свалке рапорты свои составлять!
А девчонка прижалась к этому металлическому недоразумению, и попросила не сдавать. Потому что Бубнила хороший… Быстро она его имя выучила!
Да, хороший. Только ворчливый очень. У неё в доме тоже один дед ворчливый живёт. Под лестницей. Его объедками кормят.
Он хороший. Однажды сахар где-то раздобыл. Детям раздавал. Нет , мало было. Потом старшие мальчишки ему камнем голову разбили. Наверное, дед уже не живёт. Говорили, совсем плох стал.
Бубнила вздохнул, зазвенел тонко и жалобно, да и двинулся в технический отсек. Шить девчонке новое платье из старых комбинезонов, в соответствие с новой программой.
А Ольвии, которая «три», отчего-то совеем весело стало. Представилось ей, будто она в каком-то дворце… Интересно, кто ей про дворцы всякие нарассказывал? Неужели тот самый дед, который под лестницей и которого камнем?
Или, может, выбросил кто плёнку с голограммами? Знаете, на этих тонких полимерах информация может храниться долго, очень долго. И память у них энергонезависимая. Вот только для считывания и проекции нужна энергия. Впрочем, на таких плёнках бывают и фотоэлементы для подзарядки.
Однажды, в жаркий и солнечный полдень, на одной весьма отдалённой от торговых путей метрополии, крошечной и изрядно замусоренной планетке, я увидел чудесное появление окутанного туманной дымкой золотого фонтана, материализовавшегося из душного и пыльного воздуха прямо посередине заросшего серо-жёлтым спиралевидным кустарником пустыря.
Признаться, я уж подумал, что слишком частые перелёты сказались-таки на не слишком прочной моей психике.
Но нет… Мне объяснили аборигены, лягушкоподобные копатели олова, что на пустыре этом ещё в незапамятные времена была свалка, проклятое место, на которую свозили местные извлечённые из руин вымерших городов всякие странные и совершенно не нужные рудокопам вещи, в том числе и плёнки с голограммами.
А очищенные таким образом руины заполняя полезными вещами: в основном, кусками извлечённой из шахт породы.
И в солнечные полдни лучи местного светила, попадая на фотоэлементы, запитывали энергией хранилища голограмм, и тогда на пустырях появлялись из воздуха фонтаны, а на заброшенных холмах в мгновение ока вырастали дворцы.
Кто знает, может и эта малышка увидела в заброшенном своём краю такой вот призрачный дворец.
Что, кроме миража, искусственного или природного, могло ей привидеться в пыльной взвеси?
И вот теперь, кажется, мой корабль показался ей дворцом.
А уж когда я заполнил для неё (представляете, какая расточительность!) самый настоящий (хоть и маленький) бассейн – восторг у неё был!..
Слов не найду, какой восторг был. Я как-то и сам настроением этим заразился. Пробрало, признаюсь.
Приосанился, голову гордо запрокинул.
Махнул… Была не была!
И включил водопад. Маленький такой. Но почти как настоящий!
Я понимаю, что вода в режиме рециркуляции.
Но выглядело богато. Транжирно! Безумно даже!
Это же только на круизных лайнерах посреди космоса водопады включают. А тут – транспортник.
Водопад этот, между прочим, я сам монтировал.
Неплохо, видно, получилось… Крохе – ой как понравилось!
Плескалась, прыгала… Меня пару раз облила… Мы воду любим, мы из неё вышли когда-то, так что я не в обиде.
Девчонка совсем разошлась, расшалилась. И как мне было объяснить ей теперь, что после игр и купаний придётся поспать, а потом…
А потом – в приют, что ли?
Вынырнем мы когда-нибудь из этого подпространства, и придётся куда-то малышку определять. Не ко мне же…
Нет, я об этом не думал. По вполне понятным причинам. Дело не только в жене, хотя она, конечно, была бы против. И своих-то не хотела… А тут другая планета, окраина космопорта…
Представляю, что бы она сказала!
