"Всесильная рука КГБ", или Экзамен по гистологии (рассказ-воспоминание)

Москва, 1977 год. Диссиденты и КПСС. Таганка и китайские джинсы. Конан Дойль за двадцать килограммов макулатуры и бессмертная трилогия бровастого генсека миллионными тиражами. «Битлы», «Роллинги» и «Самоцветы» с «Песнярами». «Ком ту геза!», «Это время гудит – БАМ!» и полуподпольный «Чубчик кучерявый». Бомондная фарца у московского планетария и комсомольские стройотряды. «Колбасные» подмосковные электрички и легендарная пивнуха «Яма» на Пушкинской. В радостной ожидаемой перспективе - Московская Олимпиада, и в совершено безрадостной и совсем неожидаемой - похороны Высокого (кто говорит – затравили, кто – отравили, кто – сам «двинул» от наркоты и водки.). Гады-империалисты со своим успешно загнивающим, но почему-то так окончательно и не сгнивающим Западом - и наша железобетонная уверенность в счастливом (а как же! Обязательно!) завтрашнем дне. В общем, такой уже привычный, такой притягательный, такой совсем пока ещё не траурный, сыто-лениво-спокойный «застрой».

А вот и студенческая сессия – настоящий праздник молодых  и обжигающе-горячих, как пятикопеечные пирожки на Казанском вокзале, студенческих сердец! Бальзам, едрить-разъедрить, на все наши семестровые раны! Правда, во рту отчего-то противно-кисло и уже начинает мутить при виде толстых и очень серьёзных книг… Послезавтра – экзамен по гистологии. Так называется наука о тканях человеческого организма: мышечной, нервной, жировой, соединительной и прочих.  Вот насчёт нервной, это очень актуально, очень, да! Так прямо и называется – гистология. Да, это такая гистология! Такая… ! Очень передовая наука! Передовее даже кибернетики с космонавтикой, и страшнее атомной войны и слов: «Партбилет – на стол!» (хотя я-то всего-навсего комсомолец-молодой строитель коммунизма. Чего мне-то бледнеть и пухнуть?). Это та ещё гистология! Сами видите: даже одно лишь название, и то преомерзительнейшее.  Полная аналогия с известными грустными желудочно-кишечными червяками. Даже обедать не хочется, вот это какая интересная наука! Начисто отбивает аппетит!
- Сань, ты как? – спрашиваю Карлова. Саня – мой друг, товарищ и, можно сказать, брат по одной учебной группе. – Встречаешь во всеоружии?
-Ага, - отвечает он честно, потому что, как и я, положительный комсомолец. – В смысле, ноль. Голый и абсолютный.
- Абсолютного ноля не бывает, - отвечаю ему авторитетно ( я в школе по физике был твёрдым «хорошистом», так что понятие имею. Физика – это вам не гистология.).
         - Если только теоретический.
- А я - практический, - слышу в ответ. – Он же абсолютный. А ты?
Я горестно вздыхаю. А чего темнить-то? Экзамен – послезавтра. Об этой гЛистологической науке – без малейших понятий. Короче -  тоска и грусть. Как у тех желудочно-кишечных паразитов.
- Чего делать будем? Главное, полгода эту гЛистологию долбили -  и ни одной светлой, я уж не говорю о порядочных, мысли в голове.
- Чего… Ничего! Верёвку мылить! - вполне реалистично предлагает Карлов. – Мне как раз вчера маманя десять кусов прислала. Мэйд ин Хина. По их, по-китайски, значит – Китай.
- Чего прислала-то? – не понимаю я. – Китайской верёвки? Верёвку можно и здесь найти. Стоило стараться…
- При чём тут верёвка… - морщится Саня. -  Я тебе про мыло говорю. Пахучее. С лепестками розы. Им китайцы моются. Из китайских собак.
- Почему из собак? – спрашиваю я.
- А из чего же?
- Ну мало ли… Они же собак едят. Зачем харчи на мыло переводить?
-Собак едят корейцы, -  с умным видом, говорит он (ага! Умный! Лучше бы про гистологию столько знал, сколько про этих намыленных корейских собак!).
-Выращивают на специальных фермах. Да собак, а не корейцев! – повышает он голос, видя, что у меня сегодня с соображением – большие проблемы.
