История, начавшаяся в Тюфелевой роще.

отирался тут же, на причале.
      Оказывается, Временные Правители вдруг вспомнили об экономике. Как же, как же, ведь в России есть автопром. Ведь надо же поддерживать отечественного производителя. Поэтому на продукцию зарубежных автопроизводителей была наложена огромная таможенная пошлина. Чтобы импортные машины стоили несообразно дорого, и народ более охотно раскупал машины отечественные. Под действие этого указа попал и Уральский филиал.
- Погоди-ка – сказал чиновнику один из рабочих – а мы-то кто? Разве мы уже не относимся к отечественным производителям? Мы теперь что, турки что ли? Или полинезийцы?
- Если вы работаете на китайцев, то согласно указу приравниваетесь к обыкновенным хуацяо.
       Рабочий протянул свою громадную ручищу, собираясь схватить чиновника за воротник.
- Я тружусь для своей семьи, плачу налоги в бюджет государства, а ты говоришь, что я работаю на китайцев. Как ты меня назвал, пёс шелудивый?
Чиновник, уклонившись от нависшей руки, юркнул за чьи-то спины, выбрался из толпы и уже с почтительного отдаления погрозил обидчику пальцем.
-Вот и повернулась китайская «Удача»  к нам самым неожиданным местом – подал свой голос кто-то из толпы.
        И никто не заметил, как Тощий Интеллигент вскочил на трибуну и схватился обеими руками за микрофон.
- Братцы! Товарищи! – крикнул он – Мы всегда надеялись на какого-нибудь дядю. На какого-нибудь барина. Вот приедет барин, всех нас накормит, всё нам даст, всех осчастливит. Сначала таким барином были Новые менеджеры, потом китайцы. Ну и что, накормили? Что, осчастливили?
     Он смотрел в толпу и слова прямо распирали ему грудь. Он говорил, что пора брать собственную жизнь и собственный труд в свои собственные руки. Что никто кроме нас самих нам не поможет. Мы же русские, мы талантливые люди. Мы сами всё можем.
- Почему же мы всегда ждём спасителя со стороны? Пора перестать быть пассивными ожидателями.  То есть, ожидальцами.
     Секрет любого успеха в любом виде деятельности – это творчество и ответственность. Творчество – для того, чтобы разрабатывать новые, прогрессивные идеи и технологии, идти в ногу и немного впереди. И ответственность  для того, чтобы максимально добросовестно  и разумно воплощать их в жизнь. Вооружившись этими замечательными качествами, начинали свой взлёт все огромные монополии, все великие предприятия. Это и наш путь, другого нам не дано.
       Тощий Интеллигент принялся зачем-то рассказывать про Ганса Ледвинку. Как работал и творил этот гениальный конструктор. Как забывал обо всём, садясь за рабочий стол. Забывал даже о том, что у него болит сломанная рука. Даже в тюрьме, куда его посадили за сотрудничество с нацистами, Ледвинка работал, творил, изобретал. Даже там, сидя в тёмной камере, он вынашивал проекты новых автомобилей. Эти машины надолго пережили своего творца. Они работали и в песках Ближнего Востока, и на вечно мёрзлой Колымской трассе.
-Творчество и ответственность! – кричал Интеллигент и размахивал микрофоном.
-Ответственность, говоришь – прогремел голос из самой гущи народа – Да у тебя у самого ни семьи, ни имущества, ни кота, ни хвоста. Ни даже полхвоста! Что ты можешь знать об ответственности?
- Врёшь! – огрызнулся Интеллигент – У меня кошка есть.
В толпе засмеялись.
- А если ты такой творческий, то напиши картину «Пенсионеры пишут письмо Пан Ги Муну». За большие деньги продашь – посоветовал кто-то.
- Ишь какой, советчик, творец, мать его за ногу!- кричали люди.
- Да всей его ответственности только на кошку и хватает. В воду его! Пусть сам для своей кошки рыбу ловит.