Думаете, струсил? Может быть. И хотел бы возразить, да как-то не получается. Это я только с виду такой грозный, а в глубине души… и тела… Так, мякоть одна.
Такое уж естество. А что вы хотели? Мы там все мягкие, если разобраться.
Конечно, можно было бы потом и из приюта забрать. И с супругой как-нибудь разобраться… Ну, как-то можно разобраться? Что-то ведь на этот счёт закон предусматривает. Наверное…
Только не дошло до разбирательств.
После отдыха и купаний пришли мы к Лекарю.
Девочка совсем его не испугалась. Хотя он, конечно, и пострашней Бубнилы и покрупнее. Как же, целый комплекс!
Манипуляторы, мониторы, гибкие крепления с датчиками, подсветка… Да мне самому неуютно, когда я прямо перед его камерами бесстыжими на диагностический стол ложусь!
И будешь тут чувствовать себя иначе, если этот самый стол при малейшей хвори может трансформироваться в процедурный или, того хуже, в хирургический?
А девочка вот ничего… На краешек стола присела, ножками болтает…
Лекарь меня за дверь выставил. То есть, не в такой вот прямой и грубой форме (попробовал бы он!)
Сказал только, что мне при осмотре присутствовать не обязательно.
Я, конечно, возразил, что на данный момент я, в некотором роде, почти что родственник. А он – создание искусственное, душа у него пластиковая, и с детьми обращаться не умеет.
Лекарь заявил, что он с кем угодно умеет обращаться. Со всеми белковыми формами жизни. Мог бы и с кремниевыми сладить, но там метаболизм совсем другой, потому прошивку ему надо менять и все рабочие программы.
И хирургический лазер нужен помощнее, и другой конструкции.
«Она – белковая…»
Это я ему сказал.
«Ты там осторожней!»
И вышел.
Беспокойно было, да.
Как-то не по себе…
Бубнила слегка успокоил. Платье принёс.
Я и сам не портной. Ничего я в этих платьях не понимаю. Я и для комбинезона выкройку бы не сделал. И программу лепил быстро: дистанционный обмер, нарезать ткань на кусочки, да сшить.
Так, вроде…
Но Бубнила, похоже, в портновском ремесле разбирался ещё меньше, чем я.
И программу существенно упростил.
Ремонтные роботы вообще запрограммированы на то, что всё упрощать. Все рабочие процессы.
Вот он и упростил.
В общем, получился какой-то сине-бело-оранжевый мешок с отростками.
Правда, чистенький. Ничего не скажешь. Бубнила, видно, догадался его через стиральную машину пропустить. Может, проверял крепость шитья?
И швы ровные, тройные…
То есть, по отдельности всё вроде как и ничего. В целом – ужас!
«У нас ребёнок, а не песчаный попрыгунчик!»
Это я ему говорю.
«Не обязательно делать гибрид мешка и смирительной рубашки»
Он, конечно, обиделся. Забубнил.
«Бу-бу-бу… не мой профиль… бу-бу-бу… нестандартная процедура…»
Не стал я его слушать.
«Стой» говорю «рядом! Пациентку будем ждать»
Ждали долго, между прочим. Меня это сразу как-то обеспокоило. Предчувствия начались… нехорошие…
«Проблемы» думаю.
И точно.
Через час, не раньше, девчонка в коридор выбежала.
А Лекарь меня зайти просит.
По внутрикорабельной связи… Сухо так, официально. Да нет, я понимаю, что у роботов эмоций нет. Одна имитация. А у Лекаря, кажется, и блок имитации отсутствует. У меня же бюджетный вариант смонтирован, без излишеств.
Но тут почудилось мне, именно, что почудилось, но уж больно отчётливо – что-то нехорошее он мне приготовил.
И точно.
«Нет моего разрешения…»
Или нет, путаю я… Вроде, не так он сказал…
«Нет моего согласия…»
Или не подтверждает он там чего-то. По результатам обследования… Да неужели все эти мудрёные слова запомнить можно?
