"Всесильная рука КГБ", или Экзамен по гистологии (рассказ-воспоминание)

человек! За что и терплю! Тем более что есть (нет, не есть! Хавать! Жрать! Молотить всё подряд и, желательно, в двойных порциях!) после меркулянского упоминания о чебуреке захотелось просто-таки до сведения скул. Хотя с физиологической точки зрения ничего удивительного в этом не было, и вдруг прямо-таки навалившийся чудовищный аппетит – это  такая своеобразная реакция организма на произошедшую стрессовую ситуацию. Этакие «открытие клапана» и «сброса пара» после мучительных суток и сданного-таки экзамена. Опять же провокатор Меркулянский предлагал посетить мою любимую чебуречную на площади Ногина – полуподвальное уютное помещение, где продавали очень вкусные (и, что тоже немаловажно, достаточно дешёвые) чебуреки.
-Ладно, - согласился я. – Жрать действительно хочется как из пушки.
Пошли, провокаторы нехорошие.

И как накаркал: пришли на Ногина, взяли по паре чебуреков, отошли в угол, выпили по сто, не больше -  и я с ужасом почувствовал, что стремительно  и оглушительно пьянею. Буквально в секунды! Со мною раньше никогда такого не было! Это уже позже, когда я стал более опытным питоком, то понял, что тогда меня просто-напросто «отпустило». И доза – пятьдесят граммов, сто или двести – здесь особого значения уже не имела. Главное – толчок. Вот этот-то толчок и оказался действительно первым толчком в целой череде последовавших за ним удивительно-невероятных приключений.

Это называется, «друзья встречаются вновь»: только я как следует закривел, мама моя – вот они, красные околыши! Физиономии серьёзные, государственные, с соответствующим должности суровым милицейским взглядом -  а  увидели нас и обрадовались как французы  при  захвате Москвы в 1812 году! Вскинули руки к своим служебным пластмассовым (или целлулоидным? Ну не деревянным же и не железным!) козырькам, ощерились радостно: ба, ребята! А мы как чувствовали, что именно сюда нам надо зайти, и именно в это время! И много выпили? Ну, конечно, совсем по чуть-чуть! Это все так говорят. Почему? Да потому, что у вас на физиономиях чётко написано: каждый скушал по меньше мере по пятьсот граммов. То есть, по бутылке, не меньше, в одну свою счастливую и довольную харю. Так что пойдёмте, хлопцы, бабайки, Как это куда? К нам, куда же ещё?  Здесь совсем недалеко. Как говорится, «а из нашего окна площадь Красная видна!» Наше родное тридцать третье отделение, а при нём – очень уютный вытрезвитель. Правда-правда! Конечно, не «пять звёздочек», но железные койки, непромокаемые брезентовые простыни  и относительно до конца ещё не загаженный общественный толчок -  в наличии. Очень удобно и для москвичей, и для гостей столицы. Пойдёмте, нечего тут трезвый народ смущать. А то ещё подумают, что мы диссидентов поймали. Хотя они вроде бы не пьют. У них и без пития дури в головах навалом…