- Да какое тут может быть творчество – приговаривал какой-то пожилой уже мужичок в серой кепке - какое  может быть творчество, если я всю свою  трудовую жизнь колесо на конвейере прикручивал. Брал гайковёрт, да и прикручивал. И при Советской власти гайки крутил, и при Менеджерах, и при китайцах. И дальше хотел бы крутить до  самой пенсии. И ничего другого я не умею. А он говорит – творчество.
         А Интеллигент, на которого наседала разгневанная толпа,  вяло и неумело оправдывался:
-Да я ж для вас хотел, я ж как лучше….
Серое, косматое небо неслось над головами людей, плескала тёмная вода у них под ногами. Ветер выдувал из леса жёлтые листья, и они падали в воду и плыли как маленькие и жалкие скрюченные кораблики.
           Тем временем бравый генерал Алёша Никитич объезжал берега пруда на своем белом прогулочном коне по кличке Снежок. Конь топтал пышный, уже подсохший рыжий папоротник  и с отвращением жевал удила, побрякивая о железо зубами. Увидев в траве большой гриб подосиновик, генерал нагнулся с седла и наколол его на остриё шашки. Бережно поднёс гриб к глазам и долго разглядывал, любуясь его крепкой коричневой, будто кожаной, шляпкой. Тут до генеральских ушей долетела ругань и крики. Генерал огляделся и увидел, как на причале толпа теснит какого-то тощего человека и вот-вот сбросит его в воду. Он пришпорил коня и тот с разбегу вынес генерала на дощатый настил. Толпа расступилась.
- Что вы это тут удумали? – грозно спросил Алёша Никитич - что за самосуд? А ну, прекратить безобразие!
Один из рабочих взял Снежка под уздцы, другой почтительно придержал стремя. Генерал ловко спрыгнул с седла и прошёлся по причалу, скрипя сапогами. В руке у него всё ещё была шашка с нанизанным на остриё подосиновиком. Генерал бережно снял гриб с острия и положил в сумочку, висевшую за седлом, а шашку с шиком вбросил в ножны.
- Что нам делать, батюшка? Помоги хоть ты нам - перебивая друг друга, обратились к генералу рабочие.
- Да как же я вам помогу, если вы, разбойники, человека утопить хотели?
- А пусть нам не советует чего ни попадя. Творчество ему подавай. И про фашиста какого-то рассказывал. Да и неглубоко тут, не утонул бы.
          Тощий Интеллигент, увидев, что никто его уже не собирается сталкивать в воду, немножко приободрился и хотел что-то сказать. Но промолчал, видя, что никто не обращает на него внимания. А народ плотно обступил генерала, громко и жалобно крича про свою горькую судьбину.
- Завод в который уж раз закрывают. Денег у нас нет.
- Без зарплаты сидим, батюшка. Детей кормить нечем!
         Генерал минут пять раздумывал, глядя на жидкие жёлтые блики на воде, всё что осталось от прохладного осеннего солнца. А Снежок в это время размахивал пышным хвостом, постукивал копытом и позванивал стременами. Генерал отошёл в сторону, вытащил из кобуры сотовый телефон и долго вполголоса говорил с кем-то. Потом вернулся к рабочим.
- Товарищ полководец, хоть ты нас не оставь, хоть ты помоги, если уж все нас покинули – проговорил мужичок в серой кепке.
- Я, ребята, хоть и не полководец, но помочь вам постараюсь. А полководцы, они на войне бывают. Я же – просто генерал. Но предки мои были прославленные русские богатыри – Добрыня Никитич и Алеша Попович. В их честь меня так и назвали. А русские богатыри всегда помогали народу православному.
        Алёша Никитич взошёл на трибуну и поднял с пола микрофон, оброненный Тощим Интеллигентом.
- Ребята, я человек военный, а посему, слушайте мой первый боевой приказ. Когда армия отступает перед превосходящими силами противника и явно победить не может, командир может отдать только один приказ – выжить. Выжить и по возможности сохранить личный состав, оружие и снаряжение. Чтобы потом,  когда обстановка на фронте изменится, взяться и ударить по врагу. Вот и я вам приказываю – выжить.
