Кадар

порядке? — спросил Дорз встревоженно.
— В порядке.
— Может, присядешь?

— Вы ничего не понимаете. Там, за лесом, располагается Океан... Вообще, в этом мире есть три великие силы: Небо, Лес и Океан. Ну, что уставились?! Я правду говорю. Мне об этом сам Шлепень-Шлемень сказал. Небу мы поклоняемся, с Лесом воюем, а Океан сохраняет по отношению к нам нейтралитет... Только это всё не так. На самом деле не Лес с нами воюет, это мы с ним воюем, только мы. С нами же воюет Океан, понимаете? От него все эти пакости: Циклоны, Извержения. Вот с ним, с Океаном, и надо бороться. Понимаете?

Нет, ничего они не понимали. Не понимали, да и, наверное, не хотели понимать. А может, просто не могли. Продолжали только с прежним удивлением на меня смотреть.
— Бредит, наверное, — высказался наконец один из них. — Про какой-то там океан болбочет. Отродясь мы ни про какой океан не слыхивали.
— Да ещё про лес это... ересь какую-то. Будто и не воюет он с нами, лес-то.
— Да что ты от него хочешь, Шлюпор? Он же только что из Циклона вырвался. Может, у него это самое... Одушевление уже... того. Покровитель, может... того... волнуется уже, наверное.

— И то верно, досталось бедолаге.
— Да послушайте, вы! — крикнул я, начиная уже сердиться. — Вы можете называть всё это бредом, только я сказал чистую правду.
— Ну да, ну да. Мы верим, конечно.

Оба боевика, отвернувшись, стали с неловким видом переминаться с ноги на ногу. Дорз же, не проронивший за последние две-три минуты ни слова, вдруг как-то испытующе заглянул мне в глаза и сказал:
— Корд, тебе надо встретиться с Кипом.
— С Кипом? — пробормотал я. — Зачем?
— Не спрашивай. Просто иди, и всё.

Я пожал плечами. А почему бы и нет, подумалось мне тут. Всё равно этим тугодумам ничего не докажешь. А Кип... Кип всё-таки голова. Пожалуй, мне и впрямь надо с ним встретиться. Тем более что я ещё и извиниться перед ним хотел.
— И всё равно, — сказал я упрямо. — В мире три великие силы: Небо, Лес и Океан. Запомните это.

Боевики по-прежнему на меня не глядели.
Я пожал плечами снова, кивнул Дорзу и быстро зашагал прочь. Смесь досады и недовольства — не то на тупость боевиков, не то на собственную тупость, овладела сейчас мной. Вот же, бараны тупоголовые! Что им ни говори, всё им как об стенку горох! Да и я... тоже, нашёл перед кем душу выворачивать. Вот Кип — совсем другое дело. Он бы сразу во всём разобрался. Кто же ещё, как не он?

Потом мои мысли потекли совсем в другом направлении.
Я шёл по улице и с удивлением отмечал, как сильно после столкновения с Циклоном изменилось моё восприятие. Точнее, органы чувств: зрение, слух, обоняние и пр. — остались прежние, но вот тот, кто ими сейчас пользовался, был уже совсем другим человеком. Моя жизнь словно бы раздвоилась на до и после. На ту, которая была до столкновения с Циклоном, и на ту, которая появилась после. И я уже понимал, эта моя новая вторая жизнь нравилась мне сейчас значительно, значительно больше.

Я смотрел на город, и город, ещё час назад казавшийся мне привычным, теперь казался совершенно чужим. К чему, к чему эти непонятные нагромождения, эти лепящиеся друг к другу дома, эти уродливые заборы, эта суетливая беготня? Зачем, в конце концов, эта бесконечная, ни к чему не приводящая борьба?

Полный сумбур был у меня сейчас в голове.
И только одна мысль билась в ней более-менее отчётливо.

«Надо что-то делать... Надо что-то делать...»
Но что, что именно? — задавался я время от времени вопросом, но ответа на него не получал.

Так я и шёл, погружённый в эти мучительные размышления, не замечая ничего вокруг, потом мне наперерез выскочила Мокаиса.
— Ага, попался! — закричала она, впиваясь в меня плотоядным взглядом.

Я поморщился. Уж с кем с кем, а с ней мне хотелось общаться сейчас меньше всего.
— Ты почему вчера не пришёл? — спросила она требовательно. — Ты же обещал.
— Мне некогда, — сказал я резко.
— Учти, многие месяцами ждут.

