теней что-то значили для меня? Я ненавижу их! Ты слышишь? Я ненавижу их! Ненавижу!
***
Он шел вдоль набережной, и порывистый ветер заглушал за спиной голоса прохожих, уносил прочь от действительности в мир души, который ничем уже давно не отличался от серой реальности. Тот же холодный осенний ветер, то же, погасшее солнце, и одинокие птицы, отчаянно кричащие в вышине, плачущие по весне. «Как легко можно отказаться от всего этого, как безмятежно рвануть вперед не оставляя ни следов ни воспоминаний, уйти одиноким в свою мечту, которая способна засиять перед твоими глазами в каком – нибудь другом мире но только не в этом…где есть лишь сплошное серое пятно»
Он шел одиноко вдоль набережной и уже не было ничего что могло бы остановить его, научить чему-то чего бы он еще не знал, сказать о том чего не слышал. Как много времени, все жизнь потребовалась для того чтобы направлять свои силы во имя лучшего чем обладает человечество, но неизбежно теряет. Как много своей собственной веры было необходимо для того чтобы научить верить других. Сломанное общество, и лишь несколько спасенных судеб…лишь несколько ярких вспышек в пространстве вечной серости. И жизнь, и мечты и вера, которые направлены лишь в одну сторону, в сторону счастливого мира, который много лет назад в Югославии отнял у него свою собственную жизнь, собственную веру. Отплатив несправедливостью за добро, за миролюбие, за улыбки прошлого в котором было гораздо больше солнца нежели в настоящем.
Летящая в один из белградских отелей американская бомба, показала насколько счастливым может быть современный мир, и насколько светлое будущее он чертит грядущим поколениям. Отель где находилась семья Роберта был уничтожен в несколько секунд, словно желая выплеснуть всю свою ненависть, всю злобу, хранившуюся десятилетиями люди бросали эти бомбы, брали в руки автоматы… Шестилетний Патрик не понял бы за что столь жестоко можно ненавидеть друг друга. И стоит ли эта ненависть хоть чего-нибудь, кроме позора.
Несправедливость от которой невозможно было защититься вмиг разорвала в клочья, бесследно разрушила целую вселенную, принадлежащую ему, и каждая звезда этой вселенной искрилась, сияла, объединялась в созвездия, создавая целые свечения, вспышки, свет…Звезды воспоминаний, проведенных минут счастья, пламенных ночей…созвездия поцелуев, признаний, улыбок, галактики страсти и теплоты, свадебного путешествия и рождения малыша…Вселенная жизни…Все было разрушено в одночасье.
Чьим-то легким движением руки.
И с тех пор не прощая себе ошибок, которых не совершал, виня в том, чего не делал, не мирясь и не превозмогая потерю, а живя с ней каждую секунду, он часто прогуливался по безлюдным улицам, и опустевшим осенним набережным. Он находил спасение в одиночестве, каждую минуту воскрешая внутри себя картины далекого прошлого, которое он любил, в котором были дорогие люди которые любили его всей душой…
Остановись! Что-то безумно кричало внутри…Роберт ступил на каменный мост ведущий к старому городу, и провожая взглядом уходящих птиц улыбнулся небу. Подобно глазам Марии оно было немного печальным, и задумчивым, в нем блестели едва различимыми искорками десятки людей прошедших рядом, и оставивших свой след, в нем были красивые рождественские города, где они бывали вместе, уютные ресторанчики, куда нередко заглядывали, одинокие скверы, где дожидаясь вечера, говорили о Патрике, его будущем, что он наверняка, когда подрастет, полюбит музыку, и может быть даже уедет в Софию, или Белград, и будет учиться в лучших университетах восточной Европы…или даже в Париже…Он будет счастливым…
Роберт не заметил как сильно вымок, начался ливень, свирепствовал гром, молнии разрывали небо, ставшее черным, грязным, мертвым…оно уже не напоминало глаза Марии. Ливень стучал по лицу, и на мгновение, он ощутил себя отрезанным от всего мира, и вновь остановилось время, вновь все что окружало его замерзло, заледенело…Он упал на колени, и вцепившись руками в волосы, кричал, рыдал, выл, подобно подстреленному волку, он упал на спину, и увидел небо…Уже другое небо…Небо, полное дыма и стонов, как одиннадцать лет назад в горящей и рыдающей Югославии…
***
Просторная белая комната, письменный стол, заваленный открытками друзей, письмами, документами. Работы как всегда до глубокой ночи, но что самое поразительное – она доставляет удовольствие. Сегодня немного придется покопаться в бумагах, поставить подписи о приеме пациентов на следующий месяц, разобраться с отчетами об оплате, ну а завтрашний день обещает приятную встречу с господином Лаевски из Варшавы по вопросу семинаров по психоанализу и классической психологии в Польше, и диссертацию под вечер…Дел хватает, и это радует! На столе фотография семьи: они втроем у Карловых Вар в прошлом году в Праге, все втроем в веселых рождественских шапках и ленточках конфетти, Роберт держит Патрика на руках, Мария целует его в щеку…
***
-Господи, и как мировое сообщество это допустило, а как же Варшавский договор, да что они себе думают!
- Совсем озверели! Одиннадцать стран…нет вы только вдумайтесь – одиннадцать стран!
-И что будет…там же люди!
-Беспредел, да беспредел…мир катится в преисподнюю! О, Роберт, решил спуститься вниз, идем к нам…нельзя столько работать!
А что случилось? Все так взволнованны, что произошло…
- Неужели не слушал радио сегодня? Это дьяволы американцы натравили одиннадцать стран на бедную Югославию, мерзавцы подлые! Чтоб их…А если на Бухарест завтра бомбы полетят, что тогда?! Мир сбрендил окончательно…
Что значит натравили одиннадцать стран? Какие еще бомбы…
-Дружище в мире началась очередная война! Война в Югославии…Этим подонкам хватило и дня, чтобы подпалить всю Сербию, мать их! А завтра нас!