        А для того, чтобы выжить, генерал нашёл Уральскому филиалу небольшой такой заказец. Вот такусенький. На армейских складах скопилось много специальных машин для дезактивации заражённой земли, травы,  деревьев, зданий. К ядерной войне Вожди готовились основательно, вот и наделали их огромное количество. Войны не случилось, так куда же их девать? И велено было переделать их в машины пожарные. Ведь пожары-то в России ещё случаются.
- Сильно не разживётесь с этого заказа, но и с голоду не подохнете – успокоил рабочих генерал.
- А ты не потребуешь с нас  ни творчества, ни ответственности? – спросили из толпы.
- Пока не потребую, а там видно будет – промолвил генерал.
            Генерал вскочил в седло и разобрал поводья.
- Я потребую от вас только одного – беспрекословного выполнения приказа – отчеканил Алеша Никитич. И водки много не пейте – добавил он с улыбкой.
Снежок защёлкал копытами по доскам, потом прошуршал по траве, потом пошёл рысью. Скоро топот подков затих. А рабочие пошли в цех, рассуждая по дороге, что при генерале – это не то, что при китайцах. Перспективы жидкие. Хотя, может быть, вдруг он чего-нибудь ещё придумает. Но хоть маленько денежек будет. Невелика честь, а есть.
             Пройдя мимо остатков Тюфелевой рощи, Окружная дорога бежит и бежит вокруг центра Москвы. Где-то рядом высятся дома, снуют машины. А по пятидесятикилометровому кругу неспешно катятся грузовые поезда. Едут мимо красивых вокзалов в русском стиле, грохочут по ажурным железным мостам. В кабине тепловоза два человека – машинист и помощник. Они сидят на вертящихся креслах и смотрят в огромные, чуть закруглённые лобовые стёкла.  Частой бетонной лесенкой набегает дорога и уходит за нижний край окна. Ровно гудит за спиной дизель, щелкают колёса о редкие стыки. Пожилой усатый машинист говорит помощнику, указывая пальцем куда-то влево:
- А вот там была Шелепиха – московская Венеция.
- А почему Венеция? – спрашивает помощник
- А кто ж её знает, почему. Наверное, потому, что на воде стояла. Тут был перевоз через Москву-реку, паром. И место красивое. А ещё говорят, что раньше она называлась Шлюпиха. Тут при Петре шлюпы делали. И лодки всякие.
       А сейчас там стоит Москва-сити. Огромные, сверкающие тысячами окон дома-корабли. Деловой центр, где за чисто отмытыми стёклами растут чудные растения, поют лазоревые птицы и сидят необыкновенные люди, в руках которых – богатство. И кажется парнишке-помощнику, что ещё миг, и поплывут эти самые дома-корабли. Разведут пары и поплывут к невиданному, редкостному, желанному  процветанию.
      И потянется за ними разномастная флотилия домиков помельче.
- Возьмите нас с собой, возьмите на буксир – кричат-надрываются трёхэтажные шлакоблочные домишки – мы тоже хотим жить хорошо.
- И мы, и мы – говорят обшарпанные девятиэтажки и застенчиво кивают антеннами.
Подпрыгивают, стараясь угнаться за флагманами, древние кирпичные цеха, скрежещут ангары, сваренные из рифлёного железа.
- И нас возьмите, а то наши жильцы сопьются – вопят крупнопанельные общежития.
- Куда без нас-то, куд-куда? – кудахчут длинные побеленные птицефермы, возмущённо похрюкивают свинарники.
И только серые от солнца и пыли деревенские избы безнадёжно молчат, шелестя отогнутыми ветром краешками рубероида. Блестят- слезятся окна в обрамлении резных наличников. Видно и им тоже хочется туда, к процветанию.
- Мы вас не возьмём, вам не поспеть за нами – трубят дома-корабли – мы пойдём слишком быстро.
         Из трубы встроенной мини-котельной вырывается  огромный столб пара, тревожно  воют лифты, воинственно гудят кондиционеры. И вот уже дома-корабли стремительно отплывают и скрываются за туманным горизонтом. А скопище домов и домиков остаётся на месте. Налетает ветер, и они качаются на