жжение, а потом и сильную резь в уголках глаз от затёкшего на края век липкого, словно кислота обжигающего кожу и слизистые пота.
- Этого...
Вот только не надо сейчас тереть уголки глаз. Это ошибка, большая ошибка.
И очки не снимать. Чтобы не было искушения притронуться грязными, покрытыми пылью пальцами к ноющим глазам.
"Чёрт, когда же они отрегулируют кондиционеры! На туристах экономят, на пассажирах, на кормильцах и этих... как их... поильцах..."
Мысли совсем спутались.
"Три часа..."
Толкавший доверху гружёную синими пластиковыми чемоданами тележку толстяк в красной, обвисшей, тёмными потовыми пятнами покрытой футболке пытался объехать его...
- Ну ты, это! - и Вениамин погрозил ему пальцем.
...не справился и скрипучая аэропортовая тележка краем задела его.
- Сорри, - пробурчал толстяк, поправляя съехавший набок чемодан, что с трудом умещён был им на самый верх багажной пирамиды.
- Ты, это...
Впрочем, от жары, огорчения и общего бессилия ругаться не хотелось.
- Я тут шефа жду, встречаю... Не просто так! А ты вот...
И он ещё раз погрозил толстяку. На этот раз - кулаком.
- Аполоджайз, - пробормотал толстяк.
Поспешно поправил футболку, некстати задравшуюся и предательски открывшую постороннему и совсем недружественному взгляду изрядно заросший тёмными волосами, колышушийся от волнения и непривычного физического напряжения живот.
И насколько мог быстро пошёл прочь, с усилием толкая тележку, и оглядываясь испуганно на грозившего ему кулаком мрачного господина в белом, не по куротному строгом, на все пуговицы застёгнутом костюме и тёмных, элегантно-гангстерских очках.
- А тебе такой аполоджайз покажу! - прошипел ему вслед Вениамин. - Век не забудешь!
Похлопал ладонью по брюкам. Осмотрел их внимательно. Убедился в том, грязная тележка каким-то чудом следа на них не оставила.
И успокоился, отмякнув сердцем, и на время (секунд на пять) забыв даже о надоедливой рези в глазах.
Подошёл к серебристой колонне кондиционера. Щекою прижался к перфорированной поверхности металла.
"Хорошо!"
Приятно-леденящий воздух мягко погладил кожу.
Вениамин замычал и блаженно зажмурился.
"Хорошо-то как!"
Он стоял так, прижавшись к ледяной колонне, минут десять, не в силах оторваться от спасительной прохлады, и даже от избытка чувств периодически обнимал её, по-кошачьи мягко поводя щекой по перфорированной поверхности металла.
Потом открыл глаза, испуганной и ошарашенно захлопал веками и прошептал хрипло:
- Букет! Мама дорогая! Для Ирины, для супруги... Не простит шеф, он же бюджет на встречу выделил! Господи...
- Мистер, упаковка багажа! - певуче потянул на ломаном английском вставший рядом с ним смуглый паренёк в цветастой тамильской юбке. - Донесу недорого! Аэропорт, мистер! Терминал А! Терминал Б!
- Отвали, негодный! - прошипел Вениамин и со всех ног кинулся к выходу из здания аэропорта, расталкивая сонно бредущих ему навстречу пасажиров.
Достав на ходу мобильный, он набрал номер водителя и в паузах между судорожными вдохами выкрикнул:
- Это я. Где? На парковке? Не уехал? Здесь? Стой, я сейчас!
Остановился на секунду и, переведя дыхание, произнёс:
- Цветы забыли. Букет. Жене генерального.
"И хорошо, что рейс задерживается" подумал Вениамин.
Тем утром он проснулся необычно рано, в половине девятого.
Необычно.
Он привык уже к неспешному, замедленному до крайности течению жизни в этом маленьком курортном городке. Привык к тому, что в этих разморенных вечным солнцем местах минуты из древнего сосуда времени стекают медленной, тягучей патокой, так что и самым ленивым взглядом можно отследить размеренное, долгое, усыпляющее движение их.
Привык (и быстро привык) он к тому, что никуда не надо здесь спешить. Стремиться. Бежать.
Нечего ждать. И желать уже ничего.
Всё уже есть. И всё - было. А будет...
Только ещё одно утро. И ещё один день. И ещё один жаркий полдень. И ещё один душный вечер.
Ну, разве что... Вечер - с грозой. А полдень - не на пляже, а в городском парке.
Патока времени останется всё такой же густой. И медленным будет течение её.
Ровным и вечным.
И потому научился он поздно вставать. Чем позже встаёшь - тем меньше надо прожить. После полудня остаётся маленький, совсем маленький кусочек дня.
Его несложно как-нибудь...
Но в тот день проснулся он рано. Необычно рано. В половине девятого.
Первое, что он увидел: красные цифры на электронном табло будильника.
Восемь часов тридцать две минуты.
Жар от деревянных панелей.
Дверь комнаты выходила в галерею с восточной стороны. Своды и арки галереи не спасали от утреннего солнца, не закрывали от него.
Солнце быстро нагревало крашеную дешёвым коричневым лаком дверь и дверные панели, раскаляясь и стремительно выгорая, ежеутренне изгибались под действием жара, с каждым днём всё более и более оступая от дверного косяка, и в расширяющуюся щель проникал поток жаркого, густо замешанного на пыли и мучнисто-белом песке тяжёлого воздуха.
И вместе с ним сквозь щель проходил ослепительный свет.