Вот так мы и оказались в тридцать третьем. Я, надо признать, со времени встречи с патрульными милиционерами и до самого водворения на вытрезвительскую койку, пребывал в состоянии полнейшей апатии. Мне было абсолютно всё равно – где я, с кем я, куда меня ведут, зачем нужно раздеваться. Было лишь одно огромное желание – спать . Самое интересное, что забрали нас только двоих, меня и Сашку. Меркулянский, аки бесплотный дух, исчез-растворился в той чебуречной суете. Причём проделал это так мастерски, что никто его исчезновения и не заметил. Поступил он, конечно, по-свински, самым наглым образом бросил товарищей. Так московские студиозусы не поступают! Тем более только что сдавшие экзамен по всеми любимой гистологии!
Как только мы оказались в гостеприимных милицейских стенах, настроение наших стражей заметно посуровело. (И опять же понятно: для них это – родные стены, здесь можно снять с себя приветливую милицейскую личину). Саня же, наивный, этого не понимал (или делал вид, что не понимает). Он решил, что если они с нами там, в чебуречной, чтобы её, соблазнительницу, волки сожрали, в любезность играли, то эта комедия и здесь будет продолжаться.
- Мне надо позвонить! – решительно заявил он низкорослому и коренастому капитану, одному из здешних начальников.
-Проспишься – позвонишь! – ехидно усмехнувшись, пообещал тот. – Из автомата, на углу. Ваши имена, фамилии, где живёте, учитесь.
- Мне надо позвонить!- пёр Карлов буром на этого ехидного капитана, не обращая внимания на его требования наших паспортных данных. Капитану такое его поведение совсем не понравилось.
- Стоять смирно! – рявкнул он, явно любуясь собственным величием, и его румяные щёки торжественно колыхнулись над его капитанскими погонами. – Здесь я начальник! И вы будете выполнять мои требования, а не я ваши пьяные прихоти!
- Так мне можно позвонить или нет? – не сдавался Шурка. Орать на него было бесполезно. У него у самого папаша – генерал. У него, генерала, такой командный голос, что капитану не снился и в самых сладких снах.
-Саня, не лезь в г…но, - шепнул я ему. – А то отбуцкают по полной схеме. Здесь это запросто. И не пожалуешься никому.
- Не лезь! – раздражённо бросил мне мой товарищ по несчастью. -  Я знаю, чего делаю! Хочешь спать – иди, никто тебя не держит! А мне надо позвонить!
Что ж, как говорится, хозяин - барин. Звони, если себя не жалко. В те «застойные» годы резиновых дубинок у милиционеров ещё не было, поэтому лупили намоченными и свёрнутыми в жгут вафельными полотенцами. Орудие не хуже сегодняшних дубинок. Главное, на теле не оставалось никаких следов, а некоторые милицейские «умельцы»  таким «предметом туалета» «опускали» у особо резвого клиента почки с одного-единственного удара по пояснице.
И я пошёл в камеру спать. Как это у Высоцкого: «Мне снился наш весёлый наворот…». Впрочем, не помню, снилось мне что-нибудь или нет, потому что в сон я провалился мгновенно, только лишь коснувшись лицом подушки.
Сколько спал – не знаю, но думаю, что не очень долго. Во всяком случае, милицейский старшина прервал моё блаженство если не в самом начале, то уж точно посередине. Я сразу обратил внимание на его откровенно заискивающее выражение физиономии и этакий холуйский предупредительный наклон в мою сторону типа «чего угодно-с?». Это было странно и даже удивительно, учитывая что при нашем появлении в сиим богоугодном заведении он выказывал нам откровенное презрение и недвусмысленно обещал наградить «господ студентов» вышеназванными мокрыми полотенцами.
- Проснулись? – ласково прощебетал он, увидев что я открыл глаза. – Ну, вот и славненько! Как спалось?
-Спасибо. Нормально, - осторожно ответил я, опасаясь какой-нибудь закамуфлированной под эту показную вежливость гадости с его стороны.
- Претензии есть?
- Нет.
- Очень рад, очень! – расщеперился он в милейшей улыбке, которую -  я подозреваю – демонстрировал крайне редко, и уж никак не здешним посетителям.  
- Тогда одеваемся! Вот я и вещички ваши принёс! Посмотрите, всё ли на месте?
Чувствуя себя полным идиотом, я натянул рубашку и брюки. Нет, что-то здесь было явно не то! Меня явно с кем-то перепутали. Да, а Санька-то где?
- А товарищ мой…
- Прошу, прошу… Он уже здесь, в коридорчике прогуливается!
Увиденная «здесь, в коридорчике» картина ещё более запутала моё и без того не совсем логичное понимание происходящего. У стена выстроились чуть ли не во фрунт человек пять милицейских офицеров во главе - я запомнил его, милягу – со здешним  начальником, тем самым грозным капитаном. Щёки его, теперь уже бледные, без всяких признаков былого румянца, скучно лежали на потускневших, пока ещё капитанских погонах. Карлов же ходил перед ними с недовольно-капризным выражением лица и напоминал Наполеона, который прохаживался перед своими генералами накануне битвы на Бородинском поле в бессмертном фильме Сергея Бондарчука «Война и мир».
-Выспался? – встретил он меня недовольным вопросом. – И здоров же ты на массу давить! Ну, погостили, пора и честь знать.
-Александр Евгеньевич, значит, претензий нет? – подал вежливый и чуть ли не дрожащий голос капитан.
-Нет, - коротко бросил Санька. – Пошли отсюда (это уже мне).
Мы миновали холл, спустились по лестнице, вышли на улицу. Пока шли, я утвердился в мысли, что нас наверняка с кем-то перепутали. Сейчас опомнятся и примут соответствующие возвратительные меры. Может быть, даже извинятся за такую свою возмутительную оплошность мокрыми вафельными полотенцами.
- Рвём когти, - быстро сказал я Саньке, когда мы оказались на улице. –Ты вправо, я  - влево. Встречаемся в метро.
- Зачем? – удивленно остановился он.
-А ты не понял? Нас с кем-то перепутали! Приняли за важных персон! Сейчас опомнятся, кинутся догонять!
Саня легкомысленно рассмеялся. Чего смеяться-то? И почему стоим? Надо ноги быстрее делать, а не ржать как нажравшийся желудочно-кишечный паразит!
-Никуда бежать не надо, - сказал он, отдышавшись. – Вон наша машина.
Я посмотрел куда он указывал. Чёрная «Волга». «МОСовские» номера (чтобы понятнее - Моссовет). Очень приятно. Ничего не понятно.
-Поехали, поехали, -  и он подтолкнул меня по направлению к правительственному (а какому же?) лимузину…

