Без меня.

они из зоны карантина тихонько выбираться. Ну, по пути к ним еще народу пристало: менты местные, погорельцы из окрестных деревень, кто уцелел после дезинфекции... Кое у кого даже оружие было. С детьми шли, ясное дело, с женами. В общем, собралось их человек триста. Когда поняли, что тайком выскользнуть не удастся, вчера пошли на прорыв. А наши не ожидали, что местные смогут так организоваться. Они ж думали, что быстренько перебьют, всех, как баранов, и все будет шито-крыто. Они в деревнях пункты по дезинфекции открыли. Соберут народ, загонят в сарай или в сельский клуб и того...
- Чего - того? - переспросил Кипелов. Он слушал сержанта, как завороженный, будто тот рассказывал приключенческую повесть, не позволяя себе даже на секунду поверить, что все, что он слышит - правда.
- Чего - того? - повторил он свой вопрос.
- Дезинфицируют, - криво усмехнувшись, ответил Щуренок: - Но это не «срочники», этим спецчасти занимались. «Срочникам» напели про учения, вот они и не ожидали нападения. Два кордона эти “повстанцы” одолели, но, наверное, нашумели, потому что на третьем их уже встретили по-настоящему. Почти все там и полегли. А вот нашей семейке повезло. Они через болото пошли и, вишь ты, проскочили.
- А дальше? - спросил Кипелов, когда сержант умолк.
- Что дальше?
- Ну - куда ты их дел? Мужчина погиб, это я понял. А женщина и ребенок? Ты их пропустил?
- Бабу я заставил раздеться, - Щуренок мечтательно закатил глаза: - Видел бы ты ее сиськи...
- Раздеться? Ты что? - опешил Кипелов: - Зачем?
- А потом я ее убил, - продолжил сержант, будто и не слыша вопросов Кипелова: - Одним выстрелом. В голову, чтобы не мучилась.
- Убил?!! За что? - Кипелов оторопело посмотрел на сержанта. Тот был абсолютно серьезен. Но и правдой сказанное им не могло быть.
- Не веришь? - усмехнулся Щуренок и указал рукой: - Вон она лежит.
Кипелов посмотрел в указанном направлении, и тут же отвел глаза.
- Ты что, придурок, совсем крышей потек?!!!
Сержант перевел на него стекленеющий взгляд и сказал, четко выговаривая каждое слово:
- У нее все тело в язвах было. В таких, как в инструкции написано, похожих на рваные раны. И глаза голубые. Как ее было отпускать?
- Да как ты посмел?! - закричал Кипелов и вдруг, осекшись, спросил изменившимся голосом: - А девочка? У нее тоже были голубые глаза. Ты ее тоже...
- Да, - просто ответил Щуренок, и, передразнивая, пропищал детским голосом: - Дядя - бух, дядя - бух...
_ Ах ты.., - не дал ему договорить Кипелов и, забыв на мгновение про дикую боль в сломанной ноге, со звериным рыком бросился на сержанта. Они стали, тяжело дыша, барахтаться на траве, то пытаясь задушить друг друга, то просто - царапаясь и кусаясь, напоминая со стороны сцепившихся в смертельной схватке двух бешеных псов.
Автомат Щуренка появлялся, исчезал в глубине их тел, снова появлялся, мешая им обоим, как бы напрашиваясь, как бы говоря: ”Вот он я! Возьми меня. Ну же - смелее!”, но ни Кипелов, ни его противник, казалось, не обращали на него никакого внимания.
Наконец, кто-то из них, может случайно, а может и намеренно, все же спустил курок. Громыхнул выстрел, который оглушил дерущихся, и, будто небольшой взрыв, отбросил их друг от друга.
Схватка с сержантом измотала Кипелова. Он лежал на спине, не в силах пошевелиться, раскинув руки в стороны, и взгляд его был устремлен в безоблачное майское небо. Но он не обнимал небо, напротив он был распят этим небом, и каждое слово, которое произносил лежавший неподалеку Щуренок, было очередным гвоздем в его распятие.
- Чистеньким хочешь быть? А?! Гнев свой праведный показываешь? - говорил сержант срывающимся голосом, который часто прерывался его судорожным дыханием: - Что, студент, на чужом горбу в Рай въехать вознамерился? Шалишь, на моем - не въедешь! Ты что думаешь, застрелил меня и теперь герой?!
Ну, так вот тебе, студент, мое проклятие перед смертью: Пусть выйдут из леса не трое, а трижды трое. Рация разбита, так что решать придется тебе. И убивать тоже - тебе. Мужиков - убивать, баб, детей безвинных... Потому что, с такой ногой задержать ты их и не сможешь, и узнать, больные они или здоровые, тоже не сможешь...
А не убьешь их, они пойдут дальше, а там тоже мужики, бабы, детки маленькие, такие же безвинные. Если зараза расползется, генералы наши новые учения придумают, новые кордоны поставят, и новые дезинфекции начнут устраивать...
Голос сержанта затихал, переходя в неразборчивый шепот, и Кипелов заплакал, глядя в небеса. Ему хотелось крикнуть:
- За что? За что, Боже?!
Но непослушные губы лишь шептали:
- Суки, суки...

...Я думал, он тоже убит. Он лежал на спине, прижимая к себе автомат, как ребенок прижимает во сне куклу. Лицо и одежда - все было в крови. Но когда я к нему подошел, он шевельнулся, открыл глаза и пробормотал  что-то.
Вопрос:  Что именно?
Ответ: Я толком не расслышал. Что-то по поводу моих глаз.  Я стал у него спрашивать, что тут произошло, но он ничего не говорил, а все щурился, вглядываясь в мое лицо. Потом вскрикнул:
- Голубые! - и направил на меня автомат.
Я попятился назад, а он вдруг сунул ствол себе под подбородок, отчетливо сказал:
- Без меня! - и выстрелил...

За мгновение до смерти Кипелову вдруг показалось, что  вместе с ним умирает и Мир вокруг него.
Но он конечно ошибался. Все так же шумел, навевая сон, лес, пели свой извечный концерт лягушки, стрекотали кузнечики. Но уже без Кипелова. Без него.