Сквозь тернии

на склонившегося над приборами Александра Сергеевич.
- Простите... А что случится, если мы вдруг разгонимся до трёхсот тысяч километров в секунду? В этом случае, мы сможем изменить ход времени?
- Это невозможно, – заученно ответил Александр Сергеевич. – Теория Относительности не позволяет подстроить под себя пространство-время.
- Но ведь до недавнего времени и наш с вами полёт казался выходящим за рамки дозволенного. А возможность существования подобного корабля и вовсе – иррациональной.
В динамике под потолком хрипнуло.
- Специальная Теория Относительности имеет много экспериментально проверенных последствий, которые противоречат интуиции, но являются следствием преодоления скорости света.
Женя невольно вздрогнула.
- Ты давно с нами, Малыш?
- Я постоянно с вами. Но в душу не лезу. Мой нейтринный сканер не «прослушивает» членов экипажа. Только с их согласия. Так что, это не должно вас беспокоить. Приложение запаролено, а доступ к нему имеет только командир экспедиции.
- Вот это-то и напрягает, – подал голос Александр Сергеевич.
- Вы не доверяете Титову? – спросила Женя.
- Нет, отчего же. Просто в замкнутой системе, при определённых тревожных факторах, с человеком может случиться всё что угодно. Я был бы за то, чтобы Малыш «читал» всех нас постоянно. Так было бы правильнее.
- Я не уверен в этом.
- Так что же с этой «другой» теорией? Что за последствия она предусматривает? – спросила Женя.
- Такие последствия включают: эквивалентность массы и энергии – постулаты Теории Относительности, – сокращение длины (сокращение объектов во время движения) и замедление времени (движущиеся часы идут медленнее). Коэффициент «игрек», на которое сокращается длина и замедляется время, известен, как «фактор Лоренца». Согласно ему, для скоростей, с которыми мы имеем дело каждый день, разница между «игрек» и единицей настолько мала, что ею можно пренебречь.
- Что за «единица»? – спросил Александр Сергеевич.
- Это и есть «фактор Лоренца». Простите. Он растёт от единицы (для нулевой скорости) до бесконечности (с приближением реальной скорости к скорости света).
- Из этих доводов получается, что скорость света недостижима, – грустно заключила Женя.
- Скорость света – достижима. Просто для объединения результатов Специальной Теории Относительности, требуется выполнение двух условий. Первое. Пространство и время являются единой структурой, известной, как «пространство-время» (где скорость света связывает единицы измерения пространства и времени). Второе. Физические законы удовлетворяют требованиям особой симметрии, называемой «Инвартностью Лоренца», формула которой содержит параметр скорости света. «Инвартность Лоренца» встречается повсеместно в современных физических теориях, таких как квантовая электродинамика, квантовая хромодинамика, стандартная модель физики элементарных частиц и Общая Теория Относительности. Таким образом, параметр скорости света, встречающийся повсюду в современной физике, и появляется во многих смыслах, которые не имеют отношения, собственно, к свету. Например, Общая Теория Относительности предполагает, что гравитация и гравитационные волны распространяются со скоростью света. В неинерциальных системах отсчёта (в гравитационном искривленном пространстве, или в системах отсчёта, движущихся с ускорением), локальная скорость света так же является постоянной и равна скорости света. Однако скорость света вдоль траектории конечной длины может отличаться от той же скорости света, в зависимости от того, как определено пространство и время.
Александр Сергеевич улыбнулся.
- Тут, как и с гравитационным скачком, нужно многое подогнать под себя... если не всё.
- Возможно, вы в чём-то правы, – Малыш остался лаконичен, словно не пытался ничего доказать своему оппоненту. – Считается, что фундаментальные константы – такие, как «скорость света», – имеют одинаковое значение во всём пространстве-времени, то есть, они не зависят от места и не меняются со временем. Однако некоторые теории предполагают, что скорость света может изменяться со временем. Пока нет убедительных доказательств таких изменений, но они остаются предметом исследований.
- По крайней мере, – осторожно предположила Женя, – достижение скорости света не так опасно, как гравитационный скачёк. Ведь в первом случае, мы, как и прежде, движемся по прямой, а в последнем – прыгаем в бездну!
- Отнюдь. Одинаково опасно и то и другое. В особенности, когда ты слеп и не можешь представить последствий того или иного манёвра. Согласно Специальной Теории Относительности, когда скорость равна нулю – «игрек» равен единице, что приводит к известной формуле эквивалентности массы и энергии: «эм-це-квадрат». Поскольку фактор «игрек» приближается к бесконечности с приближением реальной скорости к скорости света, ускорение массивного объекта до скорости света потребует бесконечной энергии. Скорость света – это верхний предел для объектов с массой покоя. Это экспериментально доказано во многих тестах релятивисткой энергии и импульса. Вообще, информация или энергия не могут передаваться в пространстве быстрее, чем со скоростью света. Один из аргументов в пользу этого утверждения следует из контринтуитивного заключения Специальной Теории Относительности, известного, как «относительность одновременности». Если пространственное расстояние между двумя событиями А и В больше, чем промежуток времени между ними, умноженный на скорость света, то существуют такие системы отсчёта, в которых А предшествует В, и другие, в которых В предшествует А, а так же такие, в которых А и В – одновременны. В результате, если бы объект двигался быстрее скорости света относительно некоторой инерциальной системы отсчёта, то в другой системе отсчёта, он бы путешествовал назад во времени, и принцип причинности был бы нарушен.
- То есть, двигаясь по этой прямой, мы бы попали в прошлое? – Женя с трудом усидела на месте.