Я поглядел на её толстые мясистые щёки, жадные маслянистые глазки, и меня чуть не стошнило в третий раз. И как только я ещё мечтал о такой?
— Очевидно, я отношусь к немногим.
— Угадал.
— И всё-таки поищи себе кого-нибудь другого.
— Мне не нужно другого, — сказала она, жеманно растягивая слова. — Мне нужен ты, я тебя люблю.
— Да пошла, ты!.. Протоплазма!

Борясь с тошнотой, я попытался её обойти, но она явно не хотела меня отпускать. Она схватила меня за руку и быстро-быстро зашептала, словно безумная:
— Не уходи! Я прошу тебя, Корд, не уходи! Ты нужен мне... Я без тебя не могу! А давай прямо здесь, на дороге, а?!.. Я всё, что хочешь, ради тебя... Только не уходи!

От этого горячечного бреда в голове у меня спуталось всё окончательно. Казалось, последние силы полностью меня сейчас оставят. Я с отчаянием огляделся. Какие-то незнакомые люди стояли невдалеке, откровенно над нами посмеиваясь.
— Да вали ты её! — крикнул кто-то из них. — Вот же олух-то!

Как ни странно, эта реплика словно бы придала мне сил. Я вырвался наконец из объятий Мокаисы и под дружный хохот собравшихся бросился прочь.
— Смотри, пожалеешь! — крикнула Мокаиса мне вслед.

Я перешёл на бег.

Кип, к счастью, был у себя. Моему появлению он явно обрадовался — встал со стула, пошёл мне навстречу. Меня же вдруг пронзила острая мучительная боль. Как же всё-таки мерзопакостно я вёл себя вчера по отношению к нему. Корчил поначалу из себя бывалого папашу, потом вообще накричал ни за что ни про что. Хоть в глаза ему теперь не смотри.

Кип, впрочем, вёл себя очень радушно, даже виду не подавал, будто и не было у нас вчера никакой размолвки. Усадил молча за стол, поставил еду, брагу, сам уселся напротив, готовый в любой момент выставить на стол что-нибудь ещё.
— Да погоди, погоди, — бормотал я. — Сначала мне нужно тебе кое-что сказать... Вчера... Вечером, когда мы приехали из леса... Я немного на тебя накричал.
— Вот уж пустяки. Я уже и забыл про это.
— Нет, не пустяки, — сказал я упрямо. — Я вчера на тебя накричал, и вообще... Вёл себя, как самая последняя сволочь... В общем, извини меня, пожалуйста.

Я исподлобья на него посмотрел. Кип неловко улыбнулся.
— Да полно тебе, — пробормотал он. — Такая ерунда... Впрочем, если это для тебя так важно, то так и быть — извиняю.

Теперь уже улыбнулся я.
— Спасибо.
— Пожалуйста.

Мы с облегчением рассмеялись.
И тут я без всяких предисловий, чуть ли не взахлёб, принялся ему рассказывать то, что волновало меня сейчас больше всего: про Лес, про Океан, про то, что сотворил со мною Циклон, что надо же в нашей жизни что-то менять, менять кардинально, ведь нельзя же так, в конце-то концов, ведь наша жизнь — это же полнейший маразм, если не сказать хуже, и т.д., и т.д., и т.д.

Кип сразу же стал серьёзным.
Когда я закончил, он сказал:

— Как здорово, Корд, что ты сегодня ко мне пришёл, рассказал мне всё это. Действительно, наша жизнь... Ты правильно всё рассказал, только... Только знаешь что? Давай продолжим разговор после, а сейчас — прочитай вот это.

Он протянул мне тетрадь. Это была та самая тетрадь, которую мы нашли вчера в развалинах посреди леса. Неужели это и впрямь было только вчера? Не неделю, не месяц, не полгода назад? Мне казалось, будто прошла уже целая вечность, будто случилось всё это не в настоящей, а в какой-то другой, полузабытой уже жизни.

Я взял тетрадь и вопросительно посмотрел на Кипа.
— Читай, читай, — сказал он.

Я открыл тетрадь. Это оказался дневник. Покрывавшие страницы строчки были написаны от руки. Почерк был крупный, разборчивый, совсем как у меня. Я бы даже подумал, что сам это когда-то написал, если бы не был уверен, что ничего такого не делал.
Я стал читать.

