Сквозь тернии

дворе декабрь. Тут если только ломом орудовать – а оно им надо? К тому же и Схрон нагнал страху: мол, ещё по весне, он со своими старшими дружками проник на одно городское кладбище... и на силу ноги унёс! Дело вовсе не в потревоженных покойниках и даже не в кладбищенских привидениях – всё обстояло намного проще и обыденнее.
Проникли на территория кладбища без особых проблем – через арку центрального входа, – но дальше сразу же возникли проблемы. Всё началось с того, что принесла нелёгкая местного сторожа – мужичка, лет пятидесяти, бывшего афганца. Среди уличных пацанов уже тогда хаживали слухи, что сторож не вполне в себе. Одним словом, контуженный на всю башню, причём как в прямом, так и в переносном смысле. Ему схватить с земли рогатину, кирпич или что-нибудь ещё – плёвое дело. Как говорится, «палец в рот не клади», – не провоцируй лишний раз, а то тебе же потом боком выйдет.
Парни всё это знали, как и сам Схрон, но так уж получилось. «Засветились», да вдобавок ещё начали мужичка подначивать, чтобы не так обидно было: мол, контузило наверняка не в бою, а где-нибудь в каптёрке с кружкой неразбавленного спирта. Сторож тогда побагровел – каким-то неимоверным образом, Схрон и его дружки разглядели метаморфозу даже в вечерних сумерках, – заскрипел зубами, выпятил оба глаза, затрясся. А потом выудил из-под пол телогрейки самый настоящий обрез и ну палить куда ни попадя, словно со всех сторон его атаковали обдолбанные «духи»!
Схрон тогда сразу смекнул, что дело дрянь. Точнее даже труба. Дрянь хоть отстирывается, а вот труба... это точно труба. Пока сторож просто отводил душу, не замечая реальных обидчиков, те разбежались в разные стороны, думая выбраться по отдельности, – беспроигрышная тактика любого отступления, когда преследователь один, а беглецов – прорва. Но с одним кратким «но»... Беспроигрышная для всех остальных и шансовая для того, за кем всё же погнались.
Схрона пронесло – так, по крайней мере, казалось ему самому в момент метаний по кладбищенским зарослям. Правда пару раз он всё же слышал над ухом свистящий рикошет – ничего, бывает и такое, особенно с реальными пацанами, которые не теряют самообладания и в подобных не простых ситуациях. Это нюня, там какая-нибудь, на вроде Шмыги, весь подол на бегу уделает – тут же страха не было и в помине, только злость, что приходится удирать.
Децл сразу догадался, что если парня не образумить прямо сейчас, то фантазии у того хватит на остаток дня, – предложил заткнуться, всё равно ни о каком кладбище не может быть и речи, поскольку, как уже было сказано, – зима. Так что, хоть в чём-то, Ясику всё же повезло.
Гуня тут же отвесил пинка и заметил, что это ещё не факт.
Яська хотел броситься в ответ с кулаками, но не бросился – смысл? Всё равно скрутят, уломают, навешают ещё. Били хоть и не сильно, но всё равно ощутимо. Особенно усердствовал имбицил Гуня. Не будь малость рассудительного Ищенко, от Яськи к этой минуте вероятно и мокрого места не осталось бы.
Не получив сдачи – даже словесного оскорбления, – Гуня тут же потерял к Яське всяческий интерес. Спросил Схрона, как тот всё же выбрался.
Схрон деловито так улыбнулся – мол, салаги вы все, не то, что я, – затем, не смотря на холодрыгу, задрал полы куртки, вместе с ветровкой и майкой, и продемонстрировал уродливый шрам во весь бок. Яську даже передёрнуло – ему бы такую рану, отключился бы, как пить дать! Не от того, что крови много вытекло и не от боли, а просто так, от жути.
Схрон выждал момент, пока Чича с Гуней не умолкнут, обсуждая как ТАКОЕ можно заполучить и от кого, а потом показал тоненьким пальчиком на Яську и сделал так: «пуф» – словно из пистолетика выстрелил.