- В один из вариантов прошлого, – уточнил Александр Сергеевич, размышляя о чём-то своём. – В такой системе отсчёта «следствие» можно было бы наблюдать раньше его «первопричины». Это своего рода, петля. Хотя движение и остаётся прямолинейным.
- Такое нарушение причинности никогда не наблюдалось, а значит, оно так же может привести к парадоксам. А в этом случае, логика утратит свою сущность. Или случится множественность миров. Возможно, перефразируется Второй закон термодинамики. Везде.
- Бог ты мой!.. – выдохнул Александр Сергеевич. – Это пострашнее чёрной дыры.
- В обоих случаях, наблюдается интенсивное нарастание энтропии в замкнутой системе.
Повисла гнетущая тишина.
- Это плохо, да? – шёпотом спросила Женя.
- Вопрос в том, к чему стремишься ты сам.
- Как это? – не поняла Женя.
- Если твоя цель – хаос, тогда ты выбрал нужный путь. Если же нет, в этом случае, ты просто очередной глупец.
Александр Сергеевич откашлялся.
- Так или иначе, но раз до сих пор мы не встретили пришельцев из будущего или прошлого, значит, перемещения во времени – невозможны. Как недостижима и скорость света.
- Если только история не оказалась изменена в самом начале сотворения мира, когда было мало данных. Тогда смысла в последующих корректировках попросту бы не было. Это как расчетная траектория движения перед началом полёта.
- Что? – Женя уставилась на Александра Сергеевича, словно фраза принадлежала именно ему.
Александр Сергеевич пожал плечами.
- Вообще-то я тоже думал, что мы дошли до предела.
- Вряд ли этот предел ограничивается рамками земной науки. Невозможно найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно когда кошки нет вообще. «Вначале было Слово, и Слово это было – Бог...» И произнести это Слово мог, кто угодно, как и перефразировать потом, когда мир замкнулся на себе самом, а реальность дала трещину.
- Так как же просчитать историю развития целого мира?! – воскликнула Женя.
- Очень просто: опираясь на ошибки, совершённые в предшествующих опытах. Исходя из непрерывного наблюдения за подопытным объектом. Методом проб и ошибок, исключая всяческое вмешательство извне.
Александр Сергеевич потёр подбородок.
- Так ты хочешь сказать, что мы никто иные, как подопытные крысы в чьей-то лаборатории? Как эта гадкая Харизма, с которой вечно носится Рыжов?!
- Я не беру в пример кого-то конкретного. Я просто рассуждаю на счёт возможности перемещения в пространстве-времени так, чтобы это никоим образом не влияло на существующую реальность. Так, чтобы это не касалось отдельных индивидов и их судеб. Так, чтобы сохранялась нетронутой история очередных поколений.
- И кто же может стоять за всем этим? – спросила Женя.
- Протоформа.
- Но ведь Бог создал человека по своему подобию, чтобы тот любил его, – медленно произнёс Александр Сергеевич. – Господи, никогда не думал, что буду рассуждать о подобном с машиной.
- Я не машина. Я – нейронная биологическая сеть, созданная подобно человеческому сознанию. Мне не нравится определение «машина».
Женя ухватилась за подбородок.
- Мамочки...
Александр Сергеевич нахмурился.
- Прости меня, Малыш. Я неправильно выразился. Пойми, просто я никогда не сталкивался с... организмами, подобными тебе.
- Я ничем не отличен от человека. Разве за всю свою жизнь вы ни разу не повстречали объекта, подобного себе?
Александр Сергеевич отложил карандаш.
Женя в ужасе смотрела то на замершего штурмана, то на рыжий диск Юпитера за толстым стеклом иллюминатора.
«Мы многое не учли. Ничего не учли. Это ошибка, которую уже не исправить! Ошибка. Если только...»
Женя отчётливо произнесла:
- Малыш, а сколько раз это повторяется? Сколько раз был Большой взрыв?
Малыш долго молчал, потом всё же сказал:
- Я не знаю, хотя постоянно думаю об этом. Недостаточно информации. Было бы неплохо разогнаться. Думаю, стало бы много больше данных. Мне не нравится частица «бы». В расчетах не может быть сомнений. Иначе придётся возвращаться к началу бесконечное число раз. Это утратит логику, а значит, потеряется смысл. Лучше оставить всё, как есть и отвернуться. Или просто завершить эксперимент.

Светлана размышляла в одиночестве. Она сидела на кровати у иллюминатора в позе лотоса и водила дрожащими пальцами по запотевшему стеклу. Она не видела повисший в пустоте Юпитер, но чувствовала его присутствие, как и слышала жуткое «эхо» приближающегося титана. Эхо то возрастало, наполняя сознание шипящими звуками, то заново стихало, сея повсюду звенящую пустоту. В эти кратковременные моменты затишья, мысли казались лёгкими и непринуждёнными. Их ничто не сковывало, и они порхали, точно мотыльки, неся на разноцветных крылышках память о самом дорогом. Однако всё это – лишь какой-то мимолётный миг, после чего хрип многократно возрастал, возвращая тревогу и страх на прежние отметки. Мотыльки чернели, скукоживались, оседали пеплом в вечность.
Светлана чувствовала в кромешной тьме кровавый диск с чёрными проплешинами. Походило на затухающее солнце, хотя Светлана и не могла представить данность. Но каких-то других ассоциаций у неё не было. Мёртвый диск, словно догорал в адском пламени. Зенит и надир устилали фиолетовые облака от обширных костровищ. Они клубились, подобно повисшему над землёй смогу.