Девочка

что-нибудь съесть.
Эта мысль ей очень понравилась. Эта замарашка, похоже, и в родных краях недоедала, а в странствии своём вообще оголодала до крайности.
Так что взял я её за ручонку, аккуратно, как мог, и препроводил на камбуз.
В готовке я, честно говоря, не специалист. У меня всё по-простому: одни консервы. То есть, выбор-то, конечно, большой: пищевые контейнеры на каждый полёт загружают на полный объём, благо, что на окраине Метрополии продукты на террафермах необыкновенно дешёвы. Так что и самый прижимистый экспедитор в питании себя не ограничивает.
Но вот приготовить из этого что-либо путное, тем более, приспособленное для детского питания… Боги любезные, да я и по сию пору толком не знаю, чем детей можно кормить, а чем – не рекомендуется, и чем – не рекомендуется категорически!
Побей меня громом высшие Силы – не знаю!
В общем, решил, что молочная каша, фруктовый кисель и витаминный мусс точно не повредят растущему организму.
Тем и угощал…
А попутно, приняв кое-какое решение (не лучшее, конечно, а именно «кое-какое», но за неимением лучшего сгодилось и это), соединился с службой безопасности порта.
Благо, из-за медленности разгона далеко отойти я не мог, в зону прыжка так же ещё не вошёл, и с обменом данными потому проблем пока не было.
Соединился, представился и начал сконфуженно мямлить… Да самому неловко вспоминать!
Если бы в службе безопасности сидели профессионалы, а не ко всему на свете, кроме жалования, равнодушные отставники из провинциальной службы порядка и благочиния, так быть мне под подозрением за один тот неуверенный тон и путаный рассказ о неожиданном появлении ребёнка на корабле.
Впрочем, в меру разумения и сил я себя слегка обезопасил. Так сказать, подлатал реальность.
Исходя из моей версии событий, девочку обнаружил я сам, когда проверял вентилируемые транспортные контейнеры с биосубстанцией для системы бортового газообмена. Они в каждом порту подгружаются для кислородных газогенераторов. Там стеклянные цилиндры с зелёной хлорофильной кашей, лампы подсветки и блоки с вентиляторами и температурными датчиками. Контейнеры массивные, пустого пространства внутри хватает, есть где ребёнку спрятаться.
И, главное – шкиперы это груз не проверяют. За него планетная техническая служба отвечает.
Да, кстати, мне только что мысль в голову пришла! Может, она действительно в таком вот контейнере спряталась? А что, очень даже может быть!
С алиби старался я совершенно напрасно. Не потому, что мне поверили. Я вообще не понял, поверили мне или нет. Меня просто выслушали. Безо всякого интереса. И сказали в ответ: «угу».
Как если бы я сообщил, что на борт каким-то образом проникла кошка с терминального склада, и вот теперь я, сидя в раздумьях, всё пытаюсь решить: или за борт её выкинуть на просторы космоса, или суп сварить по старинным центаврианским рецептам, или приютить-таки в качестве домашнего любимца.
Да притом ещё и делюсь этой проблемой с сотрудниками службы безопасности, забивая своими никому не нужными сообщениями канал связи и отвлекая господ охранников от важной работы сущими пустяками.
Я, признаться, слегка даже разнервничался. Тон повысил. Уточнил, что значит «угу».
Мне ответили, что ничего это не значит. Что проблема – моя. А у них никаких заявлений о пропаже нет. Никого не искали. Ни девочки. Ни мальчика. Никто не пропадал. Не исчезал. Не проникал на корабль. Так что…
«Как это – моя проблема!»
Это я им так сказал. На крик сорвался.
Сообщите, говорю, по всем системам связи. Найдена девочка… То есть, нашлась…
Тут я вспомнил, что имя её так и не спросил.
Извинился, попросил немного обождать. Сейчас, дескать, освобожу канал. Но примерно через две минуты вернусь. Обязательно. Имя выясню – и вернусь. Вот тогда…
И побежал на камбуз.
