необъятных размеров бабища в шикарной бейсболке с неприличной надписью «Фак ю!» над козырьком, торговавшая аппетитными пирожками с говяжьей собачатиной (кстати, сии мясные изделия шли у нее нарасхват). Она, может, знает. Кто есть Манька, спросили мы (как-то не было особого желания включать в наш список новых действующих лиц), и почему она может знать? А он с ей живеть, простодушно сообщила собачатница, а найтить ее можно у помойки. Уборщицей она, значит, тут подкармливается. Фамилия – Соломонова. Да ее каждая собака здеся знает. Сэнк ю вэри матч (большое спасибо) за подсказку, поблагодарили мы милую женщину, еще раз взглянув на надпись на бейсболке. Аи виш ю ол бест (желаю всего наилучшего), неожиданно ответила она на чистейшем на английском и приветливо-кокетливо подмигнула нам фиолетовым глазом. Все-таки как стремительно растет интеллектуальный уровень наших торговых работников! Молотят на «инглише» как на «руссише»! Даже страшно становится. И чего, спрашивается, этим козлам из Всемирной Торговой Организации еще надо?
Маньку мы нашли быстро (ну как же ее не найти, Маньку-то нашу?). Остановившись недалеко от нее, я решил не торопиться и понаблюдать за объектом, чтобы выработать правильную линию поведения. Понаблюдав, убедился, что наблюдать было не за чем. Грустные картины, увы, не нуждаются в психологических наблюдениях, а здесь была именно что одна сплошная грусть. Ведь как давно известно, девушки делятся на две категории: хорошо одетые и хорошо, что одетые. Маня Соломонова не относилась ни к тем, ни к другим. Потому что одета было откровенно плохо, уныло, бесформенно, а для молодой, пусть даже не очень привлекательной личиком, но все же женщины вообще никак. Не нужно было быть особо прозорливым, чтобы понять: такая девическая скромность была следствием скромных материально-финансовых возможностей. Маня, хотя и работала на рынке, месте, пожалуй, самом хлебном в городе, но даже внешне угадывалось, что ловчить не умела, а воровать – тем более, хотя и наверняка хотелось и пыталось. Дополнительную информацию принес Петруха, переговоривший о скромной девушке с какими-то подозрительными личностями, прижатыми им в одном из темных рыночных углов. Размышления подтвердились: Маня действительно воровкой была никакой, всего боялась, и от такого своего неумения, бывало, даже плакала, хотя прекрасно понимала, что рынок слезам не верит и вообще здесь выживает сильнейший. Женихов у нее отродясь не было, а потому когда господин Кукин предложил ей сожительствовать, она в ответ только глупо улыбнулась и промычала что-то невнятное. Это мычание господин Кукин расценил как знак согласия и тут же грубо овладел невинной девушкой прямо на картонной таре в одном из рыночных складских помещений.
- Здорово, Маньк! – радостно оскалившись, попер на нее танком парень свой Петруха. – Ты чего, дура, не узнала?
- А не-а, - радостно и бесхитростно улыбнулась в ответ Маня – наивная и добрая душа.
- Ну вот, значит, и познакомились! – ответной петрухиной улыбке не было пределов: Маньку встрел! Покос скосили! Какая, едрит твою, радость!
- Иде твой суженый-контуженый? Не поняла что ль, кокетка немудрёная? Андрюха твой, говорю, где?
- А уехал, - не снимая с лица улыбки, сообщила Маня. – Увезли, то есть.
- И кто?
- А мужики. Из медицинской комиссии. Трое. Серьезные!
- И откуда же ты, Манюха, знаешь, что прям из медицинской? – не поверил ей Петруха. – Ай выдумала? - и погрозил пальцем. – Смотри, фантазерка ты задрипанная! Укушу!
- Ой, прям боюся!- попыталась скокетничать наша красотка. –А эт как?
- А по взрослому! – пояснил Петруха и сделал зверскую рожу. – Так что не зли меня, коварная, напрасно! Может, я даже маньяк! Половой и необузданный!