Свет нового дня.
И в свете этом увидел он...
- Останови машину!
Она похлопала водителя по плечу.
- Как его зовут?
- Викрам, - подсказал Вениамин и испуганно покосился на нахмурившегося шефа.
- Викрамчик, останови! - крикнула Ирина. - Stop here! Ну давай же, тормози!
Викрам послушно надавил на педаль тормоза, остановившись прямо посреди дороги.
- Это же он! Он! - радостно воскликнула Ирина и захлопала в ладоши.
- Кто? - недовольно пробурчал муж.
- Писатель! - не унималась супруга. - Известный писатель! Боже мой, я же его только на презентациях видела, мельком, буквально... Михаил Искандеров! Он здесь!
Алексей пожевал верхнюю губу и хмыкнул недовольно.
- Ты даёшь! Нашла чему радоваться! Кому, вернее... Подумаешь, писатель. Голытьба эти писатели. Дешёвка! Трепло из сферы развлечений. Да за штуку баксов у меня любой писатель "Мурку" петь научится.
- Этот не научится! - решительно возразила Ирина. - И хватит дикаря новорусского из себя изображать. Эта мода давно прошла, к тому же тебе это не идёт. А он...
Викрам беспокойно закрутил головой.
Искандеров, купив у уличного торговца листовой табак, вышел было на середину улицы - и неожиданно замер, остановившись шагах в трёх от их машины.
- Он заметил! - восторженно прошептала Ирина.
- И фамилия у него странная, - продолжал прежнюю песню Алексей. - И штаны потёртые... Ириша, ну веди ты себя прилично! Хватит глазеть! Ты пальцем ещё покажи!
- Обязательно, - ответила супруга.
И, открыв дверь, кинулась к писателю.
- А я вас узнала! Михаил... ой... отчество...
- Львович, - подсказал писатель.
"Были времена, когда меня эта фраза раздражала" подумал Михаил. "Ой, я вас узнала, вас по ящику показывали!.. Да, прямо поп-звезда, мать их всех за одно место! А теперь - ничего. Даже нравится. Есть ещё чудаки, которые меня помнят".
- Во даёт! - негодующе заявил Алексей и пальцами сдавил мягкую кожу сиденья. - Вот что творит? А? Воспитание ведь, из интеллигентной семьи!
Вениамин пожал плечами и надел снятые им было в машине очки.
"У богатых причуд хватает" подумал он.
Но вслух, понятно, ничего не сказал.
- До дома добраться не успели!.. Писателя, видите ли, встретила! У мужа и так нервы на пределе!
И Алексей в сердцах швырнул в заднее стекло автомобиля самолично купленный Вениамином за два часа до этого роскошный букет из двенадцати орхидей благородной леопардовой расцветки.
Два жёлтых лепестка, оторвавшись, упали на сиденье.
"Двести баксов, если по утреннему курсу считать" подумал сидевший на передней пассажирском кресле Вениамин, по шуршанию и звуку шлепка определивший, что именно сделал с подарком разозлённый босс.
Вениамин так и не решился повернуть голову.
В такой ситуации встречаться глазами с боссом просто опасно.
"Напрасно она его разозлила, напрасно" подумал Вениамин. "А я им такой домик присмотрел! Игрушка! Три этажа, площадка для гольфа, и в престижном районе. А он теперь... Как бы сгоряча от аренды не отказался! Я ведь половину с отката уже получил..."
Вениамин испуганно поёжился, представив душераздирающую сцену возвращения денег риэлтору с последующим скандальным разрывом контракта, и с откровенной уже неприязнью посмотрел на этого невесть откуда свалившегося на несчастную его голову писателя.
- Тоже мне - классик! - охотно поддакнул он боссу. - Смотреть не на что!
Викрам, уловив настроение, надавил на клаксон.
Ирина повернулась к машине и помахала рукой.
- ...минуточку! Лёша, ты бы тоже подошёл, поздоровался...
Алексей опустил голову.
И смахнул лепестки с сиденья.
И в свете этом увидел он пред собой создание странное и нелепое.
Сонный взгляд не мог охватить всех черт этого создания, и в в послесонном тумане расплывалось поначалу лишь мутное, красно-жёлтое пятно.
Но постепенно, по мере пробуждения, контуры становились всё яснее и определённей, и вот увидел Михаил (потерев предварительно уголки век), что пришедшее незванно в гости существо видом напоминает толстого до крайности, обрюзшего и небритого мужика с ёжиком засаленных, неровно стриженных (похоже, как будто отчасти даже и выщипанных) тёмно-серых, с сединой, волос и одетого в красную футболку и кустарно крашенные, ядовитейшего оттенка канареечно-жёлтые шорты, пошитые, безусловно, самым креативным мастером Денпасавара.
Мастером-портным, явно творившим выкройки по внушению богини Кали, да к тому же предварительно накурившимся с помощью самодельного бульбулятора крепчайшей дурманящей смолки чараса.
Шорты эти мужик поправлял, с силой дёргая ткань, но разнодлинные брючины всё время собирались в складки, немилосердно, судя по всему, натирая кожу.
Потому сидел мужик в кресле...
"Моё кресло!" с нарастающим раздражением подумал Искандеров. "Да как он посмел! Я же творю! Творю, чёрт возьми, сидя вот на этом вот самом месте!"
...с видом страдальческим и насупленным.
"А, может, это просто фантом?" с надеждой подумал Михаил.
И тут же начал убеждать себя в обоснованности этого предположения.
"Ну да, фантом!
