росла, но неравномерно, вытягиваясь уродливыми жиденькими клоками у подбородка, по челюсти, а также на некоторых родинках. Однако все это выглядело настолько гадко, что Джеймс сбривал их тут же, когда осознавал сам для себя, что густая борода не стоит такого уродства. Сам же он был бледен, а красноватые белки придавали его виду еще более нелепый.
- О чем это вы, Джеймс? – донеслось откуда-то из зеркала знакомым голосом.
Он тряхнул головой, как обнаружил себя сидящим на полу, прислонившегося к креслу вольтеровского стиля, далеко от зеркала, которое, однако, было открыто.
-Я-й-йа? – начал говорить Джеймс, но сразу же умолк, поймав себя на том, что язык его и губы как-то по особенному расслаблены и дрожат, при попытке сказать что-либо. Более того, он нашел в своей интонации какой-то просяще-умоляющий оттенок, который он захотел прогнать, откашлявшись.
Напротив развалившегося Джеймса, за столом стоял мистер Бакет и заряжал турецкий пистоль, забивая шомполом пулю.
- Не важно, что вы сказали, не беспокойтесь, главное вот какой вопрос меня мучал все это время, пока вы спали.
Мистер Бакет казался Джеймсу протрезвившимся и полностью контролирующим свои действия человеком. Но вскоре он понял, что ошибся, когда Бакет поместил дуло украшенного пистоля рядом с виском.
- Что вы, что вы делаете? – очнулся Джеймс.
- Вот скажите мне, а вы когда-нибудь задумывались над тем, что происходит с человеком в тот момент, когда он расстается с жизнью?
- Прошу вас, мистер Бакет, не совершите глупость.
Он отошел от стола и подошел к зеркалу, осматривая себя со всех сторон, но в частности со спины. И, кажется даже, произнес «хорош», или просто Джеймсу показалось так.
- Чувствует ли он боль или несравнимое блаженство после освобождения? Как вы думаете?
Однако все, что занимало внимание Джеймса в этот момент - это угрожающе постукивающий по спусковому крючку палец мистера Бакета.
От зеркала он направился к книжным полкам, философствуя и жестикулируя одной рукой и с пистолетом в другой. После длительного рассуждения он вдруг воскликнул:
- Да что знают эти католики о смерти?! Все ложь! Ложь и бессмыслица! Но мы-то с вами знаем всю правду. Вы согласны Джеймс? – он замер с каким-то детским безобидным видом, впившись взглядом в Джеймса, который боялся издать лишний шорох и спугнуть палец мистера Бакета.
- Мистер Бакет, вы в порядке? - решился он спросить, когда тот простоял больше двух минут, не меняя выражения лица.
- В полнейшем! – ответил он, рывком пробудившись из сна. – Все как-то нелепо, не находите? И вообще, этот узор ковра очень идет к вашему цвету кожи…забирайте его! Дарю!
- Спасибо, но я не…
-Как же здесь душно, - прервав вежливый отказ Джеймса, он нашел в комнате окно и огромным неуклюжим шагом двинулся к нему, не отпуская пистолета. Как вдруг запнулся о складку ковра, выронил пистолет и тот, ударившись о пол, с треском громыхнул, окончательно пробудив обоих.
- А собственно, почему в комнате пахнет порохом…или это только я? – обратился он к статуэтке египетской кошки на письменном столе. – Ты тоже чувствуешь его, только молчишь, - он ткнул её пальцем и та, качнувшись, осталась на месте.
Джеймс с облегчением вздохнул и распластался на ковре, ощущая острую нехватку воды. Его рот буквально сковало, а губы скручивались внутрь. Вместо языка колебался кусок глины, а с щек сыпался песок.
В это время мистер Бакет очутился у окна, кое-как дотянулся до ручек и со словами «Матильда, не огорчай меня!» - распахнул окно внутрь, оставшись посреди него.
Вечерний ветер всколыхнул его потные кляксы волос, прилипшие к красному лицу, внося в помещение , помимо парфюма Бакета, целую плеяду ароматов города. И запах булочек с корицей, и запах каштанов, что жарили и продавали ребятишки-оборванцы, и запах пудры из косметического магазинчика мадам Кортюф, и соленый запах конского тела. Все это смешалось в единый ансамбль запахов, которым наслаждался мистер Бакет, подставив свое лицо ветру.
На четвереньках Джеймс дополз до кофейного столика, на котором стоял графин с водой, и отбросив все свои манеры и знания об этикете, прильнул к стеклянному горлышку, жадно поглощая влагу.
- А-а-а, пейте, пейте, мой друг, - мистер Бакет похлопал его по плечу, покинув окно.
Несмотря на распахнутое окно и сильный поток ветра, если судить по зеленым парусам штор, ему все еще было жарко, поэтому он решил приспустить брюки, оставшись в одном лишь исподнем и рубашке, которая торчала из-под расстегнутого жилета. Так он и зашаркал к двери, путаясь в штанинах, съехавших до щиколоток, одном бежевом ботинке и с карманными часами, которые раскачивались на посеребренной цепочке при каждом его шаге.
Рванув дверь, он проорал в коридор:
- Агата! Вели подавать ужин раньше! Прямо сейчас прикажи! Вы голодны? – промурлыкал он, обращаясь к Джеймсу, который завалился с ногами на кресло и дремал, едва раздувая грудь.
– Голодны, голодны, - ответил он сам себе и исчез в проеме, выругавшись на крайне длинную лестницу, которая вела в гостиную.