Как война…Там же Мари и Патрик, они сейчас в Белграде у матери Мари…
Мне нужно к ним, мне нужно в Белград…
-Послушай, Роберт…У этих подонков армия из одиннадцати стран и самое современное оружие…так что будем отсиживаться дома и молить Господа, чтобы вся эта хрень не пошла на нас…А то будет как Белграде!
- Черт подери, мне нужно в Сербию там моя семья! Вы слышите, как мне попасть в Белград!?
- Никак, прости, но никак…Белград в руинах, а Сербия на коленях…Такого позора Балканы еще не видели…подонки, чтоб их!
Он пустился бежать вдоль по коридору, сбивая встречных с ног, и наконец зацепившись за стул, он упал на спину и несколько мгновений лежал неподвижно, словно был парализован. Может быть это чей-то жестокий розыгрыш? Но над такими вещами не шутят. Да, по радио и телевидению в политических обзорах много раз говорилось о том, что у Югославии огромные внутриполитические проблемы, что ведет ее к гражданской войне и беспорядкам. Но никто не говорил об иностранном вмешательстве. Никто не говорил, что на Сербию полетят ракеты. Никто ничего не говорил…
«Черт возьми, какие ракеты! Нет, это невозможно, я никогда не поверю в этот бред…».
________________________________________________________
Он лежал на спине, в большой луже воды, закрыв лицо ладонями. Ему не хотелось вновь видеть это небо: черное с серым, грязное, пыльное, задымленное. Он помнил каждый момент, начиная с того жуткого дня, когда узнал о начале войны. Он ненавидел свою безысходность, ненавидел себя за то, что сидит в своем кабинете и напивается коньяком, вместо того, чтобы бежать к своей семье, пытаться помочь им, забрать их оттуда и вывезти в безопасное место. Но дороги в Сербию были закрыты, повсюду выставлены блокпосты, приграничные города загорались один за другим. Сплошной линией огня Сербия и вместе с ней вся Югославия оказались отрезанными от всего остального мира. На некоторое время была отключена даже телефонная связь. И лишь позже, уже после окончания войны, он узнал об отеле “Balkan”, о том, что он был взорван в первый же день войны, и о том, что в отеле находилась его семья.
С тех пор прошло много лет, а эти картины ежеминутно будоражили его воображение, будто бы он сам был там в том месте и видел все…ему представлялись глаза Марии в тот момент, как она закрывает собой Патрика, как они плачут, и зовут его…А он лежит на белом, вылизанном полу элитного медицинского центра и мраморным взглядом сверлит потолок.
Уныло тянулось время, после этого к нему приходили многие люди, также потерявшие родных и друзей в этой войне, они плакали, даже теряли сознание в его кабинете. Они выкладывали огромные деньги за сеанс, и только сейчас эти деньги обесценились для них, эти богатства к которым они стремились всю жизнь растворились как пена, когда случилось необратимое, и когда ведущий психолог Бухареста, уважаемый и почитаемый с безупречной репутацией и именем, остался последним человеком на всей земле, способным им помочь. Он работал не покладая рук, пробуждая мелкие и несмелые улыбки на измученных лицах, возвращая надежду и желание жить. Он отдавал себя другим, словно входил в чужие души ангелом-хранителем и выгонял оттуда демонов. Он плакал и смеялся вместе с остальными. Он пропускал сквозь себя словно фильтр чужую боль, а взамен отдавал крупицу радости и веры, которая жила в его сильном сердце. И никто из этих сотен и тысяч, которые ушли свободными или даже спасенными, никогда бы и не подумал, что этот ведущий специалист с безупречной репутацией и именем – человек, который рыдает ночами, захлебываясь слезами, ненавидит мир и судьбу за то, что она сделала с ним, и что ему уже никто не в силах помочь. Даже сам Бог, который спустя много лет так и не стал для него чем-то большим чем слово.
Он встал, ливень и не думал утихать…медленно подойдя к краю моста,
полузакрытыми, уставшими от слез глазами он взглянул вдаль. Все окружающее было таким же как и одиннадцать лет подряд: печальным и одиноким, и все тоже серое пятно, кистью таинственного художника, превращалось в целое явление, окутывая своей мрачностью. Эта жизнь была изучена со всех ее сторон, он берег и лелеял прошлое, прозябал, сплетая настоящее из редких людских улыбок, и не хотел будущего. А не хотел, потому что знал его наизусть, знал, что это будет точно такое же настоящее, только еще более мрачное и одинокое, и что однажды серое пятно поглотит его вовсе, и не захочет отпускать обратно в реальный мир. А затем медленно убьет жестокими пытками.
Стоя на краю моста он обернулся назад, отворачиваясь от серого пятна, и внезапно понял то, чего почему то не замечал раньше: он увидел это пятно в каждой детали мира, в каждом прохожем, в каждом мелькающем взгляде. Мир вновь замер, заледенел, но уже в последний раз, уже прощаясь. Он увидел нищего, который сидел все так же все в том же месте, протягивая людям мешок, и какой то прохожий в дорогом плаще оттолкнул его ногой в грязь как голодного шакала и устремился дальше. Он увидел пса, зарывшегося под скамейку, подрагивающего время от времени, увидел дорогой автомобиль на соседней улице, выходящего оттуда толстяка, словно дочку ведущего свою подругу в роскошный ресторан…И если бы повнимательней всмотреться в ее глаза, то в них не прочтешь радость…Ведь этой роскоши и этого бегемота не было в ее детских мечтах…Там был