-Хи-хи, – прыснула Маня. Чувствовалось, что галантный кавалер производит на нее душевное впечатление. – Не сумлевайтесь. Я, небось, честная. И с Андрей Платонычем у меня любовь. А слышала я все в щелочку, когда одевалась после Андрей Платоныча. Они ему так и сказали – из медицинской комиссии. По свиному гриппу. Тока они врали, - спокойно уточнила она. - Ни по какому они не свиному. Тоись, может и по свиному, но не по гриппу. Они – железные дорожники. Я их раньше на путях видела, в тупике. Их там шесть человек было. А один, наверно, главный, тогда так и сказал: теперь вы, джигиты, Кулгунов, Журин и Труха, займитесь рынком. И в первую, сказал, очередь сделайте этого дурака, который много вякает. А какого, и чего с ним надо сделать - я не поняла. Потому как за забором была, - и глаза стыдливо потупила. - По маленькому.
Мы с Петрухой быстро переглянулись. Нет, все это придумать Маня не могла. Хотя бы по той простой причине, что видела нас впервые, да и встреча наша была спонтанной и никто о ней заранее знать не мог. Если только говяжье-собачья пирожковщица, но она даже просто по времени не успела бы Маню предупредить. И опять же она не знала наших фамилий, тем более журинскую.
- Вот я и говорю, что фантазерка ты несусветная, - льстиво-вкрадчиво начал разведку Петруха. – Прямо Герберт Уэллс.
- Соломоновы мы, - строго возразила Маня. - Не шалапуты какие. И была я тока с Андрей Платонычем. А больше ни с кем.
- И прям вот так вот ты взяла и запомнила фамилии тех железных дорожников? – ехидно усмехнулся Петруха.
- А чего их запоминать-то? – простодушно удивилась Маня. – Кулгунов – эт, значит, Кулгун, эт дяди мово такой прозвище. А товарищ Журин, эт когда я в «Теплосети» работала, главным инженером там был, Эдуардом Абрамычем. Очень душевной силы человек. Когда его пьяным трактором задавило, я так плакала, прям не встать!
- Ассоциативное мышление… - пробормотал Петруха. – Классная вещь. А третий, как говоришь…
- Труха.
- Может, Трухачев?
- Знаете, а спрашиваете,- надулась Маня. – Сами же говорили – по взрослому.
Петруха сплюнул.
-Ну, и чего дальше-то? Подошли к этому твоему барбосу, представились и…
- А ничего… - сказала вредина-Маня с так и надутыми щеками. – Андрей Платоныч ехать не хотели. Он даже ножками затопали. Не знаю ничего, кричал.
- А они?
- А чего они? По морде его съездили, под руки подхватили и потащили в машину. Он кричал еще, что не хочет вместе с теми бандитами.
- Маня, вы меня озлобляете своими сенсационными наблюдениями, - признался Петруха. – Там, в машине, что? Еще кто-то сидел?
- А то! – фыркнула Маня. – Эти …которые дешевой мясой торговали. Андрей Платоныч аж весь затрямшись, как увидемши их в той машине.
- В какой той, Маня?
- Я же вам уже сказала – машина! У входа стояла которая. Под навесом куда мясо привозют. А она как такси. Маршрутное. Меня Андрей Платоныч на ем катал, когда полюбовницу евоную отпевали, Нонку противную.
- Бручинскую?
- Не знаю. Да.
- А маршрутка, значит… «Газель»?
- Ага. Не знаю.
- А номер не запомнила?
- Нет. Ноль три пять. Синяя. А его, небось, убили уже, Андрей Платоныча-то.
- Это с чего ж у тебя, кудрявой, такие мысли игривые? – удивился Петруха такой проницательности (а вы говорите – дура бесполезная! Побольше бы таких дур - у нас бы работы было поменьше.).
- А чего на него смотреть-то, на изменшика? Я у него, Андрей Платоныча-то, и пачпорт видела. Зеленый, заграничный, слово – Гондурас.
- И где ж видела? (Ну, Маня, ну Шерлок Холмс с помойки! Звезда российского сыска! Тебе ж цены нет! Жалко будет, если тоже убьют).
- А здеся, в шкафчике евоном. Когда после подмывшись. А у вас конфетки нету?
