К истории евреев Караганды. Часть 2

советское время была крупным  поставщиком кадров для московского Минуглепрома.          
- Да, мне самому довелось  рекомендовать нескольких сотрудников на работу в министерство. Сам от приглашения  отказался – зачем? За время многочисленных командировок я насмотрелся на эту работу.  Один наш сотрудник уехал туда работать – как ни приеду, выйду из лифта – он стоит, курит в коридоре, уезжаю – курит на том же месте. Скажем, начальником планово-экономического управления в министерстве был Бома Самойлович Найманов – тоже карагандинец. Сколько мы с ним копий сломали… Часто нужно было план по министерству спасать – так от родных карагандинцев все время ждали помощи. И приходилось   работать без выходных – лишь бы дать эти тонны.  Самая высокая производительность труда в угольной промышленности СССР была в «Карагандаугле».
- И все- таки – Вам не хотелось в плане карьеры чего-то большего, ведь какие-то возможности наверняка были?
- Считаю, я получил свой профессиональный рост сполна, достиг своего потолка. Куда мне дальше? В науку?  Что такое наука? Тьфу… Советская и партийная работа – не мое амплуа.  Вся система централизованного управления экономикой, да и вся советская власть, была лишь инструментом безраздельного господства партии и Политбюро. Этому бюрократическому строю должен был прийти конец. Хотя, вон в газетах пишут, и сейчас у некоторых депутатов российской Госдумы больше ста помощников… На Западе сейчас живут при социализме не только с человеческим лицом, но и всем остальным тоже человеческим.  Партия же наша ничего не дала людям, кроме одной большой «шарашки» в пределах границ СССР.  
- А вера, идеалы коммунизма ?  Сами идеалы – ведь они выглядят более прогрессивно по сравнению со, скажем, идеалами  христианства?
- Что такое коммунизм? Это как горизонт -  ты к нему, он от тебя. Это миф, который поколению моих родителей не дано было развеять. Помню, в 60-е годы поехал с семьей на своей машине на Тамбовщину, родину жены. Зашел в магазинчик за хлебом – пусто, шаром покати. Спрашиваю: «Белый хлеб есть?» «А у нас – отвечают – его и не бывает. Вот черный иногда завозят – так народ расхватывает моментально.» Спрашиваю: «Как же так? Ведь у вас тут сплошной чернозем, хлеб растет лучше чем где бы то ни было?» Молчат, не отвечают.
- Я думаю, именно с Вашего поколения, повзрослевшего в войну,  начался отход от  коммунистического мировоззрения. В ваших ровесниках  нужно искать источник  нынешнего процесса  декоммунизации.
- Я так не думаю. Я относился в свое время к достаточно обеспеченной категории населения, казалось бы – живи да радуйся. Но постепенно у меня в душе накапливалось то чувство, которое испытал в магазинчике на Тамбовщине. А «проклятые» вопросы всегда у нас были.  Почему линчеванные негры из США не захотели приехать и жить в СССР? И большинство испанских детей после победы фашистов на их родине не поехали сюда?  Много вопросов оставалось без ответа. И только во времена перестройки  появилась, наконец, правдивая  информация о нашей  советской жизни. Очень многие вещи стали понятны людям моего поколения только на склоне наших лет.
- Спасибо, Владимир Израилевич, за интервью.  

