конвоиры из здания суда. И попрощаться не дали. Он успел мне крикнуть на прощание: - Чтобы с тобой не случилось, Вера, я всё равно тебя найду!
Писал он мне из колонии почти каждую неделю, и за год скопилась толстая пачка конвертов. Я брала их с собой на работу и перечитывала, когда выпадала свободная минуточка. Читала и плакала, что нет со мной моего ненаглядного. Один раз ездила к нему на свидание. Далеко его от меня увезли, аж в Сибирь, в колонию под Красноярском. На поездку ушла неделя с гаком. Не буду подробно её описывать, потому что тяжело вспоминать даже сейчас нашу встречу. Дали нам всего три дня, которые мы провели не расставаясь ни на минуту перед тем как расстаться навсегда.
Вернулась из поездки и снова на работу. Меня просто тянуло на завод, уж и не знаю почему. Я уже знала всех рабочих цеха по именам-отчествам. Многие парни подкатывали ко мне с предложениями встречаться, пока Саша на зоне, но получали отпор. Начальник цеха, милейший и добрейший Алексей Васильевич Краснощёков меня в обиду не давал и отгонял особо прилипчивых.
- Оставьте девку в покое, все равно ведь не даст, у нее жених через пять лет вернётся, а то, может, и по УДО через два года выйдет. Понимаю, что красота её вам покоя, чертям, не даёт, но ей для мужа надо себя беречь.
Эх, Алексей Васильевич, не знал ты, как все обернется… Да и никто не знал, может только господь бог. Человек предполагает, а бог располагает, так, кажется, говорят.
… Конец лета того года выдался настолько жарким, что степь после длительной засухи и постоянного пекла представляла собой выжженную пустыню, черно-желтую с седыми участками, заросшими ковылем. Зерновые погибли почти повсеместно, кормов не хватало, скот в совхозах резали, чтобы не сдох от бескормицы. Душа моя болела при воспоминаниях о моих овечках: целы ли они, а может, и в живых их уже и нет – пустили под нож.
И тут на завод пришёл долгожданный эшелон круглого леса-пиловочника. Целый месяц заводской снабженец жил в Иркутской области и мотался по тамошним леспромхозам, выбивая вагоны круглого леса-пиловочника по заводским фондам. Еще месяц эшелон с лесом путешествовал по железным дорогам и станциям, пока не пришел на завод. Лес нужен был как воздух. Договоры на поставку столярки стройуправлениям срывались, потому что ДОЦ работал на треть своих возможностей. Лесной склад давно уж был пустым, и цех работал с колёс, т.е. по прибытию редких машин с кругляком от сторонних поставщиков. С перебоями работало и основное заводское производство из-за отсутствия досок на опалубку, а главное, не было прокладок, без которых и складировать железобетонные конструкции нельзя и по железной дороге их не отправишь. Грузовой двор станции не примет. Премий мы все лето не видели. Только голый оклад.
И вот, наконец-то, кругляк пришел. Двенадцать полувагонов. Настроение у всех сразу поднялось, хотя на разгрузке мне и стропальщикам пришлось вкалывать по две смены. А иначе нельзя. Простой вагонов влетит в большую копеечку.
Разгрузила я вагоны с божьей помощью и помощью рабочих. Пиловочник соскладировали на лесном складе в высоченные штабели в нарушение всех и всяких правил, т.е. на близком расстоянии от зданий пилорамы и деревообрабатывающего цеха, без противопожарных разрывов между штабелями.
А что делать, если площадь склада недостаточная? Пришел-то сразу трехмесячный запас.
Только тепловоз утянул порожняк на станцию, как наступило время обеда. Умаялась я за эти дни, еле-еле спустилась с моего «Гуся» по лестницам и тут вижу, что питающий кабель привода движения крана искрит. Видно перетёрся о портал, изоляция нарушилась, вот и дает искру. Искры сыпятся на опилки, которых вокруг полно. Сколько раз просила убирать опилки из-под подкрановых путей, так нет же. Опять не убрали! Я побежала к рубильнику, обесточила кран, сходила два раза в цех за водой, залила место, где искры падали на опилки и стала звонить в электроцех. Никто не берет трубку. Значит, все на обеде. Звоню в контору главному энергетику Балакину. Не берет трубку! Значит, козла забивают! Звоню в отдел снабжения, где «козлы» обычно собираются. Балакин и взял трубку;
- Ты чо звонишь, Вера, обед же!
