В течение моего четырнадцатилетнего отсутствия власть над народом Трансильвании оказывалась в руках нескольких, так сказать, «господарей», которые больше занимались тем, что покорно вылизывали пятки султану (вновь прошу прощения, миледи, но настолько уж они мне противны), а свободное от «вылизывания» время они посвящали борьбе между собой, по очереди свергая друг друга с трона. Вернувшись в Трансильванию, я увидел, что всё, созданное мной на протяжении многих лет, было почти разрушено руками этих проходимцев. Народ ждал восстановления справедливости, и я решил дать ему желаемое так же, как я это сделал много лет назад, когда в первый раз взошёл на трон.
Я вновь стал господарем Трансильвании, изгнав труса, прежде занимавшего трон. Я не успел добраться до него, но настиг предателей среди бояр и наместников, его поддержавших и уже успевших прилично обворовать родной народ в моё отсутствие. Они хотели быть выше других. Что ж, их мечта осуществилась: они и вправду стали выше других, возвышаясь на колу.
Я был очень рад вновь вернуть себе трон. Но гораздо больше радости возвращения власти было счастье вновь увидеть моего сына Влада. Ему было всего 6 лет, когда в 1462 году в Трансильванию пришли двести тысяч турок. Моя жена погибла… Я не смог её спасти… Но поклялся, что сына я туркам не отдам. Нам пришлось покинуть замок и отправиться на западные окраины. Моей армии не хватало сил, чтобы дать отпор огромному войску турок. Даже глупец понимал, что без поддержки извне, нас попросту раздавят. Единственным, кто обладал достаточными средствами и войсками и мог решиться оказать поддержку против Османской империи, был венгерский король Матиаш… Вернее, я тогда считал, что он мог решиться на такое… Я слышал, что Папа Римский Пий Второй выделил Матиашу огромную сумму денег на организацию Крестового похода против турок. Кто мог организовать войска для этого похода лучше меня? Это была идеальная возможность и единственный шанс выжить. Я простился с сыном, поручив моим друзьям и соратникам и охрану его, и воспитание в случае моей гибели. Турки, как и их идейные предшественники, сарацины, часто любили применять грязные методы в борьбе с тем, кого нельзя победить силой. В любом месте в неожиданный момент меня мог ждать ассасин. Ассасины, миледи, это не просто наёмные убийцы. Это были настоящие фанатики своего дела, владевшие мечом, лучше янычар, обученные выживать в горах и в пустыне, лазить по стенам одними руками, прыгать без всякого страха с самых высоких башен и оставаться в живых. Я знаю их методы. Я видел их.
Потому я и поручил охранять сына и днём, и ночью, а сам отправился потаённой дорогой в соседнюю Венгрию просить короля Матиаша о помощи. Но Матиаш оказал мне дурное гостеприимство: вместо помощи меня бросили в тюрьму по ложному обвинению, где я провёл четырнадцать лет. И спустя все эти годы я был рад вновь увидеть своего мальчика. Ему уже исполнилось двадцать, и он почти догнал меня своим ростом. Мой мальчик стал мужчиной и настоящем принцем. В день нашей, столь долгожданной, встречи мы очень много разговаривали. Я расспрашивал Влада обо всём: где жили, как прятались от турок, как охотились, про женщин… Влад скромно признался, что из-за неспокойной жизни, вызванной необходимостью скрываться от врагов, он ни разу не провёл ночь с девушкой. Я пообещал ему, что вскоре, после того, как мы окончательно изгоним турок с нашей земли, я женю его на первой красавице Трансильвании. Сын засмущался, спросив: «А разве такое возможно?» Я ответил, что князь может всё.
Но радость от нашей встречи была недолгой. Из соседней Валахии пришли тревожные вести: Османская империя, лишившись своего, исправно платящего дань слуги, решила поставить нового князя на колени и послала многотысячную армию против нас. Я не был мечтательным глупцом, и прекрасно понимал, что моя небольшая армия не выдержит даже первого удара турецких полчищ в открытом бою. Но и вновь оставлять свой замок я тоже не хотел. На военном совете я принял решение выдвинуться в Валахию и напасть на турецкий лагерь ночью: одна часть моих войск подожжёт лагерь, другая будет рубить бегущих в панике вражеских солдат. Знаю, что вы подумали, миледи. Грязно, подло, недостойно. Да, за годы войн с турками я многому у них научился и перенял их методы. И понял, что бывают случаи, когда семья, народ и государство гораздо важнее чести.
Несмотря на возражения со стороны нескольких генералов, я отдал приказ выдвигаться навстречу туркам. После заседания ко мне неожиданно подошёл Влад и попросил взять его с собой на битву, говоря, что он уже взрослый и готов к встрече с врагом. Я возразил этому и как князь, и как отец. Как князь, я сказал, что мой наследник должен оставаться в замке, ибо его жизнь есть залог блага нашего рода и страны. А как отец – что я не смогу одновременно командовать войском, рубить янычар и следить за тем, чтобы его не убили. Сын продолжал настаивать, говоря, что устал прятаться и хочет быть, как я. Мы едва не поссорились после радости долгожданной встречи. Глядя на Влада, я понял, что мой сын уже не мальчик, однажды он станет князем. А потому пора ему привыкать к тяжёлой жизни господарей. И я решил взять его с собой, поручив моим друзьям ни на шаг не отходить от него в битве.
