Мост

                                                          Повесть

           
                                                                                               Военизированной охране
                                                                                                                                  посвящается.
 



                                                                       *1  
  -  Otto, nicht stöhnen, die Brücke wird von drei toten Frauen bewacht. Sie haben noch dryhal unter einem Busch, waren Jungs - die Pioniere auf die Brücke laufen und alle untersuchten. Der Zug fährt um Ivan Morgen. Also, viel Zeit und Minen-und Spaß haben mit den asiatischen. Haben Sie etwas dagegen? .. – расхохотался эсэсовский офицер, который замыкал небольшой отряд из девяти человек.

 Они подходили к устью широкой  реки.

 Первыми шли рядовые, вооруженные автоматами, одетые в обыкновенную немецкую форму, которые всю войну провоевали в саперных частях. Двигались они, осторожно всматриваясь, вслушиваясь в лесной мир вокруг себя. Но в карельской тайге было тихо, и тишину ее не заглушал даже шум проходящего в трех километрах, поезда – товарника.

                                                                       *2
 - Henry, diese russischen Frauen - sie sind Barbaren, und ich war nur interessiert, wie die Versuchstiere. Aber nicht mehr.
 - Otto, in unserer Situation war keine Wahl. Wir sind nicht in Europa, wo mehrere english Mark aus den Fersen von Paris Sch.

 В середине отряда шли двое финнов – бывшие из финского подразделения щюцкоровцев, которые после разгрома Красной армией под Петрозаводском примкнули к скрывавшимся в лесу эсэсовцам. У обоих на спине висели огромные сидоры с взрывчаткой.

 Дошли до лощинки, пересекли ее, стали подниматься на взгорье. Один из финнов качнулся, сошел с тропы и прислонился вещмешком к стволу молодой податливой березке. Над  головой – черные тучи мошки, тут же стали липнуть к его потному лицу…

 Мимо двигались остальные. Шаг за шагом, след в след. Шли медленно, что ему даже показалось, будто они подтягиваются плотнее и вот-вот усядутся на привал.

 Но это только показалось – привала не было.

                                                                  *3
- Benyam, mikä hätänä? – подошел к нему, его земляк.
 - Olen väsynyt. Vaikka nämä räjähteet selässään - yleensä maahan.
 - On vaikea tiedät ... me too ... Hitto natseja! .. Here's what Benyam: menossa halua näistä ... hiljaa pois. Riittää jo vuonna piilossa, run ...
 - Minne mennä hänelle Suomessa? Mikko, sinä siellä ketään odottamassa? Olen ketään.
 - Sinä kai Benyam, mitä emme pyzhimsya tehdä räjähteitä?
 - Luulen, että jotain räjäyttää venäläinen, - ответил он, тяжело трогаясь за остальными.
 - Bridge ... Oikealla rautatie. Siirrymme pitkin sen sillan. Goes sotilaallinen juna, mielestäni kanssa kotiutettujen sotilaiden Berliinissä. No, natsit päättivät hänen surullinen loppu suuri ilotulitus. On mentävä. Raja kaksisataa km täältä. Minä sinulle ja heitämme laukut ja meidän kauan etsiä.
 - Mikko, räjäyttää silta ja sitten ajatella sitä ... tiedät, että tulokset Venäjän, olen vielä.
 - Fool! .. Venäjän meille tämän jälkeen maanalainen syschut ja miten koirat lähti ihonsa. Ajattele pää - pridurak! .. – проворчал Микко, тяжело дыша ему в затылок.



                                                         *1 с немецкого.

 - Отто не стони, мост охраняют три дохлые женщины. Поезд с Иванами пойдет утром, так, что успеем и заминировать и поразвлечься азиатками. Как ты не против?

                                                          *2 с немецкого

 - Генри эти русские бабы – варвары и они меня интересуют только, как подопытные животные. Но не больше.
 - Отто, в нашем положении выбирать не приходиться. Мы не в Европе, где  за несколько  марок можно было снять дюжину парижских красоток.