Карагандинский Иосиф советской эпохи
В гостях у экономиста Владимира Райко (окончание)

4.  Еврейское счастье ?
Еврейской общине  Караганды примерно столько же лет, сколько и независимому Казахстану – около десяти. Лишь в  девяностых годах, с начала массовой репатриации в Израиль, остающиеся  здесь евреи почувствовали тягу к совместному  существованию. Синагоги  в городе нет и сейчас, так что первым местом сбора стало, пожалуй, местное отделение Сохнута, затем  Еврейский культурный центр, Воскресная школа. Сегодня  большинство евреев собираются в Общинном центре «Мириам», действующем совместно с Хеседом «Мириам».  По данным статистики, евреев в Карагандинской области порядка одной тысячи человек; база данных Общинного центра насчитывает уже сейчас более 900 человек.  И все-таки уверенно говорить о настоящей еврейской  общине в Караганде - пока что кажется  преждевременным…  
- Владимир Израилевич, приходилось ли Вам участвовать в каких-то еврейских мероприятиях во времена работы в «Карагандаугле»?
- Знаете, моя  работа вплоть до выхода на пенсию (1986 год – А.К.) полностью владела мной. Мне было просто некогда думать о чем-то еще. Да и работать и жить приходилось в интернациональном коллективе.
- Что же и когда привело Вас в еврейскую общину?
- После смерти жены, отъезда в Германию других дорогих мне людей, я остался в квартире один. Сын живет отдельно. Как-то, года два назад, я заболел и попал в больницу. После выписки как-то особенно  тяжело почувствовал одиночество, но тут раздался звонок в дверь. Вошли две милые женщины,  мы познакомились. Галина Петровна Торф (Хая Пинхасовна по паспорту – А.К.) и Надежда Самойловна Гольтман составили какую-то анкетку и пригласили меня прийти в Хесед на праздник Рош-аШана.  Я пришел, чтобы уж больше не уходить – так  мне понравилось общаться с евреями.
- Владимир Израилевич, не секрет, что многих наших клиентов прежде всего привлекает та конкретная социальная помощь, которую оказывает Хесед. Но вот Вы – один из наиболее высоко оплачиваемых пенсионеров. Чем привлекательна община для Вас, что получаете от общения здесь лично Вы?
- Заряд энергии и пищу для размышлений. Первое – от той атмосферы  любви и уважения к людям, которая царит в Хеседе,  второе – от той новой информации, что здесь постоянно присутствует. Встречаем ли вместе еврейский праздник, слушаем ли лекцию или концерт -  много нового, того, о чем раньше не задумывался, что как-то с юности проходило мимо.
- Что, по-Вашему, сегодня больше всего сплачивает евреев?
- Мне кажется, существование Государства Израиль. Я помню, что уже с момента его образования в 1948 году я в глубине души гордился этой страной. Но особенно  возросла моя гордость после Шестидневной войны 1967 года. И эти чувства испытывали, по-моему, практически все евреи.
- А религия, традиционный иудаизм?
- Откуда ему было взяться? Все религиозные традиции были нами давно потеряны,  сейчас это нужно воссоздавать  заново. Но, правда, лучше с молодежью, а не с нами.  
- Как Вы думаете, нужна ли в жизни общины сама по себе традиционная  еврейская ритуалика – шабатные свечи, кидуш,  благословения?  
- Да, нужна, это элемент сплочения общины.
Сегодня Владимира Израилевича Райко (на снимке) следует назвать одним из самых активных членов общины. Он всегда присутствует на общинных мероприятиях, практически не пропускает занятий исторического кружка и лектория.  В свои годы  он стремится каждый день узнавать об еврействе что-то новое, читает  казахстанские, российские и украинские еврейские газеты, книги. Разве что на иврит не ходит… Иногда мне кажется, что ему не пришлось менять веру и убеждения – настолько легко еврейство возвращается в его жизнь.  Возможно, главное в религии – это честность перед самим собой, а все остальное нам легко прощается ?    
- Владимир Израилевич, сумеем ли мы у себя в Караганде создать когда-нибудь полноценную еврейскую общину – Ваш прогноз?


