Грязь. Продолжение

выведения затянутых следствий! Если мы повезём Рому в больницу – значит, нас сцапают ещё до того, как мы въедем в город! Все дороги уже наверняка перекрыты! У них приказ стрелять на поражение. Зачем им лишний геморрой, когда в город прибыла комиссия из Москвы? Ты хочешь именно сейчас рухнуть в топку истории?
- А ты предлагаешь начать новую жизнь в тайге, рядом с Роминой могилкой? – обиделся Кирилл, - Разворачивай свою колымагу! – потребовал он, ткнув здоровой рукой в спинку водительского сиденья.
- Хорошо, но знай: они не будут нас брать живьём! – предупредил Антон.
- Кто знает, что у них на уме? Мы хотя бы попробуем!
Затянув, что-то наподобие отчаянной героической песни, Антон добавил в горячее блюдо ещё немного острой приправы искренности:
- Умрёмте же сегодня весело и достойно, друзья! – страшным голосом запел он.
Взвизгнули потёртые колодки тормозов, и машина остановилась на узкой лесной дороге. С обеих сторон на них смотрели близко растущие стволы высоких деревьев.
- Как же нам тут развернуться? – потерянным голосом спросил Антон, - Что ж, остаётся только ехать задним ходом…
- Может омон уже близко, и они его успеют довести до больницы? – предположил Козырев, - Если конечно перед этим не перебьют всех нас, как бешеных псов!
- Будем надеяться, - трезвея, дрогнул голосом Руберовский, - И вправду, наши жизни для них вряд ли сейчас представляют особую ценность…
- Кончайте трындеть, - внезапно захрипел Роман, - Не нужно в город… - в его груди что-то забулькало, - Оставьте меня на дороге и… бегите…
- Не говори ничего Рома, побереги силы! – не разобрав толком смысла сказанного, засопел Кирилл, продолжая зажимать своей повязкой рану на его груди, - Потерпи братан, осталось совсем немного…
Спустя пару минут движения назад машина предсказуемо заглохла. Запах бензина был такой, как будто на неё только что вылили галлон топлива.
- Вау, - протянул Козырев, разглядывая пробитый бак, - Здесь дыра почти с мой нынешний кулак на левой руке!
- Хватит болтать, помоги мне лучше вытащить Рому из этой железной душегубки! Нет, не трогай его, я сам, - передумал он, - Доставай аптечку – нужно его срочно перевязать!
Вид у лидера банды был крайне растерянный. Наверное, впервые в жизни он попал в тупик, выбраться из которого уже не представлялось никакой возможности. Он сидел и тихо плакал над неподвижным телом Романа. Слёзы капали на повязку, которую он только что накладывал на его рану.
- Он не дышит, не дышит! Я не чувствую у него пульс! – рыдал он. Его слёзы совсем как у маленького ребёнка продолжали быстро катиться по щекам, - Ромыч, отзовись, отзовись, ты меня слышишь, Ромыч!? Не уходи-и-и…
- Успокойся, ты его уже не вернёшь. Не тряси его. Поздно причитать, - дрожащим голосом сказал Кирилл, капая кровью с повязки на пожухлую дорожную траву. В его животе сильно заурчало, воздух в кишечнике разрывал низ живота. Он стоял, опершись плечом о дерево, склонив голову  вниз. Ужас сковал всё его тело, не давая пошевелиться.
- Прости меня братишка, прости-и! – голосил Антон, - И вы простите все пацаны, это я во всём виноват! Я, душегуб и убийца, хренов соблазнитель! Ты сегодня дважды спас меня! Ты принял мою пулю на себя и ушёл от нас, Романыч! Но ничего, сейчас появятся менты и уложат нас рядом с тобой и мы все встретимся где-нибудь там, в Валгалле или в Беловодьи… И будем вместе вечно и никогда больше не расстанемся! Потому что я не хочу расставаться! С мечом в руке, с мечом в руке! – прокричал он и схватил в руки автомат.
- Хорошо, босс, я с тобой, - тихо вздохнул Кирилл и достал из куртки свой пэ-эм, - Умрём, и все вместе будем ожидать Влада на той стороне Стикса…
- Кирюха, я не могу тебя принуждать, беги в лес! Живи, чувак! Мы тебя не осудим! Возьми сумку с деньгами и беги! Чу, уже слышен шум мотора в лесной дали! – он достал из внутреннего кармана фляжку с коньяком, опрокинул часть содержимого в себя и протянул её Кириллу.