                                                            *3 с финского

 - Беньям, что с тобой? Тяжело тебе. Мне тоже… Проклятые нацисты!.. Вот, что Беньям: уходить, нужно от этих… тихо уходить. Хватит, год уже скрываемся, бегаем…
 - Куда уходить, к себе в Финляндию? Микко, тебя там кто-нибудь ждет? Там не нужны будут, принесенные нами  вши.
 - Ты догадываешься Беньям, для чего мы несем взрывчатку?
 - Думаю,  хотят у русских что-то, кого-то взорвать.
 - Мост…  С права железная дорога. Мы идем вдоль нее к мосту. Пойдет какой-то военный эшелон,  с демобилизованными солдатами из Берлина. Так вот, нацисты надумали  в последний раз сделать огромный фейерверк. Нужно уходить. Граница в двухстах километрах от нас. Я тебе дам знать,  мы бросаем сидоры и нас пусть долго ищут.
 - Микко, взорвем мост, тогда и подумаем, ты знаешь, что счеты с русскими у меня еще имеются.
 - Дурачок!.. Русские нас после этого под землей сыщут и тогда, как у собак – поснимают шкуры. Уходить нужно сейчас. Думай головой – придурок!..

                                                                    ***



 Прошло не менее полчаса, как караул из трех молодых женщин вышли из узловой станции, двигаясь по шпалам, к железнодорожному мосту.  Догнав путейного обходчика –  паренька, на вид еще подростка, тут же присели на рельсы.

 - Как дела, Мишка? Как дорога? – спросила белокурая женщина, снимая с плеча автомат. Она была старшая, в должности – начальник караула.
 - Да вроде все в порядке, Зоя Максимовна.
 - Вижу, что оружия так вам и не выдали.
 - Пока не дают. Сказали, что сначала военную подготовку нужно пройти.
 - Вот как?! Ты же успел  партизанить в этих краях, если я не ошибаюсь?
 - Не ошибаетесь. Но, начальству виднее.
 - А что случилось на 37 пикете? – ввязываясь в разговор, спросила молоденькая девушка, перематывая на ноге портянку.
 - Обходчика зверски убили – Катю Стрельцову. Изнасиловали и всю изрезали, сволочи!
 - Молодая была? – спросила белокурая женщина.
 - Моего года…   По дороге будьте осторожны, эти недобитки могут быть где-то рядом.
 - Спасибо Миша, но мы осведомлены. Группа эсесовцев и с ними щюцкоровцы. Завтра эшелон с демобилизованными на Мурманск пойдет. Мы вот ждем своих мужей, может, приедут на этом поезде. Ты то ждешь папку?
 - Мой батя, в мае  сорок пятого пропал без вести, - угрюмо ответил Миша.
 - Без вести пропавший, еще не говорит, что погиб. Вот у нее  с сорок четвертого года телеграмма – безвести пропавший. Но она ждет и надеется. Правильно я говорю Рита?

 Рита стояла чуть в стороне и в напряженной позе, как бы прислушивалась к разговору и одновременно с нетерпением ждала команды, чтобы идти дальше.

 - Дмитрий вернется… он жив, я его чувствую... – уверено ответила Рита, почувствовав сырость в глазах.
 - Ладно, Миша, нам пора идти и менять караул, - сказала старшая, поправляя ремень на оружие. – Береги себя, парень…
 - Я Зоя Максимовна им просто так не дамся. У меня вот что имеется, - махая лимонкой, крикнул Миша, когда женщины уже отошли на приличное расстояния.
 - Откуда она у тебя? – громко спросила Зоя.
 - С войны!..

 На первых же шагах, как только двинулись после привала, Рита, ковыляя по шпалам, достала из внутреннего кармана телогрейки письмо и  в сотый раз стала его перечитывать:

 « Милая моя любимая Рита! Не думаю я домой прибыть к тебе, я располагаю, что мне придется в украинских краях  помирать в снегу. Надоели мне украинские степи, только и ожидаешь себе смерти.
 Наступаем…   Белье не хуже портянок, негде сменить его, да и смысла нет. Спишь, где придется и все время в шинели, и всегда мерзнешь. Если белье чистое, вшей больше появляется, приходится охотиться за ними…
 …  Продолжаю писать письмо, после двух месяцев. Все это время, не отправленное письмо, носил в шинели в нагрудном кармане. Лазим в воде выше колена, все голодные, паек очень малый, сыты никогда не бываем, а купить за деньги – ничего не купишь. Вот и обходимся своим красноармейским пайком.
 Рита, любовь моя, я больше без тебя жить не могу, если жить, так жить раненым, но жить вместе. Мне бы хотелось посмотреть на тебя, а тогда и погибнуть бы, но мне не хочется сейчас погибать, но, наверное, придется умереть…
 Писать больше нечего. Когда ты получишь мое письмо, тогда может быть меня уже не будет. Живи, как можешь, затем прощай. Твой Дмитрий».