- И все равно не пойму, где же, и кто, и когда нас так умело срисовал? – сказал Петруха, когда мы, распрощавшись с всевидящей и всеслышащей
Маней, стояли за кафешным столиком и угощались пивом «жигулевское», которое хорошо утоляет жажду в жаркие дни, а также с бодуна петровича.
- Вчера. В здешней администрации, - ответил я.
- Но ведь Вовки-то с нами не было!
- Да? – удивился я. – А где же он был?
- На первом этаже… - и Петруха от превеликой от досады, а больше – от внезапного озарения даже себя по лбу ладонью приласкал.
- Нерусский, сука! – застонал он. – Дураком прикидывался! И чего мы здесь в таком разе, спрашивается, прохлаждаемся?
-Гурген Ашотович с сегодняшнего дня в отпуске, - очаровательно испугавшись, пролепетала Людочка. Она, похоже, так еще до конца и не оклемалась от нашего вчерашнего бурного вторжения - и тут же на тебе, снова эти двое все из того же волшебного ларца.
Петруха незамедлительно вперил в нее свой гипнотический взгляд. Радио на подоконнике, как нарочно, транслировало передачу о Галиче: « А как кликнули меня, я сник до робости. А из зала мне кричат: давай подробности!».
- Слышала? – и Петруха кивнул на приемник. – Подробности! Вплоть до самых интимных! И не трясись, не трясись! Я сам боюсь прям тоже до трясучки!
- А ничего такого… - промямлила Людочка. – После обеда вышел, потом где-то через полчаса вернулся и говорит: уезжаю в отпуск. Да! Мужик заходил. Незнакомый. Сказал, из турагентства. Путевку принес Гургену Ашотовичу туристическую. И еще улыбнулся так…обворожительно.
- Что за мужик?
- А я знаю? – обиделась Людочка. – Симпатичный… - и тут же покраснела. Я, помню, еще вчера удивился, как это у нее моментально получается: раз! – и вся морда свеклой!
-…и на вас похожий, - испуганно добавила она. Комплимент, что ли, сделать хотела? Кому – Петрухе? Этому монстру при исполнении? Эх, Людочка, Людочка, наивная секретарская душа! Ведь ему бы только насиловать и убивать! Честное пионерское!
- Может, это я и был? – осклабился Петруха.
-Нет, не вы, что вы! – взмахнула руками красотка. – Того фамилия – Трухачев! Он так и представился: Трухачев из турагентсва! А вас как? Вы мне вчера говорили?
- Кукины мы, - сказал хмуро Петруха. – Андреи Платоновичи. Собственная мясохладобойня в Задрищинске. Ладно, привет Ашотычу. Он не в Гондурас, случаем, отдыхать-то намылился?
Людочка в ответ робко пожала плечами: нам, секретуткам, ашотычи не докладают. Мы для них – простые русские ивановы…
- Да, повидал я, Антон, на свете помоек, но такой, и, главное, прямо под боком… - и Вовка покачал головой. Разговор происходил в его кабинете, Петрухи не было, ускакал по срочному вызову к Буденному (похоже, нерусский Иванов все-таки успел стукнуть перед своим подозрительным бегством в отпуск нашему боевому лошадиному командиру о петрухином вызывающем поведении во время встречи), так что на данный момент нас в комнате было всего трое: я, Журин и здоровенная сисястая девка на настенном календаре (уж лучше эта девка, чем висевший здесь перед ней придурковато улыбавшийся календарный слесарь, радовавшийся, что ему так и не дали зарплату к столетнему юбилею своего родного машиностроительного завода). Меня, кстати, всегда удивлял непредсказуемый вовкин вкус. Он прекрасно разбирался в живописи и литературе –и почему-то буквально тащился от самого примитивнейшего, самого дремучего кича. Без напряга цитировал Цветаеву и Заболоцкого - и в то же время прямо-таки таял от пошловато-задорных шуточек Романа Трахтенберга с радио «Маяк». Может, из-за этих его оригинальности и непредсказуемости с ним и было-то всегда интересно? Наверно. Действительно, у г а д ы в а е м ы й человек, как и насквозь положительный литературный герой, всегда невыносимо скучен. И о чем с таким можно говорить, если он всегда и во всем прав?
- И главное, по документам – полный ажур!