- Да, наверно ты завтра экзамен не сдашь. Потому что очень много думаешь. И , главное, совершенно не о том. А мыло, если и из собак, то из помоечных, - добавляет он.
- К нам бы приехали, - говорю я, имею в виду китайских мыловаров. -  У нас их полно. На весь Китай бы наловили. Вместе с Кореей.
- Кого полно?
- Помоек.
- При чём тут помойки? – начинает раздражаться он.
- А на них собаки водятся.
- Ну?
- А из собак – мыло.
- А-а-а! – наконец-то, понимает он всю логическую цепь моих рассуждений. – Нет, ты, наверно, экзамен всё-таки не сдашь!
- Это почему же? – наступила очередь обидеться и мне.
- Думаешь много. О том, о чём совсем не надо.
- Ага! Посмотрите на него, такого умного? А о чём надо?
- О китайца…Тьфу, о гистологии.
-А-а-а… А я думал – о мыле… Которое из корейских собак…
- Собак у них своих полно. Китайских. С синими языками. Называется хунь-хунь.
- Чау-чау, - поправляю я умного Карлова. Нет, вы только посмотрите на него? Ведь только вчера жаловался на , извиняюсь, жидкий стул, а сегодня уже умный, и правильные слова говорит. Ну как можно спокойно существовать рядом с такими китайскими карловыми?
- Да, на таком мыле вешаться за счастье…
- На каком? – подозрительно спрашивает Саня.
– Которое из хунь-хуня… - отвечаю я.
Дело в том, что карловские родители живут сейчас в далёком сибирском городе Борзя, что находится в дремучём из-за своей отдалённости от цивилизации  Забайкалье, на советско-монгольской границе. Его папаша закончил Академию Генерального Штаба и вместе с супругой, карловской мамашей, укатил туда по месту службы. Понятно, что командует он там не ротой или батальоном. Генерал Карлов – то ли  заместитель командующего, то ли начальник штаба Забайкальского военного округа (той ещё, повторяю, дыры). Шурик каждый месяц получает из тех прибайкальско-примонгольских бескрайних просторов серьёзные высоокалорийные посылки с питательным генеральским пайком и тамошними местными дарами природы. Нет, очень вкусно, очень. Сам пробовал, и неоднократно. Очень качественные пайки были у тогдашних советских генералов! ( У сегодняшних, судя по их мужественно лоснящимся физиономиям, тоже состоят не из килек в томате, тридцать три рубля за жестяную банку.)
-У тебя вообще-то какие планы? – поинтересовался Саня.
- Домой в Коломну надо съездить, - отвечаю я. – Обязательно.
-Давай так. Сейчас езжай, а завтра с само с ранья возвращайся -  и прямо ко мне на квартиру. Засядем вдвоём, закроемся и хотя бы пролистаем этот грёбаный учебник. Других-то вариантов всё равно нет.
(Чтобы вам было понятно, что именно он предлагал «хотя бы пролистать», то представьте себе два приткнутых боками друг к другу кирпича. Вот по объёму и размерам это примерно и будет искомый гЛистологический учебник. Страниц пятьсот-шестьсот (всего-то навсего!), не считая иллюстраций. И сей могучий манускрипт нужно было прочитать (какое там прочитать! Хотя бы внимательно пролистать!) опять же всего-навсего за сутки. Как вам? Не тошнит? Это, значит, вы плохо покушали. Явно не генеральским пайком. И ещё вам нужно больше гулять. И желательно с девушками, а не с учебниками.).

На следующий день (восьми ещё не было, я вернулся в Москву с самой первой электричкой) я давил кнопку звонка в его однокомнатную квартиру в микрорайоне «Ивановское» (это от тогдашней станции метро «Ждановская» в направлении сегодняшнего Косино на автобусе примерно с полчаса. Что для страны России забайкальско-примонгольский город Борзя, то для тогдашней Москвы - это самое Ивановское. Дыра дырой, дырее не бывало. Сейчас-то, понятно, уже почти центр «дорогой нашей столицы»).
-Здорово!
-Здорово. Проходи…
Снял куртку, разулся, прошёл на кухню. Здесь привычнее.