                                                                 ***



С юго-западной стороны к железнодорожной насыпи примыкало небольшое круглое озеро, заросшее низкими плотными зарослями ивняка и ольшаника. Водоем был маленький, спокойный и тихий.

 Михаил спустился с насыпи и, сняв телогрейку, нагнулся к воде. По поверхности гуляли на утреннем солнце стайки мелкой плотвы, а раз есть плотва, то должен быть и крупный окунь.  Сколько раз Михаил делал обход путей и столько же собирался попробовать   рыбачить. Однако всякий раз он, собираясь на работу, забывал рыбацкую снасть.  Михаил умылся холодной водой. Мошкара, казалось, слетелась со всего водоема, повисла над ним темной тучей, впиваясь в лицо с таким бесстрашным остервенением, что захотелось ему прыгнуть в воду. Он спешно надел телогрейку, облегченно протер платочком лицо, повернулся к своему инструменту, чтобы взять в руки - двигаться по путям дальше, и вдруг застыл в оцепенении.

 В узком просвете между кустами, в каких-нибудь сорока – пятидесяти метрах от себя, он четко увидел черный силуэт  двигающегося по шпалам человека. Он двигался какими-то странными бесшумными рывками, пригнувшись и поглядывая то вправо, то влево, словно он что-то искал; потом в проеме зарослей – чуть дальше появились еще несколько вооруженных людей… Михаил уже догадался, что по путям идут не добитые эсэсовцы, те о которых предупреждали. Идут по путям, скорее всего, ищут телефонный провод, который протянутый от охранников – моста, до ближайшей станции. Если они его не обнаружат, и не оборвут, то затевать диверсию нет никакого смысла. Ибо при любом вооруженном нападении, караул в первую очередь обязан сообщить органам, а те успеют примчаться любым способом по железке.

 Миша знал, что  провод,  закопанный с юго-западной стороны, по торцу шпал, на глубине десять сантиметров. Его обнаружить легко; от проливных дождей провод местами вылез наружу, а телефонисты не часто делают обходы.

 Мысль о возможной опасности не оставляла его не на секунду. Машинально он залег, парализованный страхом, сейчас подойдут ближе, заметят…

 « Бросить лимонку. Ну, положу я - одного – двух, а остальные сделают с меня решето. Господи, как хочется жить, ведь война кончилась. Господи, спаси меня и сохрани!  Спаси  и сохрани! Защити!»

 Его вдруг осенило, он решил тихо войти в воду и нырнуть.  Не снимая одежды, Михаил вошел по горло в озеро, набрал в грудь воздуха и чуть оттолкнувшись, бесшумно ушел в глубину. Разглядев в мути и сумраке кусок железнодорожной рельсы, он вцепился в нее, чтобы одежда не тянула его наверх. Сколько времени прошло – минута или чуть больше, он не считал, только когда, уже почувствовав тяжелое удушье, Михаил вынырнул, отплевался и увидел  вдали спины эсесовцев. Пронесло…

 Теперь ему все было ясно. Немцы направляются к мосту. Обрывают телефонный провод, ликвидируют караул, в составе которого три женщины, не знавшие как правильно везти оборону, да и в жизни, не нюхавши пороха; заминируют мост и, скорее всего, взорвут в то время, когда по нему пойдет состав с демобилизованными.

 « Срочно предупредить!  Если я бегом - рысью через Медвежью сопку, сумею сократить около трех верст и опережу немцев на пол часа».

 Забросив на кусты свинцово - тяжелую от воды телогрейку, он прыжками пересек насыпь и скрылся в кустах.




                                                                      ***

 
-  Was geschah mit Otto? – запыхавшись, подбежал к нему Генри.
- Die Finnen verloren, - опустив голову, ответил он.
- Wie gehen?
- Sie sind weit hinter sich, fuhr ich sie, aber nach fünf Minuten waren sie schon weg ... – не подымая