Корни зла

веществам добраться до живого тела. Но поток воды все время прибывает, заполняя пространство вокруг с упорством неумолимого хищника. Вода уже достигла колен и скоро она доберется до незащищенных частей моего тела. И тогда… Даже если я устою на ногах, это мне вряд ли поможет.
Но и это мне вряд ли удастся. Склеп стал с неимоверной быстротой наполняться душным, едким паром, который с каждым вздохом неумолимо приникал мне в легкие. После нескольких вдохов у меня все поплыло перед глазами, казалось, что начинают плавиться мозги. Я чувствовал, что у меня подгибаются колени. Я расставил ноги для большего равновесия, но они тут же стали разъезжать по скользкому, залитому водой полу.
Напрягая глаза в темноте, я попытался сконцентрироваться на каких-то предметах, но вместо этого перед ними засверкали молнии, и в ушах раздался такой звон и грохот, словно на меня обрушился стеклянный свод здания. Меня охватила страшная вялость, все тело вдруг пришло в оцепенение, руки и ноги отказывались подчиняться, и каждый мускул требовал покоя. Я понял, еще пара минут и я свалюсь в отравленную ванну, которая вмиг отключит мое одурманенное сознание. Все вокруг завертелось в сумасшедшем безостановочном ритме. Я с трудом открыл глаза, и мне показалось, будто сквозь пелену дурмана пробивается слабый луч света, какое-то серое пятно, в котором движутся черные тени. Я услышал далекий голос, низкий и громоподобный, который произнес мое имя. "Ну, вот, начинаются предсмертные галлюцинации", подумал я, напрягая остатки сознания. Я невольно шагнул к источнику света и в изумлении увидел, что ко мне оттуда тянется огромная голая рука, черная, как кожица спелой сливы. Пальцы руки были растопырены, словно ища кого-то в темноте.
- Иди сюда, - послышалось мне сквозь звон в ушах, - Скорее.
Слабо освещенное пространство впереди увеличилось в размерах, его искромсанные края проваливались внутрь под ударами сверкающего оружия, которое показалось мне пылающим мечом самого архангела Михаила. Держащая его рука воителя тоже была иссиня-черной и она крушила все вокруг с нечеловеческой силой и яростью. Может, это сама смерть пришла за мной, подумалось мне, или это тоже игра моего угасающего сознания? Я шагнул навстречу мощной руке, которая, словно угадав мое присутствие, потянулась ко мне и крепко вцепилась в плечо, словно коршун, настигший ослабевшую жертву. Рука потащила меня к свету и, приподняв над скопившейся на полу вонючей жидкостью, вынесла наружу и, по-видимому, тут я без чувств свалился на землю.
Когда сознание вновь вернулось ко мне, я увидел, что лежу на сыром пригорке, упираясь взглядом сквозь редкую блестевшую на солнце листву дерева в небо, в котором полуденное солнце разгоняло остатки грозовых облаков. Через секунду эту картину заслонила широкая черная физиономия с выражением сострадания и озабоченности в глазах.
- Генри, - пробормотал я, - как ты здесь оказался?
- Я пошел за вами, сэр, - сказал он, укоризненно покачав головой. – Раз вы не послушались меня, я сказал себе, "Генри, тебе надо идти за хозяином". И пошел. Да чуть, было, не опоздал.
Я приподнялся с земли и сел, упираясь в грязь руками.
- А где я, - начал я трясущимися губами, но недоговорил. – Я же был там, внутри.
- То-то и оно, что внутри, сэр. Внутри лесного сторожа. А я нашел вас по вашим следам. Потом увидел это, - он поднял свою ручищу с моим мачете, - услышал, как вы там барахтаетесь, ну и начал рубить эту чертову загородку, да и вытянул вас оттуда. Вот и все.
Он бросил тесак на землю, выудил пестрый носовой платок из карманов своих широченных брюк "дангари" и  насухо вытер мне лицо.
- Я же говорил вам, хозяин, от них ничего хорошего не жди.
С помощью Генри я поднялся на ноги и огляделся.