Наше войско выдвинулось в поход и очень скоро подошло к Бухаресту. Турки встали лагерем у города Джурджу. Подойдя к их лагерю, большинство моих генералов содрогнулось перед увиденным: вражеский стан раскинулся в поле, словно море – ему не было конца. Меня снова начали отговаривать отступить, но я был непреклонен, сказав, что мы пришли не для того, чтобы посмотреть на турецкий лагерь и уйти, и велел ждать ночи. Турки не догадывались о нашем прибытии, а если и догадывались, то полагали, что у нас не хватит смелости на них напасть. Возможно так и случилось бы, если бы моей армией командовал кто-то другой… Но ей командовал я.
Когда стемнело, мы начали выдвигаться в соответствии с планом: один отряд обошёл лагерь с правого фланга, другой – встал на противоположной стороне. Владу я велел отправляться с отрядом поджигателей – их задача была минимальной. Сам же встал на стороне, где предполагалось рубить бегущих от огня турок. По моему сигналу лучники начали засыпать вражеский стан огненными стрелами. Казалось, тысячи звёзд падали с неба на наших врагов, предавая их огню в наказание за злодеяния. Тут же раздались крики, началась паника. Никто не понимал, что происходит. Турецкие паши пытались отдавать какие-то приказы, но их никто не слушал. Все бежали от огня. И тут я приказал всем конным полкам, что у меня были, устремиться к бегущим туркам. А обращённый в бегство враг был уже не способен на сопротивление. Мы рубили их тысячами. Как сейчас помню, я в мрачных доспехах и драконьем шлеме, облив меч маслом и предав огню, один помчался против отряда турецкой конницы и обратил всех в бегство, рубя одного за другим. Убегая турки кричали: «Кызыклы! Кызыклы!¹». Так они кричали, пока не осталось ни одного.
К утру дело было кончено. Не успело солнце взойти, как от огромного, казавшегося океаном, турецкого лагеря остались пепелище и тысячи вражеских тел. В ту ночь Полумесяц² закатился в глубокую тьму, обагрившись кровью. Мы победили.
Если раньше и были слова, позволявшие описать радость, они все померкли и ушли в лету, ибо ими было невозможно говорить о счастье, принесённом нашей победой. Мы не просто победили, а отстояли свободу своей страны. Но даже столь великая победа показалась мелочью, когда после битвы я увидел живого и невредимого Влада. Его меч был весь в крови. Видно, он всё же нарушил мой приказ и вступил в бой. Но это уже не имело для меня значения, поскольку он был цел и невредим. Я уже не мог называть его мальчиком. В ту ночь Влад стал мужчиной и настоящим воином. Подойдя ко мне, он стал просить прощения за то, что нарушил мой приказ, говоря, что не мог стоять в стороне, когда остальные сражались. Я же ответил, что он правильно поступил и что очень им горжусь.
Забрав тела павших, мы двинулись домой. И тут к нам подъехал валашский гонец и передал мне запечатанный конверт. Это было письмо от моего давнего знакомого, барона Вингарда. Много лет назад, во время покорения турками Валахии, Вингард лишился своих поместья и богатств и бежал в Венгрию. Когда я захватил трон и начал войну с султаном, большая часть Валахии была освобождена от турок, и Вингарду были возвращены его земли и золото. К семьдесят шестому году барон Вингард стал членом совета бояр – высшего сословия знати.
[justify] В своём письме Вингард от лица всех бояр Валахии приглашал меня в Бухарест на пир по случаю моего возвращения из венгерского плена и победы над турецкими войсками, принёсшей свободу, как он писал, объединённым народам Валахии и Трансильвании. Приглашение было очень заманчивым. В последний раз я был на пиру более пятнадцати лет назад. За годы, проведённые в тюрьме, я уже отвык от больших столов и роскошных ужинов. Но последние месяцы были такие бурными и напряжёнными, что мне хотелось осушить пару бокалов вина и как следует расслабиться. А по случаю нашей победы над турками я намеревался устроить воистину царский пир. Поэтому, получив приглашение от барона Вингарда, я решил немного погостить в Бухаресте. Войскам я велел возвращаться в Трансильванию, а с собой взял только свиту и двести человек охраны. Ну и конечно же вместе со мной поехал Влад. После своей первой битвы он заслужил пир, как никто другой. Мы прибыли в Бухарест к полудню. Местные бояре, в числе которых я увидел кивнувшего мне барона Вингарда, встретили нас очень тепло, а меня поприветствовали, словно своего господаря. Нас с сыном разместили в княжеской башне, после чего пригласили к обеду. Я с гордостью представил боярам своего наследника. Он же был очень скован. Сначала я подумал, что его взволновало большое количество смотрящих на него знатных людей. Но вскоре я заметил, что взгляд Влада прикован к молодой, очень красивой, зеленоглазой девушке, стоявшей рядом с Вингардом. Красавица, заметив на себе взгляд юноши, зачесала волосы за ухо и слегка улыбнулась. За обедом бояре вновь восхитились нашей победой над турками, постоянно расспрашивая о подробностях битвы и благодаря нас за спасение. Вингард сказал, что