- Маман прислала три банки кофе. Обожраться, что ли… Давай по кофейку –и вперёд!
Ровно в восемь утра (я специально заметил время) мы ринулись в волнующую нас науку (мерзость какая!). Ровно в восемь утра на следующий день мы эту кирпичную книжку совершено обессилено захлопнули. На столе стояли две пустые банки из-под кофе, а в мусорном ведре валялись три пачки из-под «Явы» (естественно, пустые). Спать в прошедшую ночь мы, конечно, не ложились (знания требуют жертв. Особенно если их, знаний, нет.). Единственные подъёмы с кухонных табуреток– в «тубзик», на толчок.  За прошедшие сутки голова у меня превратилась в двухсотлитровую дождевую бочку, до самого верха заполненную водой. Каждое её движение гулко отдавалось в ушах, каждое вставание со стула требовало заметных усилий (конечно! Попробуй подними её, двухсотлитровую-то! Опузыришься!). Места знаниям в той бочке, естественно, не было (да и какие знания, если она до самого верха -  с водой!). Судя по кислой карловской физиономии, его бочка от моей ничем не отличалась.
- Ну и чего? – спросил я . – Какие гениальные мысли шевелятся в вашей, Шура, голове?
- Мысли насчёт поспать, - ответил этот нахал. – А больше никаких. Абсолютно. И практически, и теоретически.
-Это возмутительно, - сказал я. – Нас, Шура, ждёт настоящее мужское испытание -  а что я слышу? Малодушные стоны. Я отказываюсь понимать вас, Шура. Может быть, вас чем-нибудь огреть по вашей голове?
-Не надо, - услышал я в ответ. – Я всё понял и осознаю. Пошли одеваться.

Как это ни странно, но экзамен мы не просто сдали, а получили по целой  и самой настоящей четвёрке. Я сильно подозреваю, что экзаменаторы поставили нам эти самые «хор.» не столько из-за знаний (которых, конечно, не было и быть не могло), сколько за наши очумелые физиономии. А то, что они выглядели именно очумелыми (если точнее – очумело-обалделыми), в этом не было никакого сомнения: попробуйте сутки (сутки!) просидеть за столом, не отрываясь от книги, выпив за эти двадцать четыре часа две двухсотграммовые банки кофе без молока и выкурив на каждого по полторы пачки сигарет. Такое можно выдержать только в молодом возрасте, когда дури в человеке ещё ох как хватает! Как дождевой воды в двухсотлитровой бочке!
- Ну и чего? – спросил Саня, когда мы вышли (выползли) в институтский коридор с «очетверёнными» зачетками в нервно дрожащих руках.
- Ничего. Едем к тебе и заваливаемся спать. До завтрашнего утра. А, может и дольше. В общем, до упора. Пока не отойдём.
- Куда? – подозрительно спросил он.
- Я пошутил, - ответил я. – Тебе, Шура, надо больше гулять. А то мыслишь очень прямолинейно. Никакого простора фантазии.
-Ну, чего, мужики! Как дела? – вдруг нарисовался перед нами наш одногруппник Вова Меркулянский. Морда у него радостно светилась. Наверно, ночью спал без сновидений. Хотя она у него всегда светится. Это потому что он, в отличие кой от кого, не будем показывать конкретно и пальцем, умный. Он в армии был отличником боевой и политической подготовок, и служил не где-нибудь, а на государственной границе. Думаю, что на советско-китайской. А на какой же ещё, если он такой выдающееся умный!
- Всё пучком. Четыре балла.
- И у меня четыре! -  Вова довольно потёр руки. – Надо отметить.
-Не-не!- запротестовал я. – Только домой - и баиньки.
-Да ладно тебе!- горячо возразил этот пограничный змей-провокатор. – По соточке и чебуреку. Всего и делов-то! А?
Его неожиданно поддержал только что загибавшийся от чрезмерной усталости Карлов, тоже тот ещё змей-искуситель (а ведь ещё утром, гадюка генеральская,  ныл, что уснуть бы и не проснуться! И даже без всяких собачьих верёвок!).
- Ты чего? Да всего-то по соточке! – поддержал он Меркулянского. – Мёртвому дробина! А отметить надо!
В общем, уговорили. Да, признаюсь: меня можно уговорить. Да, я слабовольный