Она уже измазаться успела. Такая широкая полоса орехового масла – от уха до уха. И кашей изрядно заляпалась.
Что ничуть не удивительно, скажу я вам! Она совершенно не умела пользоваться столовыми приборами. Я, конечно, понимаю, что не всем довелось родиться и вырасти в цивилизованных условиях, да и обращению со всеми этими захватами, прихватами и ложечками самых разных форм надо учиться, но это всё же не тюбики и шланги для полётов в режиме невесомости, это всё же предметы более простые в обращении, а вот и с ними у крохи проблемы возникли.
То есть такие проблемы, что использовать она всяческие столовые приспособления решительно отказалась, и кашу захватывала ладошкой с краешка тарелки, не слишком-то бережно донося до рта.
И ела так жадно, что… В общем, перевернулось что-то внутри.
Да не разбираюсь в физиологии, психологии и прочей ерунде. Мне вообще эмоциальное восприятие мира несвойственно. Точнее, не было свойственно. А вот тут… что-то изменилось. Немного.
Такое маленькое бесприютное существо…
Да понимаю я, что прежде всего отвечаю за груз! Без замечаний, уважаемые представители меркатора, без замечаний.
В общем, спросил я, как её зовут.
Меня вот… тут я представился. Почти официально, как положено. Не знаю, зачем я это делал. По моему, только смутил ребёнка. Это горловые звуки и взрослого могут смутить.
По счастью, смущение быстро прошло. И сообщила она (перед тем дожевав булку), что зовут её Ольвия-три.
Потому что есть ещё Ольвия-один и Ольвия-два. У них в семье четыре Ольвии. То есть, четыре девчонки. И имя, по сути, у всех одно, нумерация только разная. Потому как папа сказал (не тот который новый, а тот, который старый ещё был), что «не такие они цацы», чтобы у каждой своё имя было.
А если бы были «такие цацы», то непременно имя было бы у каждой своё. И у каждой своя кукла была, а не одна всех, да и та из верёвочных обрезков.
«Вот оно что!»
Это я так говорю. Умел бы улыбаться – ещё бы и улыбнулся при этом. Ирония какая!
«Раньше вот королей нумеровали, императоров всяких. А теперь – бедняков. Из экономии».
Девчонка слушает и хлопает глазёнками. Сонно.
Наелась и в сон потянуло. А про королей и императоров она, похоже, никогда и ничего не слышала.
Я её предупредил, чтобы не засыпала пока. Она кивнула в ответ и положила голову на стол.
А я опять – бегом. Выходить на связь.
«Ольвия-три!» говорю.
«Хоть тридцать три!» мне в ответ.
Заявлений не поступало. Никто никого не ищет. И (вроде как по секрету мне сказали) – искать не будет. Потому как дети в тех трущобных краях только обуза. И если кого демоны взяли или на корабль занесло, то родители от такой нечаянной радости разве что охлаждающей жидкости лишний литр выпьют, но искать-то пропажу не будут никогда.
Так что…
Тут я принял решение. Заявил, что у меня не приют. И я вернусь на ваш трижды проклятый терминал, и наведу там порядок с учётом детей и погрузок, и верну родителям девчонку, независимо от того, ищут они её там или (что уже было совершенно понятно) нет.
«Можно и вернуть» ответили мне. « А можно и на каком-нибудь астероиде оставить. Результат будет примерно один и тот же».
И добавили, что все расходы по возвращению, спуску и дозаправке корабля, а так же предстартовой проверке, старту и диспетчерскому сопровождению – за мой счёт.
На том и отключились.
А я призадумался.
Возвращение было явно не по карману. И главное – какой был в нём смысл?
И что оставалось делать… Только пойти и проведать найдёныша.
Который… то есть, которая спала уже, посапывая в обе дырочки, и досматривала не то пятый, не то шестой уже сон.
Нет, будить не стал. Прикрыл аккуратно курткой.