- Да гонишь всё! – тут же отреагировал Децл, на что Схрон лишь улыбнулся. Он, похоже, тоже был не прочь поприкалываться, даже с самим главарём и идейным вдохновителем.
Оказывается, Схрон впотьмах всё же выбежал к ограде, что опоясывала кладбище по какому-то странному многограннику, – кстати, полезли ребята на погост именно по этой причине. Выбежал и, недолго думая, сиганул вверх по металлическим пруткам. Уже наверху зачем-то оглянулся. Вовремя. Сторож как раз вылетел из зарослей, точно рассвирепевший чёрт из чистилища, и ну палить куда придётся! Схрон увернулся, но не сохранил равновесия и полетел вниз, думая: всё, песенка спета. Однако пронесло и тут. Только вот боком он основательно прочертил. Сантиметр влево – и тю-тю, не реальный пацан, а барашек на вертеле! Так бы и нашли поутру, свеженасаженным. Но всё обошлось, а кто не рискует, тот не пьёт пива!
Децл пропустил всю эту похвальную браваду мимо ушей и так, тихонечко, словно невзначай, спросил, что за кладбище такое и на кой чёрт Схрону и его дружкам понадобилось туда лезть.
Схрон сразу же переметнул стрелку на притихшего Яську, правда перед этим нехотя рассказал про многогранники какие-то... По всему было видно, что он не особо желает распространяться на данную тему, да и вообще уже жалеет о том, как далеко зашёл в своих россказнях. Яська понял: что-то не так. И Децл сразу же в лице поменялся – каким-то задумчивым сделался, будто игра с жертвой ему уже порядком поднадоела. Но именно тогда Яська не придал этому значения – чего ему до каких-то там отношений между Децлом и Схроном, а тем более, до кладбища и сумасшедшего сторожа? Тут о себе нужно думать – и так, вон уже до чего докатилось.
Потом Схрон полез щипаться, отчего Яська и вовсе позабыл его рассказ.
...Он, конечно, не верил, что закопают, но на душе всё равно повисла какая-то неприятная тяжесть, словно уже закопали. Точнее закапывают, отчего с каждым новым шорохом земли, становится труднее дышать!
А вес на груди всё больше и больше...
Яська понял, что если продолжит размышлять на эту тему и дальше, то попросту задохнётся!
Забыв про кладбище, двинули на «базу».
Яська знал это место – старая школьная котельная. После строительства новой, в ней хранили всевозможную школьную утварь, которую хоть и списали, но выкидывать всё же не спешили – мало ли что.
Однако за людей по-своему распорядилась стихия.
Прошлой зимой в здании прорвало систему отопления. Естественно, залило всё, включая «законсервированные» вещи. Потом сразу же мороз, а по весенней оттепели – непроходимое болото. Яська видел его собственными глазами, когда лазал с друзьями в затопленное здание, чтобы раздобыть шифера – тот здоровски грохает, если подложить в костёр! Развлекаться ведь как-то надо, пускай и не совсем традиционно.
Котельная ещё в бытность складом не внушала особенного доверия – в плане устойчивости. Сквозь рыжую извёстку на стенах проступал рыхлый красный кирпич. Он крошился от одного прикосновения, так что порою Яське казалось, что поскреби он ногтём более терпеливо и тщательно в одном месте, возможно, удастся так просто преодолеть стену: без дверей, окон и прочего. Он словно уже тогда догадывался, что подобное и впрямь возможно, только несколько иначе.
В огромных окнах – их три и все с лицевой стороны – ровными рядами были уложены блоки из зелёного стекла. Если присмотреться к осколкам, что валялись под ногами в несчитанном количестве, то можно было различить внутри каждого кристаллика нехитрый узор, как в мозаике или пазле. Узоры эти не были однородными – по крайней мере, вида три Яська тогда точно определил. Объединяла же странные блоки гладкая внешняя поверхность и зеленоватый оттенок граней.
