Триумф Вещего Олега 3. Когда князь Олег стал "Вещим"

                                                                 3. ТРИУМФ ВЕЩЕГО ОЛЕГА

                                                         3.3. КОГДА КНЯЗЬ ОЛЕГ СТАЛ “ВЕЩИМ”

                       "Когда ко граду Константина
                        С тобой, воинственный варяг,
                        Пришла славянская дружина
                        И развила победы стяг,
                        Тогда во славу Руси ратной,
                        Строптиву греку в стыд и страх,
                        Ты пригвоздил свой щит булатный
                        На цареградских воротах"
                                      А.С. Пушкин “Олегов щит”

    К великому князю Олегу у летописцев отношение было особое – трепетное. И в самом деле, его успехи впечатляют: за 30 лет своего княжения Олег сумел сплотить разрозненные славянские земли в единое и могущественное государство, простиравшееся от Белого моря до Чёрного и от Карпат до Волги. Ещё не так давно русичам приходилось с трудом отбиваться от обнаглевших врагов, и вдруг всё изменилось. Теперь ромеям и хазарам, устрашённым силой русского оружия, остаётся только смириться. Князь Олег не имеет соперников. По силам ли такое простому смертному? И жизнь великого князя окутана тайной – никто не знает, откуда этот князь появился на Руси и куда он потом ушёл. Недостаток исторических сведений летописцы восполняли легендарными и потому невольно объединили двух разных Олегов: один из них реальный, княживший в Новгороде и Киеве, а другой фольклорный – герой народных легенд и преданий. Жители средневековой Руси не видели разницы между этими персонажами, но сейчас-то мы можем оценить, какие сведения историчны, а какие нет.

                                                      1. ФОЛЬКЛОР В РУССКОЙ ЛЕТОПИСИ

    1) Летописная история о завоевании Киева Олегом выглядит совершенно неправдоподобно:

    “Въ лЪто 6390 (882). Поиде Олегъ, поимъ воя многи <…> и приде къ Смоленьску <…> прия градъ <…> и взя Любець <…> и похорони вои в лодьяхъ <…> и посла ко Асколду и Дирови, глаголя: “яко гость есмь, и идемъ въ Греки <…> да придЪта к намъ к родом своимъ”. Асколдъ же и Диръ придоста и выскакаша вси прочии изъ лодья <…> И убиша Асколда и Дира…”
                   (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 22-23, Рязань, 2001)

