Лео.
– Ах, Августина! Такая печальная история! – проговорила расстроенная Лиз. – Посмотри, я нарисовала красавицу Жанин и бедного Леонарда, а Золотой цветок и Голубую Птицу я нарисую позже.
И подумала:
– Я ни за что не пройду мимо своей любви!
– Бедная маленькая Элизабет, – искоркой промелькнуло в глубине сознания девочки мысль Елизаветы. – Ты ещё ничего не знаешь о своей судьбе.
А девочка, как и все дети, очень скучала по матери и отцу. Другие ученицы сторонились Элизабет, считая зазнайкой. У неё не только рисунки были самыми лучшими, но и грамматика давалась легко.
Со временем портреты стали более живыми, так как отражали характер тех, кого рисовала Элизабет, а это не всем нравилось. Она находила такие сюжеты для своих рисунков, что многие потом только ахали и охали, как от восторга, так и от зависти и негодования.
Настоятельницу Луизу Элизабет нарисовала в тот момент, когда та с надменным выражением лица отчитывала провинившихся девочек. Воспитательницу монахиню Селестину насмешница Лиз изобразила с плёткой в руках и злой ухмылкой, а свою дорогую Августину – в тот момент, когда она молилась и была так похожа на добродушного толстого ангела, только без крыльев.
Отцу Элизабет Луи Виже потом пришлось задабривать настоятельницу монастыря, отдав ей все деньги за последнюю проданную им картину. Но он очень гордился необыкновенными способностями дочери и часто говорил ей:
– Моя милая девочка! У меня не получилось, но ты будешь художником во что бы то ни стало!
Отец Элизабет не был выдающимся художником и оставил во французской истории искусств весьма незначительный след. Но, вне всякого сомнения, он был отличным отцом.
Слабое здоровье Элизабет стало отличным предлогом для того, чтобы чаще забирать её домой. Месье Виже стал сам давать дочери уроки рисования. Он понимал, что её природное дарование к живописи может быть загублено злобными нападками монахинь.
Когда девочке исполнилось 11 лет, он принял окончательное решение:
–Я заберу дочь домой!
Настоятельнице ничего не оставалось, как отпустить Элизабет. Лиззи попрощалась с Августиной. Повариха расцеловала девочку, перекрестив её, смахнув слезу белым передником, проговорила:
– Моя дорогая Лиззи! Будь счастлива! Пусть твой талант художницы только расцветает, а ангел тебя охраняет!
У ног Лиззи тёрся, будто тоже чувствовал, что она уезжает кот Флекс. Девочка взяла его на руки, прислонившись щекой к его мягкой шёрстке.
– Прощай, мой милый котик! Я не забуду тебя. Обязательно нарисую.
Лиззи прижалась к Августине. От неё так вкусно пахло корицей.
– Августина! Ты пекла сегодня плюшки?
– Я приготовила тебе корзинку в дорогу. Знаю, как ты любишь мою сдобу.
Расстроенная Элизабет покинула монастырь. Но девочку ждала новая, интересная жизнь.
(1) Шоколадный кофе–одну четверть расплавленного молочного шоколада соединить с одной четвертью крепкого кофе, хорошо размешать и налить в чашку. По вкусу добавить сливки. Можно пить и в горячем, и в холодном виде. Кофе по-арабски–На дно кофейника (не эмалированного) насыпать немного сахара, поставить на огонь. Когда сахар приобретёт коричневый оттенок, залить его водой. Довести воду до кипения, снять кофейник с огня, насыпать в него кофе и снова нагреть, пока не закипит. Добавить корицу.
(2) «крипта» — «подземное помещение храма», означает «тайник»
Глава 2
Отец
Детей надо учить тому, что пригодится им, когда они вырастут.
Аристипп
Отец Элизабет Луи Виже много времени проводил с дочерью, объясняя ей композицию рисунка и портрета:
– При выполнении рисунка особенно строго нужно соблюдать последовательность работы. Возьмём натюрморт.