В общем, у девочки какая-то редкая болезнь. То есть в нашем, более или менее цивилизованном мире она редкая. А в том краю, где ребёнок имел несчастье родиться и кое-как подрасти, болезнь эта, оказывается, совсем даже не редкая. Очень, я вам скажу, распространённая.
Там ведь, по сути дела, свалка. Списанные корабли, разгонные блоки звездолётов, сгоревшая проводка, списанный груз, коррозировавшие баки тягачей – всё эти свалено в беспорядке на полоске земли… Да какой там земли, выжженной, крошащейся прахом песчано-каменистой площадки на самой дальней окраине терминала.
Нет, не по злому умыслу. Просто далеко отвозить мусор – невыгодно. Лишние деньги за транспортировку. И закапывать невыгодно. Больно там почва плотная. И пылит…
И те частички, что в воздухе носятся, разъедают лёгкие почище кислотных испарений. И провоцируют опухоли. Ой, как провоцируют!
Медицинский службам и компаниям об этом известно. Не то, чтобы это тайна была, но так… Конфиденциально. Не принято об этом распространяться. Специальных исследований никто не проводил, но как-то по умолчанию считается, что все аборигены больны. Боле-мене… В тяжелой форме, средней или так… лёгочно-хронической. Все, включая детей. Потому что не заболеть там невозможно.
А у девчонки опухоль пустила отростки в лёгкие. Гибернация её погубит.
На больших транспортных кораблях и звездолётах дальней разведки помимо устройств гибернации устанавливают ещё и установки криоконсервации, и капсулы криопротектирования. Для таких вот случаев… Когда нельзя подключить к гибернатору.
Но у меня-то ничего подобного, понятное дело, тогда не было, да нет и сейчас.
Ни оборудования нет, ни опыта замораживания.
«И что будете делать?»
Это Лекарь меня спросил.
Понятно, что он помочь ничем не мог. Для таких сложных операций на лёгочной ткани он явно был не приспособлен.
А я ответил, что ничего. Ничего особенного.
Просто будем лететь. Потихоньку… Без прыжков.
И ещё спросил, сколько у малыши времени. Ну, с его поддержкой, конечно. Посильной.
Он поскрипел, помигал индикаторами. Сказал, что год протянет.
А куда мне было деваться, дорогие мои представители меркатора? Нас нигде не ждали. Мы никому не были нужны.
Мы просто жили этот год на корабле. И двигались себе неспешно с околосветовой скоростью. Конечно, никуда мы прилететь не могли. Световой год – ничто для космоса.
Весь год (точнее, одиннадцать месяцев и двадцать три дня по бортовому времени) я рассылал запросы и просьбы о помощи по всем окрестностям, точкам приема и ретрансляции, возможным местам стоянок кораблей, и просто – веером в пространство. Мне кажется, я уже успел поднадоесть шкиперам и меркаторам со своими ежедневными чрезвычайными запросами.
Их получали, я знаю. Правда, никто не ответил. Кроме бортовых роботов, которым положено отвечать на все запросы. Но они, понятно, помочь ничем не могли.
Да я и не надеялся.
Из Бубнилы, кстати, в конце концов получился неплохой портной. Девчонке нравились его платья, тем более, что они и впрямь раз от раза выходили всё лучше и лучше. Да и разноцветных комбинезонной и списанных скафандров на складе оказалось немало (тому причиной, конечно, моя скаредность – не люблю выбрасывать тряпки, они в хозяйстве всегда пригодятся).
Что ещё сказать?
Конечно, превратить корабль в дворец я не мог. Но, похоже, девчонка сама его превращала, в мечтах…
Они там празднуют какой-то Новый год. Не знаю, что это такое. У меня на родине отмечается только Сезон Большой Воды (который приходит сразу за Сезоном Дождей).
А она мне рассказывала о пирожках и праздничном фасолевом супе. Мне по такому поводу пришлось постараться и приготовить торт. Бисквитный. С вареньем. И ванильным кремом.
Мне больше нравится паста из тритонов. Но девчонку торт привёл в восторг!
У меня же опыт, я в молодости два сезона в ресторане работал. А туристы – они же привередливые,