-Прошу объяснить, - потребовал я, когда мы, расположившись на заднем сидении и приветливо кивая встречавшимся по дороге гаишникам, которые провожали машину очень уважительными взглядами, уже катили к нему на квартиру. – Что это за дела?
-Да тебе-то чего? – удивился Саня. – Едет как фон-барон и ещё чем-то недоволен! Экий ты, право, привереда!
-Я, Шура, всем доволен, - вежливо поправил я его. – Я прямо нормально дышать не могу, вот до чего я доволен. Но только слишком много эпохальных событий за такой ничтожно короткий срок. Сутки без сна за учебником, потом сдать экзамен на четыре балла, после чего попасть в вытрезвитель, из которого уехать на правительственной машине. Извините, Шура, может быть для вас такие кульбиты и привычны, но для меня это явный перебор.
- Так бы и говорил, - сказал Саня довольно и становясь при этом похожим на того самого вытрезвительского капитана, когда он находился ещё в начальствующем состоянии. – А то «прошу объяснить»... Успел там, в милиции, нахвататься их казённых разговоров… Ну да, машина! Да, моссоветовская! Пока ты там бессовестно дрых, я всё-таки позвонил по телефону. Ну да, отцову другу. Объяснил что да как. Вот он и прислал свою служебную. Других, наверно, не было. Такие дела.
-А отцов друг у нас кто? – осторожно поинтересовался я.
- Отцов друг - это хороший мужик, - сказал Саня. – Дядя Петя.
- Хоть баба Маня, - охотно согласился я. -  В каких чинах? В какой должности?
- Ну… - Саня неожиданно замялся. – Ты только не  трепи нигде особенно… Заместитель Андропова.
- Картина Репина «Приплыли», - констатировал я. – Что, самого...?
-Угу, - кивнул этот…гражданин с ушами совершенно спокойно. – Не, нормальный мужик. Тоже поквасить уважает.
- «Тоже» – это ты кого имеешь в виду?
- Ну кого же… - вздохнул он. -  Я как чувствовал, не хотел в эту гадскую чебуречную идти.
И неприязненно покосился на меня. Ну не скотина, а? Одно слово - генеральский сынок!

Да, жизнь московского студента – сплошные радость, неожиданные открытия и весёлые приключения! Пять минут назад валялся чуть ли не на тюремной шконке -  а сейчас еду в персональном транспорте заместителя Председателя Комитета Государственной Безопасности