«3176 год. 14 мая.
Привет!
Меня зовут Гордон Диксон-младший, а можно попросту Корд...»

Ух ты! — подумал я тут. Тёзка мой, что ли?

«Все родные и друзья меня так называют. Младший же — потому, что был в нашем роду и старший. Это мой пра-пра-пра... В общем, какой-то там предок, живший не то триста, не то четыреста лет назад. Был он, говорят, космодесантник, или кто-то в этом роде, точно не знаю. В историю же он вошёл вот как: погрузился — ни много, ни мало — в многомерный внепространственный и вневременной континуум непонятного происхождения, а потом ещё и вернулся, причём в целости и сохранности.
Вот такие у меня героические корни.
Но это я так, к слову. Надо же с чего-то начинать. Ведь сегодня впервые в жизни я решил завести дневник. Никогда я, честно говоря, никаких дневников не заводил, а вот тут вот решил завести. А всё потому, что очень уж знаменательное событие со мной приключилось — сегодня утром я прибыл наконец на Кадар...»

— Кадар?! — пробормотал я тут. — Какой ещё Кадар?
— Так называется мир, где мы живём, — пояснил Кип.
— Да-а!? — протянул я. — Но я про этот Кадар слышал где-то ещё. — Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить. — Точно! — воскликнул я в какой-то момент. — Помнишь картину в кабинете Шлепень-Шлеменя? Там тоже что-то про Кадар было написано. А ну-ка, дай-ка вспомнить. — Я снова наморщил лоб. — Экспедиция какого-то там Шлепеня на этот... Кадар. Так, кажется.
— «Экспедиция Егора Шлемова покоряет Кадар», — поправил меня Кип.
— Точно! — сказал я. — Что же это за Кадар такой?
— Я же сказал — так называется мир, в котором мы живём.
— А, ну да, ну да.
— Ты не отвлекайся, читай.
— Хорошо, хорошо.
Я погрузился в чтение снова.

«...Как же мне всё-таки повезло, что я попал именно на Кадар. Не на жаркие, к примеру, Сардар или Оригену, и не на похожую на свалку Эльдомену, умирающую уже несколько тысячелетий, а именно, именно на Кадар, планету чистенькую, как девственная простыня, планету, которой пыльные руки цивилизации ещё не успели коснуться, а теперь, надеюсь, не коснутся уже никогда. Самое же интересное во всём этом — лес. Не традиционный, в земном понимании, лес — буковый, к примеру, или дубовый (здесь, кстати, таких тоже хватает) — а тот самый диковинный лес, который несколько лет назад открыл Шкляревский.
Здесь многое вокруг этого леса крутится. Биологи, физики, парапсихологи, специалисты по контактам... Всё твердят о его разумности. Только пока что в исследованиях своих не очень-то преуспели.

Даже место для Базы выбрали рядом с лесом. Чтобы, значит, контакты с ним налаживать, а заодно и заниматься Проектом. Кстати, о Проекте. Я ведь здесь, на Кадаре, один из его творцов. Младший технический инженер по биооборудованию, ни много, ни мало. Фигура, так сказать. Гигант.

Оборудование, правда, пока что не прибыло — где-то в Феомидной системе, говорят, застряло. И я уже, честно говоря, углядываю на несколько дней вперёд некую безрадостную перспективу вынужденного безделья. Хотя, с другой стороны, худа ведь без добра не бывает. Попробую этим временем распорядиться с толком. С планетой познакомлюсь, на лес посмотрю. Да и Куртис, новый мой приятель, уже записал меня в местную волейбольную команду, обещая жаркие баталии.

Вот, кстати, и он, лёгок на помине. Голову в окно засовывает. Говорит, что геологи нас на матч вызывают. Что ж, бегу играть в волейбол. Ох, и кола же я им сейчас засажу...»

— Волейбол?! — проговорил я тут. — Что это?
— Игра такая, — сказал Кип. — Ты не отвлекайся, читай.
— Да я не отвлекаюсь. Просто тут терминов столько непонятных.
— Ничего, потом разберёшься.
— А кто такой Куртис?
— Человек один. Ты читай, читай.
— А ты уже всё прочитал?
— Да. Вчера ещё.
— Хм, что