…Из подошедшего микроавтобуса посыпались солдаты, быстро рассредоточиваясь по бокам от вооружённых преступников. Трое из них оставались впереди, прячась за деревьями и держа бандитов на прицеле. Совсем окосевшие Антон и Кирилл спотыкаясь, бежали в сторону старого микроавтобуса.
- Вперёд за Родину, за Романа! Ура-а-а! – орал, рванув в атаку, почти ничего не соображающий Руберовский, вскидывая на ходу автомат с пустым рожком.
Первая пуля прилетела откуда-то сбоку. Почти, как тому чернявому охраннику, коварная маленькая металлическая хищница пробила одну щёку и вышла из другой. По случайности остались целы половина зубов, только потому, что рот бойца был широко раскрыт, когда он кричал громкое: ура! Вторая пуля разорвала плечевой сустав, опрокинув вожака на бок. Третья...
Антон почувствовал, как быстро наполняется кровью рот, маленькие струйки текли вниз, щекоча бронхи и заставляя его рефлексы сотрясать диафрагму. Он видел лежащего на земле, окровавленного Кирилла и пытался протянуть в его сторону руку. Парни смотрели друг другу в глаза, молча прощаясь. Вокруг суетился ОМОН, дневной свет мерк, а мир покрывался пеленой вечного вселенского мрака…