Яська невольно вздрогнул. Кажется, до сих пор в карманах курточки побрякивает парочка рельефных стёклышек – на одном узор в форме звёздочки, а на другом множество многогранников, вроде пчелиных сот.
«Опять эти многогранники!»
Яська тут же скользнул пальчиками в карманы – и впрямь, вот они, знакомые грани, лежат, дожидаясь назначенного часа. Отчего-то так захотелось их достать, подержать в кулаках, погреть, а потом посмотреть на зимнее небо... какое оно не такое, когда смотришь через толстое стекло. Но нет же, сейчас даже не стоит пытаться – вмиг отнимут, да и «маминой мулей» обзовут в придачу. Не без того.
Яська глянул на огромные деревянные ворота, что заменяли двери. Правая створка перекосилась на одной петле – другая и вовсе лопнула, – отчего образовалась щель, постепенно расширяющаяся книзу. Щеколда с амбарным замком висела просто для красоты – понятное дело, что на старую котельную попросту наплевали, как, собственно, и на затопленный склад. Теперь здание интересовало вовсе не завучей или учителей; оно приманивало совершенно иной контингент – забулдыг, подобных Ищенко, и прочих нелюдей. Им тут и впрямь было самое место! Подальше от нормальных людей и дневного света – ну как-то не вязалось и то, и другое с постоянно ухмыляющимися рожами, которым лишь бы ничего не делать – только мучить, унижать, да издеваться. По крайней мере, не вязалось в Яськиной голове... а как там у других, кто его знает.
Вокруг здания торчали трубы прежней теплотрассы. Они походили на обгорелые человеческие кости. Обтягивавшую их «плоть» растащили хищники. Рубероид – достался малышне и завхозу Кириллу Захаровичу. Первая опять же резвилась у костров, подбрасывая мелкие кусочки – «гори-гори ясно!» – в огонь, а второй заделал кусками, что побольше, крышу собственного сарая, в котором хранил рыболовецкую снасть. Кирилл Захарович не являлся заядлым рыболовом, он был просто куркуль, – так однажды заметил Шмыга. А потом добавил, что большую часть своей жизни теперешний завхоз оттарабанил прапорщиком в какой-то захудалой уральской части под Челябинском. Так что по сроку службы положено тащить домой всё подряд, не зависимо от того, нужна данная конкретная вещь или же нет.
За стекловатой приехали строители в толстых тулупах. Смотали потрескивающее убранство, погрузили на самосвал и укатили восвояси. Яськины одногодки и мальчишки помладше тогда синхронно выдохнули, а в особенности Димка Селивёрстов из параллельного класса, по прозвищу Шнурок. Он единственный, в полной мере ощутил действие стекловаты на собственном организме, в чём, собственно, был сам же и виноват.
Все знают, что прозвище не возникает на пустом месте, само по себе, вот и случай с Димкой исключением не стал. Носился Димка вечно с развязанными шнурками, отчего и страдал – причём прозвище оказалось самым безобидным наказанием за хроническую невнимательность. Синяки, болячки, кровоподтёки – чего только не было на Димкиных локотках и коленях, потому что «зашнуровывался» он носом вперёд регулярно. Падал и не желал исправляться. В итоге получил своего персонального «лишаёнка». Да так, что и впрямь не позавидуешь!
Пару слов о «лишаёнке». Пытка эта возникла естественно с появлением Ищенко и его сотоварищей. Скорее даже не возникла, а эволюционировала из таких общеизвестных подколов, как «слива» или «крапивка». Последние две не являлись чем-то из разряда вон выходящим – так, просто, чтобы развлечь и себя, и товарищей, когда уж ну совсем скучно. «Лишаёнка» же, по сравнению со «сливой» и «крапивкой», казалась чуть ли не высшей мерой наказания. По крайней мере, после всего произошедшего со Шнурком. Однако поначалу всё было чинно – ну, огреют куском стекловаты по незащищённым ладоням или коленками, да и отпустят чесаться по добру, по здорову – не