Луи поставил на стол кувшин, из которого мать утром и вечером поила Элизабет молоком.
– Что ещё возьмём, дочка?
– Papа! Вот яблоко!
Девочка положила рядом с кувшином зелёное яблоко, она не успела его съесть. Луи положил рядом ещё одно яблоко.
– Вот ещё одно. Два лучше. Итак, сначала внимательно рассмотри натюрморт с разных сторон и выбери наиболее интересную точку обзора, особенно по освещению.
Луи Виже взял дочь за руку, и они сделали круг вокруг стола.
– Следует стремиться увидеть в каждой вещи то, чего еще никто не видел и над чем еще никто не думал. (1)
Стояла поздняя осень, за окном на небе хмурились тёмные дождевые тучи. Но вдруг, как по мановению волшебной палочки сквозь черноту туч пробился луч солнца, осветивший натюрморт яркими красками. Девочка воскликнула:
– Papа! Как красиво! Вот именно так я буду рисовать: солнышко освещает своими лучиками яблоки и кувшинчик.
Луи был удивлён, как верно 12-летняя девочка нашла угол и точку обзора.
– Дальше при помощи светотени определи объём предметов, уточни их пропорции, распредели на бумаге, – продолжал объяснение отец.
– Первоначально следует определить самое светлое и самое тёмное места, какие будут на рисунке. Отметь это для себя, потом нужно проследить направление световых лучей, как они падают на поверхность предметов. Понятно?
Лиз кивнула. Она уже делала лёгкие наброски на бумаге.
– Проследи, где находятся тени собственные, то есть тени предметов, потом тени падающего света, и наметь их границы на рисунке.
Карандаш скользил по бумаге, и начинали проясняться черты изображаемых предметов. Сначала кувшин, а потом и яблоки. Лиз приступила к теням предметов. Луи внимательно наблюдал за дочерью.
–Хорошо. Молодец! Тени дают трёхмерное изображение предметов в пространстве. В первую очередь лёгким тоном отметь все падающие тени. После этого также равномерно, но более светлым тоном, отметь на предметах тени собственные.
– Удивительно, как точно и очень необычно дочь рисует. Предметы становятся как живые, так и хочется протянуть руку и взять сочное зелёное яблоко, – думал Луи Виже.
Он не был знаменитым художником, мог сделать неплохую копию известного автора, продавал и перепродавал картины и этим зарабатывал деньги.
Девочка была сосредоточена на рисунке. Ей казалось, что она одна, а в душе у неё играет лёгкая воздушная музыка. Словно маленькие эльфы порхали над её натюрмортом, трогая предметы маленькими хрустальными палочками, и от этого раздавался звон. Карандаш скользил по бумаге, делая верные штрихи и накладывая тени. Но она слышала голос отца.
– Элизабет! Обрати внимание на игру светотени: падающие тени, особенно там, где они короче, всегда темнее, чем тень на самом предмете.
Нужно сказать, что рисовала девочка карандашом. Нанося штрихи, она задала отцу вопрос, который её всегда интересовал:
– Papа! Как и когда появилась эта деревянная палочка, почему она рисует, и почему её назвали карандаш?
Дети всегда любопытны. Раньше Элизабет вопросами буквально замучивала настоятельницу монастыря, сестёр-монахинь и повариху Августину. Настоятельница и сёстры просто отмахивались, а Августина была простой деревенской женщиной, она мало что знала. Вот как приготовить то или иное блюдо она могла рассказывать часами, одновременно перебирая чечевицу, пшено или тёрла огромные чугунные чаны. Многие рецепты запомнились девочке, тем более она всегда записывала их в тетрадку, а не только рисовала.
Элизабет могла приготовить монастырский луковый или овощной суп, запечь говядину, свинину, курицу. Но мясо у них на столе было не так часто.
Луи Виже отвечал на все вопросы дочери. Вот и о карандашах он мог говорить долго. Давайте и мы послушаем.