42 глава

Эта история вовсе не закончилась на абсолютно трагической минорной ноте, как могло показаться в начале. Из четверых израненных бойцов погиб только Роман Плетнёв – остальных истекающих кровью стрелков, солдаты, оказав им первую помощь, доставили в городскую больницу, где их лечили в течение трёх недель, содержа под усиленной охраной. Затем было СИЗО, долгие месяцы расследования… Материнская папка с делом Ивановских бандитов росла и толстела, как на дрожжах – неделя за неделей, месяц за месяцем, становясь беременной близнецами, рожая себе подобные, но пока ещё маленькие папки, разраставшиеся так же быстро, как и их бумажная родительница.
Пока Сибирские Робины Гуды находились под стражей, у Анжелики родилась маленькая пухленькая девочка – смешной такой клон своих родителей, пополам похожий на маму и папу. Но увидеть дочь плохому папаше так и не довелось – может быть, потому что Анжела не пожелала прийти к нему на свидание, а может быть, в связи с большой секретностью дела и особой опасностью родителя, к нему её не пустили. Никто с точностью не мог этого утверждать. Известно только, что вскоре после рождения младенца, недолго скучая, она нашла себе какого-то старого тридцатилетнего урода – кандидата химических наук со средним пивным животом и масляной угристой рожей.
Янка, уйдя в депрессию, бросила театр и спустя пару лет тоже вышла замуж. И тоже за худого ботаника с линзами в глазах, но конечно, не такого умного, сильного и непреклонного, как Антон Руберовский. Вскоре Янка устроилась комментатором на местное телевидение ведущим городских вестей. Находясь уже полгода в участке за толстыми прутьями, Антон как-то услышал новости с комментариями о компании ЗАО «Кирпич и корыто» и о предстоящем суде «над извергами, лишившими жизни десятки замечательных людей нашего города».
Эльвира, после гибели Романа так и не смогла выйти замуж, оставаясь впоследствии долгие годы одинокой. Видимо сказался шок после смерти любимого. После перестрелки в Коттеджном посёлке, она пыталась вскрыть себе вены, но её родственники успели вызвать скорую и спасти девушку. Эльвира две недели пролежала в психиатрии, но полной реабилитации после стресса ей никто из врачей так и не пообещал. Она в это время тоже была на третьем месяце беременности. С плодом начались серьёзные проблемы, ребёнка спасли, но угроза потерять его оставалась почти до самых родов.
Джунг, как семейный флаг подхватила дядин бизнес, без мафиозной опеки справляясь со своими делами. Во время следствия она приезжала в Россию, но добиться свидания с Владом так и не сумела. Попытка продолжить строительство Дома Спорта своими силами ей тоже не удалась – нашлись местные дельцы, которые захватили стройку в свои руки. Так она и уехала домой ни с чем.  Десять Корейских рабочих остались в городе, трудясь на разных объектах, в том числе и на строительстве Дома Спорта.
Преступников по приказу свыше перевезли в Москву, и целых пол-года спустя после ареста группы «Кирилл и ко́мпани», состоялся закрытый суд. Всем троим изгоям светили пожизненные сроки с отбыванием в спец тюрьмах для особо опасных преступников. Но как это бывает в смутные времена, в дело вмешались сторонние для юстиции силы и всё пошло немного не так, как все ожидали. Когда суд был в разгаре, адвокат, нанятый московским отцом Антона, вытребовал дать Руберовскому полноценное слово. Как известно, длительность этого акта на суде не ограничена во времени. Антон, воззвав мысленно к помощи дочери Зевеса и Фемиды, организовал к идеологической битве все свои философские и юридические способности. На судебной арене наступило время процветания тотального софизма – хитростей, уловок, изворотов, головоломок и обобщённых умозаключений. Его часовая речь могла расшевелить мёртвого, сразить наповал Индийский металлический столп и растрогать человека без сердца. Однако же, факты оставались фактами, а значит, надеяться на смягчение приговора было сложно. Понимая это, по условному сигналу Руберовского вся компания дружно пошла в отказ от всех вменяемых им преступлений.
О, время зарождения демократии и свобод, время Великой Буквы Закона, где все статьи поглощаются одна другой – как мы все любим тебя!
Не было ни одного стопроцентного доказательства прямой причастности обвиняемых к рассматриваемым убийствам. Кроме кровавого инцидента в Цыганском посёлке. Но и здесь несколько проплаченных свидетелей внезапно заявили, что толком не рассмотрели лиц стрелявших. А один даже утверждал, будто на лицах бандитов в момент нападения были надеты шлем-маски. Дело грозило рассыпаться в прах. Однако прокурорские ветви оказались всё же сильнее плотной бетонной защиты обвиняемых – двое из них получили различные, но не такие уж значительные для столь серьёзного дела сроки. Что привело в ужас не менее, чем сотню родственников погибших, а после огласки дела в СМИ – значительную часть населения страны. Апелляция делу не помогла, увеличив срока обвиняемых лишь на годовщину-другую.

Прошло восемь долгих лет. Из двоих в зоне выжить удалось только Козыреву. Владилен подхватил туберкулёз и после нескольких лет мучений и борьбы с болезнью, скончался, не досидев всего пару лет…
Кирилл возвратился в родной город, не находя там почти ничего, что могло бы привязать его к этой земле. Его отец и мать умерли, не выдержав давления горя на слабые родительские сердца. Его вторая квартира, которую они не успели продать, была конфискована государством и перешла в муниципальную собственность, вероятно, потом доставшись кому-то из «нужных» людей. В квартире его родителей жила малолетняя сестра, под опекой тётки из Кировской области.

Вот уже две недели поиски Руберовского не могли  увенчаться успехом. Не то чтобы он страстно желал увидеть бывшего корешка, который, кинув их с Владом на произвол судьбы, преспокойно продолжил свободную жизнь. Просто была какая-то подсознательная надежда на лучшую и безбедную жизнь. Поиски Руберовского походили на сюжет кино с вкраплениями мистики. Все, кого он спрашивал про