    — Можно ли представить, что Аскольд ничего не знал о военных приготовлениях Олега? Соседнее государство собирает огромное войско, вот-вот начнётся вторжение, а в Киеве тишина. Аскольд был опытным полководцем и хорошо знал, что такое разведка. Как удачно он выбрал время для нападения на Константинополь! А уж за Олегом он просто обязан был присматривать. Да и никак не скрыть сбор войска – вокруг множество людей, снуют туда-сюда, тут даже без разведки сведения дойдут. Надо быть слепым и глухим, чтобы ничего не заметить.
    — Можно ли представить, чтоб Аскольд не получил известий о захвате Олегом Смоленска и Любеча? Там же были его дружинники. И что – все они дружно перебежали к Олегу? А горожане – тоже все до единого признали новую власть? А ещё ведь были жители округи, их-то как завербовали? К тому же наверняка Аскольд посылал в подчинённые ему города своих людей, которые следили за обстановкой и сообщали князю новости. И вот, не нашлось ни одного, кто не то, что б донёс в Киев о падении городов, а хотя бы просто проболтался. Такое массовое единодушие невозможно в принципе. Люди не муравьи, они слишком разные. А если сведения неизбежно должны были достичь Киева, значит, Аскольд не проявлял такое благодушие, как показано в летописи.
    — Мог ли Аскольд принять военный флот за торговый? Он же профессионал, сам провёл жизнь в походах, все признаки боевых кораблей обязан назубок знать. А его дружинники тоже разом потеряли квалификацию? Примитивная хитрость, описанная в летописи, могла обмануть разве что мирных ремесленников, да только горожане мирными не были. Они сами в составе ополчения принимали участие в военных походах и при случае всегда могли дать отпор хищным находникам.
    — Стал бы Аскольд самолично наносить визит каким-то там купцам? А не много ли чести? Он же всё-таки князь и может у себя принять купцов, если захочет, или не принять, если не захочет. Иначе свои горожане не поймут.
    Летописец воспользовался очередным фольклорным сказанием. Это давний сюжет, известный у разных народов. В немецкой средневековой поэме “Кудруна”(XIII в.) вождь хегелингов Хетель с помощью подобной хитрости похитил Хильду, дочь ирландского короля Хагена – он тоже притворился купцом, укрыв своих воинов под палубой корабля (“Кудруна”, ЛП, VII авентюра, с. 76-85, М., 1984).
    Самый известный вариант – история с троянским конём (Троянская война // “Мифы народов мира”, т. II, с. 530, М., 1992). Если её понимать буквально, то получается полная бессмыслица. Откуда грекам знать – захотят троянцы втаскивать статую в свой город или разломают на месте? А может, разберут, чтобы перенести по частям? Деревянный конь – это иносказательное обозначение корабля. Моряки во все времена были суеверны, потому что опасность грозила им постоянно. Чтобы не привлекать к себе несчастья, они старались не говорить прямо – кто знает, тот всегда поймёт. Давний пиратский приём: прятаться внутри корабля, чтобы потом неожиданно напасть на противников, не изготовившихся к бою. Корабль бежит по волнам, как конь по земле, воины скрывались в чреве этого коня. Современники ещё понимали, что к чему, но потомки не разобрались с иносказанием и стали рассказывать о деревянной статуе. Предание всегда видоизменяется со временем в меру понимания рассказчиков.
    Одно из таких видоизменений использовано в “Шахнаме”. Иранский герой Исфандийяр, чтобы проникнуть во дворец вождя туранцев Арджаспа, вместе с частью воинов спрятался в сундуки, которые везли другие воины, переодетые в купцов.

         “Везут дважды восемьдесят сундуков
         С засовами тайными вместо замков.
         Князь выбрал воителей сто шестьдесят
         Надежных, что замысел не разгласят,
         Их в тайных вместилищах этих укрыл
         И двинуть вперед караван поспешил”
                  (Фирдоуси “Шахнаме”, ЛП, т. IV, с. 186, М., 1994)

    Норвежский Харальд, как утверждал Снорри Стурлусон, будто бы проник во вражеский город, спрятавшись в гробу:

    “Когда гроб внесли в городские ворота, то опустили его, поставив поперек дороги. Тут веринги протрубили во все свои трубы и обнажили мечи. Все войско верингов бросилось тогда из лагеря в полном вооружении с кликами и гиканьем и ворвалось в город <...>
    Так веринги прошли по всему городу, убивая народ, разграбили все городские церкви и взяли огромную добычу”
                   (Снорри Стурлусон “Круг Земной”, с. 407–408, М., 1980)

    Саксон Грамматик похожую уловку приписывал датскому королю Фродо (Саксон Грамматик “Деяния данов”, т. I, кн. II, с. 63, 72, М., 2017). Так что и рассказ о захвате Олегом Киева всего лишь один из вариантов бродячего сюжета. Поход Олега на Киев, конечно, имел место, но подробности взяты из фольклора.
    2) В 907 г. князь Олег совершил свой знаменитый поход на Царьград. После установления мира он:

    “… повЪси щитъ свой въ вратехъ, показуа побЪду, и поиде отъ Царяграда”
                   (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 31, Рязань, 2001)

    Нет никаких подтверждений этому поступку. За всю историю Руси подобное ни разу не повторилось. Просто потому, что среди русских обычаев такого обычая не существовало. Опять фольклор. Какое-то влияние на летописцев мог оказать хорошо знакомый им фрагмент из книги Иезекиля, где библейский пророк говорил о финикийском городе Тире:

    “Персъ и Лидiянинъ и Ливiецъ находились въ войскЪ твоемъ и были у тебя ратниками, вЪшали на тебЪ щитъ и шлемъ; они придавали тебЪ величiе”
                   (“Библия”, изд. 5, с. 1014, С.-Петербург, 1900)

    Но в примитивном заимствовании библейского текста не было никакого смысла и монахи-летописцы периодически обращались к своей священной книге в поисках истолкования неожиданных исторических и фольклорных свидетельств. А фольклор неоднократно подкидывал им трудноразрешимые загадки.
    В городе Вольгасте, принадлежащем балтийским славянам, располагался храм бога Яровита. Там хранился огромный щит, покрытый золотом. В мирное время запрещалось даже прикасаться к нему, а во время военного похода золотой щит несли перед войском (Яровит // “Славянская мифология. Энциклопедический словарь”, с. 399, М., 1995). Золото символизирует огонь, огненный щит верховного бога это солнце или луна. Название города повторяет имя Олега, именно Вольгастом его называли бы среди балтийских славян. Вольгаст и Олег – разные произношения одного и того же имени. Видимо, он считался основателем города, названного в его честь. Ему же первоначально принадлежал и щит Яровита. Местные жители представляли солнце как щит, который древний герой забросил на небо во времена бедствий.
    Другая аналогия обнаруживается в древнем царстве Урарту (IX-VI вв. до н.э.) – атрибутами Халди, верховного бога этой страны, были копьё и щит. Храм в Мусасире, посвящённый Халди, урарты называли – “дом щита” (Урартская мифология // “Мифы народов мира”, т. II, с. 550, М., 1992).
    То есть, культ щита имеет глубокие корни, а летописцы опять приняли языческое предание за исторический факт. В сказке о Еруслане Лазаревиче появляется царь Огненный щит, Пламенное копиё. Правда, он изображён злодеем, но чего только не придумают люди в условиях конкуренции всевозможных культов. Главное то, что в русском фольклоре имелся персонаж, владевший огненным щитом.
    Преданием из русской летописи воспользовались поляки и литовцы, переделывая его на свой манер. Польский автор Ян Длугош сочинил нелепую байку о том, как король Болеслав I будто бы нагло ударил своим мечом по киевским золотым воротам. Этот меч Щербец считается в Польше национальной реликвией как память об очередной пакости, устроенной поляками русским:

    “В воротах, в которые он вступал первым и которые жители именовали Золотыми, он взмахнул мужественной рукой и вонзил меч в ворота, рассекая их посередине и разрубая, оставляя на них знак своего триумфа и победы”
                  (Н.И. Щавелева “Древняя Русь в “Польской истории” Яна Длугоша (книги I–VI). Текст, перевод, комментарий”, с. 239, М., 2004)

    Враньё, к тому же злобное и спесивое. Золотых ворот в Киеве в 1018 году ещё не было, не говоря уж о мерзости подобной выходки:

    “В лЪто 6545 (1037). Заложи Ярославъ городъ великый Кыев, у негоже града суть Златая врата”
                   (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 148, Рязань, 2001)

    Литовцы, в свою очередь, уверяли, что их князь Ольгерд якобы победил самого Дмитрия Донского и преломил своё копьё о ворота Москвы:

    “… Олгерд до еднаня и примиря, еднак же под кондициами, абы ему волно было з частю рицерства литовского и панами переднЪйшими до замку Московского збройно вьЪхавши копию o стЪну замковую скрушити, a для безпечности постановленого примирья границ литовских з Москвою по Угру рЪку, абы сам князь Димитрий з митрополитом и з боярами своими присягою потвердил, выправу военную ему и войску его литовскому заплатил, що все великий князь московский исполнити обЪцал,