- Коля! Кабель искрит, нужен срочно электромонтер! Пришли Толю Демаша!
- Ты кран обесточила?
- Обесточила!
- В электроцех звонила?
- Звонила!
- И чо?
- Не берут трубку.
- Значит, на обеде. Опилки не дымят?
- Да, нет вроде.
- Проверь еще раз.
- Я водой залила!
- Ну ладно, после обеда Демаша пришлю.
Пошла я еще раз посмотреть: не дымят ли опилки. Нет, вроде, не дымят.
И пошла я в столовую. Метров триста до нее.
А в столовой очередь. Походила я по залу, прошла вдоль очереди – нет электриков. Пошла к снабженцам. Сидят там козлятники эти. Но ни Балакина, ни Краснощекова нет. Где, спрашиваю? Директор вызвал. Пошла в приемную. Сунулась к директору. Там они сидят и что-то решают. Я говорю через дверь Балакину и Красношекову:
- Нет нигде Демаша! А кабель-то искрил!
Директор увидел меня и закричал:
- Закрой дверь с той стороны! Не мешай!
Вот и пришла я в столовую, встала в очередь, а за мной Мишка Хамидулин встал, шофер из автобазы, где Саша мой работал, на обед он приехал.
- Здравствуй, Вера! – говорит, - давно тебя не видел.
- Здравствуй, Миша!
- Что от Сашки слышно?
- Подожди, за столом поговорим.
А в этот раз в меню на второе в столовой было отварное вымя. Первый раз такое блюдо появилось. И стоит сущие копейки. Я взяла порцию. Мишка спрашивает:
- Чо это за блюдо такое незнакомое?
- Вымя отварное.
- Съедобное?
- Бери, не отравишься.
Мишка и взял порцию. Сели мы за стол, едим, разговариваем. Мишка вымя ест и нахваливает, мол, вкусное и дешевое, почему раньше не готовили. Пошел еще за порцией и эту умял. А за соседним столом шофера из автобазы обедают и говорят ему:
- Мишка, ты же мусульманин, почему свиное вымя ешь?
- Как свиное? - Он поперхнулся и побежал вон из столовой. Шофера подошли к окну:
- Эка, как его полощет!
Я тоже подошла. Вижу: внизу в кустах Мишка лежит на животе и дергается. Рвет его.
- Эх, вы, - говорю, - дураки вы чертовы, зачем Мишку обманули?
А они ржут:
- А чо, - говорят, - Мишка сам што ли не знает, што вымя-то коровье он ел?
Тут подняла я глаза и вижу: со стороны моего цеха вроде как дымок пошел.
Я бегом к директору.
…Человеческие дела и судьбы в нашем мире переплетены, как паутина. Случайное слово – и паутина разорвана. Случайный поступок – и узелок завязался еще крепче. Жизненный путь человека во многом зависит от случайных обстоятельств. Проверь лишний раз электрик изоляцию кабеля, убери рабочий цеха опилки и щепу с подкрановых путей, будь я понастойчивей и пожестче с мужиками, не случись это ЧП именно в обеденный перерыв, когда никого нет вокруг, подежурь я возле крана – всё в моей дальнейшей жизни сложилось бы совершенно иначе. Могут сказать, что это судьба. Нет! Я не верю в судьбу. Не может она быть такой жестокой и безжалостной. Неправильно это и несправедливо. Чем я перед судьбой провинилась, чем я ей не угодила?
Забегаю в кабинет директора и кричу:
- ДОЦ горит!
Все повскакивали с мест:
- Ты что, с ума сошла?
- Посмотрите в окна сами!
- И точно ведь!