- Надеюсь, что сумеем. Верю в это.
- Спасибо за интервью.                                                                              



История карагандинской еврейской общины в лицах

«…искать судьбой отброшенную тень на перепутьях и дорогах давних»
В гостях у поэтессы Эсфири Белицкой-Пичугиной

Александр Абрамович

В каждом королевстве, кроме царственной  особы, имеются  также  гофмейстер, фрейлина, королевская гвардия и тронный зал. И это королевство исключением не оказалось. Немного потолкавшись у дверей, мы были милостиво допущены в приемную приветливой Марией Степановной и внимательно обнюханы личной охраной из семейства кошачьих. Вскоре мы уже вступали в тронный зал, где на низкой тахте, в окружении верных котов, тепло укутанная, возлежала Королева. Наши колени подогнулись и мы опустились на предусмотрительно подставленные стулья. Цель была достигнута – мы очутились в королевстве Поэзия.

«И первый снег, и снег последний…»
Эсфирь Залмановна Белицкая имеет по мужу фамилию Пичугина, но внешне совсем не соответствует этой фамилии. Она высокая женщина; взор ее карих глаз по-прежнему пристален и строг, красивое лицо сохраняет живость и выразительность, а речь бывшей учительницы ясна и убедительна. В свои семьдесят, перенеся инсульт, она с трудом ходит, но зато наизусть читает длинные стихи, охотно делится богатыми воспоминаниями и наблюдениями, шутит.  У нее под рукой, на небольшом письменном столе, лежат рукописи, книги, фотографии, к которым она часто обращается, поясняя сказанное. На тахте рядом с подушкой стоит телефон – главное окно во внешний мир.  Хотя батареи в комнате едва теплые (за окном месяц февраль),  за разговором с Фирой Зиновьевной (таково ее привычное со времен учительства имя) об этом  и не вспоминаешь.  На подоконнике стопками лежат сборники ее стихов, скромно отпечатанные небольшими тиражами в карагандинской типографии. Каждый их них стоит совсем недорого – каких-то пятьдесят тенге;  с учетом отменного качества стихов  издание просто «супердемократичное»,  как говорили в позапрошлом веке – народное. Но продаются  книги все-таки туговато.
Сборников пока что три: «Сиреневый сад» (1995 г.), «Разнотравье» (1997 г.), «Струны солнца» (1999 г.).  Есть еще книжка детских стихов, и готовится еще один сборник, который, по уверениям Эсфири Залмановны, станет последним.  В него войдут избранные произведения из первых книг, а также новые стихи, объединенные под названием  «И первый снег, и снег последний…». Поэтесса говорит, что лучшего ей уже не написать; по тону чувствуется, что не шутит.  Избегая щекотливой темы,  возвращаемся назад, к началу творческого пути.
- Эсфирь Залмановна, расскажите о Ваших  первых стихах и публикациях.
- Стихи я начала писать давно, с девятнадцати лет. Но парадокс моей судьбы в том, что по-настоящему я научилась это делать только после пятидесяти лет,  а вершины достигла лишь после шестидесяти. Сейчас мне бы писать и писать, но здоровья уже не осталось. Только в конце восьмидесятых годов, во время перестройки, у меня, что называется, открылись шлюзы. Большую роль в моем становлении сыграл муж – писатель Николай Алексеевич Пичугин,  а также замечательные литературные критики из Алматы – Александр Лазаревич Жовтис и Виктор Владимирович Бадиков. Последний посвятил мне особенно много сил и труда, его умная критика  была как нельзя более кстати. Хотя вкусы у нас далеко не во всем совпадают:  часто там, где ему хочется высветить образ поярче, мне  хочется высказаться потоньше, более завуалированно. Печататься я начала давно, но при советской власти публиковали в основном мои «пейзажные» стихи в областной газете «Индустриальная Караганда». В начале девяностых годов Людмила Лунина (сейчас живет в Израиле) готовила материал для большой поэтической антологии, на которую вроде бы давали деньги. Она попросила дать ей мои стихи, почему бы не уважить близкую  подругу -  я дала ей подборку стихотворений. В конце концов этот  проект не состоялся, а стихи, причем без моего ведома, оказались в журнале «Простор»,