- А где оно?
- Далеко отсюда, сэр. Я вас сюда на себе притащил. И забудьте о том, что вы видели. Лесные сторожа, они прячутся, где хотят. Никогда не знаешь, где они вылезут. Во всяком случае, я не собираюсь тащить вас обратно, чтобы показать вам это место. Я сам здорово испугался. Наверно никогда не был так напуган с тех пор, как был не больше кролика.
- Напуган, - повторил я – Ты был напуган? Ну, что ж, немудрено. Но ты все же вытащил меня оттуда.
- Да, сэр, я вас вытащил. - Он широко улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов. - Слава Богу, что я смог это сделать. Наверно, вы единственный, кому удалось оттуда выйти живым.
- Я видел там человеческие кости, - сказал я, вспомнив увиденное в склепе.
- Надо думать. Как я сам слышал не раз, лесные сторожа не хлебом питаются. А живым человеческим мясом.
- Так же, как кувшинники насекомыми, - попробовал пошутить я.
- Вот именно. Эти чертовы цветы выделяют что-то, что нравится козявкам, что-то вроде меда. А лесные сторожа — черт их знает, животные они или растения, или вообще неизвестно что,— но они выделяют что-то¸ что нравится людям. Они возникают на пути человека в виде домов или хижин. Человек заходит внутрь, и только его и видели. Он  пропадает и гибнет там насмерть. Только вам удалось избежать этого.
- Это что-то вроде мимикрии саррацений, - сказал я, размышляя вслух. – Но не защитная мимикрия, а мимикрия хищника! Вот уж, никогда бы не подумал…
- А разве я не говорил вам это сегодня утром? – напомнил мне Генри. – Если вы мне не поверили тогда, кто вам теперь поверит. Попробуйте, расскажите.
Он тесал ветку мачете, потом внимательно осмотрел меня. – Вы, как, можете вернуться к машине?
- Да, пожалуй, - сказал я, - Поедем домой. Я, пожалуй, уничтожу все свои саррацении.
- Вот это — хорошо, сэр. А я вам в этом помогу.  

 
Мэри Элизабет Каунсилман
Замужем За Деревом

Я с улыбкой глядела на свою подругу Хетти Моррисон, окружного инспектора по соцобеспечению района Лысой Горы. Когда я заглянула к ней в офис в то утро, в основном, из соображений ностальгических, собираясь вместе с ней поворошить воспоминания о наших днях в университете штата Виржинии, я застала ее в самый разгар перепалки по телефону с автомехаником.
- Но я обязательно должна лично встретиться со своими подопечными сегодня… Ну, как-это, вы не можете достать запчасти? Снимите с другой машины, в конце концов. Да, плевать я хотела на все приличия! Там, может быть, целая семья сидит без хлеба…
Хетти швырнула трубку, бормоча невнятные ругательства. Она совсем не изменилась: все та же старая дева со строгим лицом и большим добрым сердцем. Она подняла глаза и заметила, что я стою в дверях, призывно позвякивая ключами от своей новой машины. Мы так дано знаем друг друга, что не надо было никаких слов, и Хетти  просто в ответ кивнула головой и, натянув на себя свою старую шляпку, устремилась к входной двери. Я едва поспевала за ней.  
- Ты наверняка пожалеешь о своем опрометчивом решении, - предупредила она меня. – Дорога, по которой мы поедем, — старая заброшенная индейская тропа, а индейцев, как ты знаешь, здесь уже давно след простыл. Так что, можно и  пружины поломать.
Я молча открыла дверь своей первой купленный за десть лет машины, и при этом у меня, должно быть, было такое унылое выражение на лице, что Хетти, бросив на меня свой коронный лукавый взгляд, как когда-то, во времена нашей учебы, когда ей надо было выпросить у меня мои лучшие туфли на вечер, сказала:
- Поездка будет скучной, просто рутинная инспекция. Тебя вряд ли заинтересует история Флореллы Дабни, девушки, вышедшей замуж за дерево. – добавила она, как бы невзначай. – Мы будет совсем рядом с их домом. Нет, нет, дорогая, не стоит тебе в это дело ввязываться. Еще машину поцарапаешь — она у тебя симпатичная. К тому же, придется не раз пересекать вброд Святой Ручей, а там воды по самый карбюратор. Можно так застрять.