Что решил? А что тут решишь! Видно, так уж сложились обстоятельства, или такая уж судьба, или что там ещё принято говорить в таких случаях – не знаю.
По всему видно было, что придётся мне девчонку с собой тащить. Но как прикажете это делать, когда по полётному плану нужно для начала разогнать корабль до околосветовой скорости (а это уже нагрузки, к которым детский организм точно не приспособлен), потом подпространственное перемещение (а как оно на ребёнка действует – я понятия не имел, да и сейчас не имею… может, какие побочные эффекты имеются?), потом выход на маяке (да и тут не поймёшь – безопасно ли это).
Одни проблемы… А ползти на световой скорости, так сами понимаете, куда это можно приползти и когда.
В общем, выхода у меня особенно-то и не было. Надо было перемещаться… по полётному плану. Нельзя сходить с протоптанных дорожек в Космосе.
Он всякий – пустой и наполненный, холодный и горячий. И ещё – никакой. Без холода и жара. Равнодушный.
С ним нельзя оставаться один на один. Он любого задавит своим неизмеримым равнодушием.
К чему это я? Да так, пришлось к слову. Один на один – это значит без плана. Без путеводной нити…
Собственно, полётный план и есть эта единственная нить.
Вот только о девочке надо было позаботиться. Хотя бы… не знаю, подкормить, что ли…
Худая, да.
И это… медицинское обследование. Не гарантия, конечно, но без него совсем уж боязно было с этой крохой в подпространство нырять.
Там же эти, как их… Противопоказания! Какое-то сложное воздействие стабилизирующих полей, побочные эффекты энергопереходов и прочее, и прочее. Я, честно говоря, не слишком-то в этом всём разбираюсь. Если совсем честно, так вообще не разбираюсь.
Но ведь для таких вот, медицинских дел, на корабле особый комплекс смонтирован. Я его Лекарем зову. Для краткости и простоты.
А вообще-то он как-то хитро называется… Это… Не помню точно… Что-то вроде: «Роботизированный программируемый лечебно-диагностический модуль…»
Нет, дальше не помню. То ли слово «бортовой» дальше, то ли «трансформируемый», то ли вообще какое-то мудрёное слово, никакому запоминанию не поддающееся.
В общем, Лекарь. Рентгенография, сканеры, датчики – и через полчаса готов ответ. Или там диагноз.
Первые два дня полёта не до того, конечно, было. Отмыть надо было замарашку, одежду…
Да, с одеждой беда была. На её платье (если эти обноски вообще можно было назвать платьем… впрочем, в такого рода одежде я разбираюсь немногим больше, чем в устройстве Лекаря) не только какие-то ягоды (что это такое, кстати?) отстирались, но и от самой ткани мало что осталось. Ветхая и крошилась по краям.
Пришлось старого ремонтного робота перепрограммировать в портного. Бубнила (это так ремонтного зовут) весьма недоволен был. Всё бубнил себе в три динамика, что это нарушение процедуры, протокола, полётного задания и вообще он сразу же будет жаловаться, как только доберётся до ближайшей розетки с выходом в глобальную сеть.
Представляете, как он меня довёл? Стальной спрутообразный парнишка (под себя подбирал!) выше меня ростом, нависает надо мной, едва не упираясь антеннами в макушку, и доводит монотонным своим «бу-бу-бу… нарушение… бу-бу-бу… параграф сто восемь дробь пять» просто до самого что ни на есть белого каления!
А девчонка – ничего.
Выспалась. Отдохнула, стало быть. Повязала куртку мою на манер плаща, так что рукава хвостами по полу волочились (росточек-то… а, не будет об этом!) и бегала по коридорам.
Смеётся, весело ей.
Где-то маркер нашла. Бубниле рожицу нарисовала на корпусе. Тот сразу же пообещал и этот инцидент в рапорте отразить.
Я же ему пообещал, что если он на девчонку жаловаться начнёт, так я ему память сотру ко всем демонам и чертям, а потом вообще в утиль сдам. Будет на