Не дымок уже, а серый дым окутывал лесной склад. Огня еще не было видно. Я первой выбежала из конторы. За мной из дверей выскочил Краснощеков, потом директор, еще какие-то люди. Все побежали прямиком к лесному складу через пустырь, заросший кое-где редким камышом, заваленный обломками бетонных изделий, кучами строительного мусора. Я бегу самой первой и вижу, что как будто мой кран загорелся, вроде как языки пламени поднимаются от земли до самой кабины. Боже мой, там же Сашкины письма и фотки! О кране, лесоматериалах и цехе я в этот момент не думала, только о пачке конвертов, стянутых резинкой, и спрятанных в укромном уголке кабины.
На площадке двое рабочих уже раскатывали пожарные рукава. Опилки, щепа, обрезки досок, горбыль уже вовсю горели. Пламя неуклонно подбиралось к штабелям из бревен, разгруженных только сегодня, перед самым обедом. К башенному крану было уже не подобраться. Разумный человек ни за что бы не полез в огонь. Только я, дура, зажав косынку во рту, ринулась к лестнице. Поручни были настолько горячие, что руки уже не терпели раскаленной стали.
- Верка, дура, слезай, твою мать! Сгоришь!
Мне удалось добраться только до середины ствола крана, когда подниматься дальше уже было выше физических сил. Задыхаясь от смолистого дыма и не обращая внимания на обожженные руки, я стала спускаться обратно.
Очнулась я на земле, вся мокрая и без сил. Заводская медсестра перевязывала мне руки и чем-то смазывала лицо и ноги.
- Скажи спасибо парням. Если бы не окатили тебя из брандспойтов, то бы сгорела заживо! Зачем ты полезла на кран? Деньги, что ли, там спрятала?
- Какие деньги? О чем вы говорите? Письма там Сашкины остались, фотографии наши.
Я осмотрелась. Уже занялись бревна в штабелях. Драгоценная иркутская сосна. Круглый лес-пиловочник, которого так долго и упорно ждали, занимался всепожирающим огнем. Жар от горящих штабелей доставал даже до стены цеха, у которой я сидела прямо на земле. Кругом суетились люди, бестолково бегали туда-сюда, орали друг на друга, матерились каким-то неубедительным и безнадежным тоном. Начальник цеха Краснощеков и главный энергетик Балакин поливали штабели водой из пожарных стволов, отобрав их у рабочих. Директор Швецов и новый главный инженер Авдеев стояли в сторонке, о чем-то переговаривались. Долетали обрывки разговора:
- Пожарные машины выехали из города и с комбината.
- Не хватит техники. Надо из окрестных совхозов еще вызвать.
- Бульдозеры где?
- Сейчас появятся.
Я посмотрела на часы. Боже мой! Прошло-то всего пятнадцать минут! А пожар уже начинает бушевать. Раскаленный воздух вместе с черным дымом подымался вверх. Замещая его подходил свежий воздух, принося с собой кислород. Поднялся сильный ветер, горячий от полуденной жары. Ветер был плотным и каким-то вязким и дул с северо-востока. Это было большим везением, что он дул в сторону озера. Дул бы с противоположной стороны, загорелась бы степь, а вместе с ней и заводские постройки, а первым делом пилорамный и деревообрабатывающий цехи.
От котельной тащили резиновые шланги. Толку-то от них! Я вскочила с земли и побежала помогать.
- Куда? – закричала медсестра. – Тебе в больницу надо ехать.
- А пошла ты! – грубо закричала я ей в ответ. Выхватила шланг из рук рабочего.
- Отойди на..! Это мой пожар!
Направила струю на горящие бревна, а вода не долетает, испаряется в воздухе. Ближе подойти нельзя из-за адского пекла.
Вопя сиренами стали подъезжать первые пожарные машины. Подключили стволы, стали тушить, а результата пшик. Смолистые сосновые брёвна горят, как будто испытывают удовольствие от собственной гибели, с какими-то мазохистическими «стонами» и «криками», не обращая никакого внимания на струи воды и пены.
Два бульдозера работали с наветренной стороны штабелей с краев лесного склада. Рабочие заводили тросы в штабели и пытались растащить их. Горящие бревна сыпались сверху на людей, которые еле успевали отбегать. Подъехало ещё несколько пожарных машин, наверное, из