Помня ее умение добиваться своего, я в ответ только криво усмехнулась, не желая больше мириться с ролью доверчивого простака.
- Ты сказала "дерево"? – потребовала я объяснений, - Дерево вместо мужа?
- Не вместо, а в качестве, - поправила меня Хетти. – Довольно странный случай. Здесь у нас, на Лысой Горе, об этом только и говорят. Впрочем, - добавила она, бесцеремонно влезая в машину, - такие случаи давно известны в истории. Еще в Древней Греции, например, были легенды на эту тему. Известно, что Зевс- громовержец время от времени превращал приглянувшихся ему девушек то в ручей, то в цветок, а то и вообще, в неодушевленный предмет, чтобы его ревнивая жена, богиня Гера, не узнала о его похождениях. А в 15 веке практиковались "заочные" браки, когда какая-нибудь принцесса выходила замуж за меч рыцаря, пока он где-то болтался в дальних странах. Да и сейчас, говорят, есть племя в Африке, в котором достигших половой зрелости мальчиков женят на деревьях.
Мне надоел этот треп и я с нетерпеливой гримасой на лице втиснулась в малолитражку и резко тронула машину с места. Хетти удалось пробудить мой интерес к поездке, и она прекрасно понимала это. Она знала, что я повезу ее по каменистым кряжам Лысой Горы куда угодно, чтобы увидеть девушку, выбравшую себе дерево в мужья. Час спустя мы уже карабкались, подскакивая на ухабах,  вверх по каменистой тропе, заросшей с обеих сторон низкорослыми соснами и горным лавром, а Хетти поведала мне историю о Флорелле Дабни и кровавой вендетте, закончившейся, как сказал бы специалист-психиатр, психическим расстройством с галлюциногенным бредом ее главной героини.
Предки семейства Дабни (рассказывала Хетти) построили хижину на склоне Лысой Горы еще во времена Даниэля Буна. С тех пор сменилось шесть поколений полуголодных, изнуренных непосильным трудом горных жителей семейства Дабни, и все они отчаянно боролись за выживание, взращивая то, что могла им дать эта скудная земля, охотясь на диких зверей и растя целую армию ребятишек, таких  диких и необузданных, как лисы, бесконечно воровавших кур из их курятника. Флорелла была самой юной из последнего поколения детей: застенчивая, худенькая девчушка с печальными глазами газели. Вечно босая, в простеньком хлопчатобумажном платице из дешевой местной ткани, она росла так же естественно, как растут цветы и деревья, лазая по склонам горы с легкостью и проворством ребенка, бегущего по тротуару. Ее старшие сестры и братья обзавелись своими семьями и покинули дом, мать умерла, и Флорелла жила теперь на пару с отцом в их старой развалюхе-доме.
А на другой стороне горы разместилась еще одна семья старожилов этих мест — Дженнингсы. Между двумя домами уже давно, как говорится, пробежала черная кошка и они не знались друг с другом. А все началось из-за какой-то вязанки дров, которую они не поделили: дело закончилось потасовкой и двое парней Дабни оказались в больнице с проломленными головами, а трое Дженнингсов — в тюрьме. С тех пор встречались соседи только по необходимости: в старой церквушке, поставленной прямо на кряже, разделявшем обе фермы. Однако, но ни Дабни, ни Дженнингсы не делали даже попытки к примирению и никогда не обращались друг к другу по имени¸ даже во время воскресных посиделок, когда после сытного обеда все собирались вместе и пребывали в хорошем настроении, пропустив пару-тройку кружек домашней браги. В церкви ни один Дабни не садился по левую сторону от прохода, где сидели Дженнигсы, а в крестинах новорожденных, проходивших на Святом ручье после весьма