– Начиная с XIII века, художники использовали для рисования тонкую серебряную проволоку, которую припа¬ивали к ручке или хранили в футляре. Такой карандаш называли «серебряный карандаш». Этот инструмент требовал высокого уровня мастерства, так как стереть им серые штрихи, накладываемые им, было невозможно.
Элизабет слушала внимательно. Она посмотрела на карандаш, который она держала в руках.
– Он у меня не серебряный...
– Другой характерной особенностью серебряного карандаша было то, что нанесённые штрихи становились коричневыми.
–Как это так: серебряный карандаш, а пишет серым и коричневым, – удивлялась маленькая художница.
– Существовал и «свинцовый карандаш», – продолжал отец. – Он оставлял неброский, но чёткий след и его часто использовали для подготовительных набросков портретов.
– Papа! А когда мы будем с тобой писать портрет? Давай после натюрморта, а?
–Лиз, не торопись. Я ещё не всё рассказал про карандаш. Или не надо?
– Papа! Продолжай, я не буду тебя перебивать.
Луи Виже с любовью посмотрел на дочь. Что ни говори, он был хорошим отцом. Мать Флора в девичестве Латернэ всё время проводила в своей мастерской. Она занималась изготовлением модных в те времена париков и пользовалась уважением и благосклонностью среди французской знати. Девочке не хватало женского внимания. Но она любила проводить время с отцом. Ей нравились его уроки и рассказы.
Для Луи дочь была единственным утешением. Он старательно развивал её талант.
– Сам я не стал великим художником. Так Элизабет будет, я уверен!
Елизавета в сознании девочки радовалась такому общению дочери с отцом. Ведь она своих родителей не помнила, слушала с нежностью, если можно так сказать, глуховатый голос непризнанного мастера.
– Для рисунков, выполненных серебряным и свинцовым карандашом, характерна тонкая штриховая манера. Для примера, подобными карандашами пользовался художник из Германии Альбрехт Дюрер.
– Papа! Папа, расскажи об этом художнике, – попросила Элизабет.
– Хорошо. Альбрехт Дюрер родился 21 мая 1471 года в городе Нюрнберге – центре книгопечатания. Его отец был ювелиром и, естественно, под его руководством Альбрехт изучал ювелирное дело, приемы гравировки на металле. Особый интерес мальчик проявлял к искусству рисунка.
– Пап, Альб-рехт, – девочка проговорила трудное немецкое имя художника по слогам, боясь его исказить, – хорошо рисовал?
– Представляешь, будучи тринадцатилетним мальчиком, он выполнил серебряным карандашом свой портрет, с такой поразительной точностью и сходством, что все были восхищены.
– Papа! Так он был тогда старше меня всего на год, – удивилась Элизабет.
– Да, доченька. Так же как и я, отец, заметив склонность сына к живописи, отправил его учиться к нюрнбергскому художнику и гравёру Михаэлю Вольгемуту(2). В мастерской Вольгемута в течение трёх лет пятнадцатилетний юноша осваивал основные навыки живописи. Затем, чтобы усовершенствовать свое искусство и получить звание мастера, Альбрехт отправляется в обязательное для начинающего художника путешествие по немецким городам, а потом по Италии.
– Papа! А я не хочу уезжать из дома, – испугалась девочка.
– Нет конечно, я научу тебя всему, что знаю, а потом я тебя представлю самым знаменитым художникам Парижа. Многих я знаю очень хорошо, они мои друзья.
Элизабет успокоилась и вновь вернулась к рассказу о Альбрехте Дюрере.
– Papа! Так Дю-рер, – по слогам произнесла она фамилию художника, – рисовал только карандашом?
– Нет, хотя Альбрехт Дюрер считается мастером гравюры.
– Гра-вю-ра, – Элизабет опять произнесла незнакомое ей слово, – что это такое? А, грав, graver –
вырезать, значит?
Елизавета, спрятавшись в уголке сознания
Анна, очень хорошо написано!!!