НЕЧТО ВРОДЕ ВОСТОРГА

«НЕЧТО ВРОДЕ ВОСТОРГА», как «Платонов почти полюбил»
(Д.Быков. «Андрей Платонов»/ «Дилетант», 2016, № 2)

         Редкий случай наступательного поведения писателя по отношению к властям представляет биография Платонова – наиболее оригинального прозаика всего советского периода. Пройдя период увлечения научно-техническими  и социальными утопиями, Платонов выходит из  партии в знак протеста против поворота к нэпу … В дальнейших своих произведениях Платонов даёт убийственную критику режима, революции, бюрократии, советской действительности … Вместе с Булгаковым его можно считать создателем нового художественного направления – фантастического реализма … Фантастический реализм … представляется наивысшим достижением русской неофициальной литературы советского времени … Величие Платонова состоит в том, что он сохранял простые ценности, растерянные другими в поисках примирения с государством. Его спор с диктатором изумляет.     Вяч.Вс.Иванов «Литература “попутчиков” и неофициальная литература»; «О смехе над смертью».
                И Вяч.Вс.Иванов, и Д.Быков безусловно правы в том, что (это из Д.Быкова): «Андрей Платонов был, может быть, единственный гений в русской прозе XX века». Обращаясь к статье Д.Быкова, отметим, что всё дело – в подробностях, с которыми Д.Быков, по своему обыкновению, обращается очень небрежно.
М.Цветаева говорила: чтобы правильно воспринять данную строку поэта, нужно прочитать всё им написанное от первой строки, до последней. Очевидно, что то же самое, в значительной мере справедливо и по отношению к прозе, по крайней мере – к прозе первого ряда, всегда усложнённой и часто вызывающей дискуссии.
Д.Быков немало сил затрачивает на то, чтобы доказать (это – самая «кричащая» подробность), что в прозе Платонова нет сатиры: «С точки зрения здравого смысла эту книгу (“Чевенгур”) читать нельзя – получится абсурд, гротеск, насмешка; так пытались прочесть «Впрок» и увидели издевательство там, где была апология» и т.д.
Понятно, что формула Цветаевой – некий идеал, абсолют, практически очень редко достижимый. Это не означает, однако, что этим идеалом можно беззаботно пренебрегать. Что к чему-то подобному не следует всякий раз стремиться.
*
Обсудим для начала два суждения Д.Быкова о «Чевенгуре» - главном романе Платонова, возможно – самом ценном, что написано на русском языке в XX веке. «Триста страниц вне времени и пространства». Датировок в романе, действительно, мало, но именно поэтому имеющиеся требуют к себе особого внимания, пренебрегать ими никак нельзя.Отмечено начало войны, Февральская революция, переворот в октябре (комментарий Захара  Павловича:«Там дураки власть берут, может быть хоть жизнь поумнеет»), выборы в Учредительное собрание с одновременным подавлением  всякого ропота и сопротивления (ноябрь – декабрь 1917 года).Копёнкин и Дванов посещают Пашинцева между Кронштадтским восстанием и началом нэпа – то есть  весной 1921 года. Есть метки времени и в описании самого города Чевенгура. Яков Титыч появляется там вскоре после революции пятидесятилетним, а в конце ему уже 60 лет, таким образом, вся история самовластного Чевенгура укладывается в промежуток 1918 – 1928 годов – его конец это время написания романа. Быт Москвы в «московской главе» вполне отвечает этому, ещё достаточно сытому и благополучному году.  В 2001 году я отметил («Портретная галерея “Чевенгура”»/ «Континент», № 3), что операция «по изгнанию остаточной сволочи» очень напоминает выдворение за рубеж двухсот деятелей культуры, в том числе – на пароходах «Пруссия» и «ОбербургомистрХакен» (октябрь – ноябрь 1922 года). Позже на это соответствие указал Б.Сарнов (Сталин и писатели, кн. третья, М., 2009, стр. 888). В названой своей статье я упомянул и некоторые другие указания в романе на реальные события.
Относительно пространства Д.Быков тоже ошибается. Молодого коммуниста Александра Дванова командируют из «губернского города» в «воронежскую глубинку» - Новохопёрск. Значит, сам губернский город это Воронеж. При возвращении Двановадомой (хотя это путешествие описано вполне бредово) упоминаются реальные населённые пункты – Лиски, Поворино, Царицын. Вполне реальна Москва. В.Я.Голованов нашёл на юге Воронежской губернии ряд пунктов с названиями,  похожими на те, которые посещали Копёнкин и Дванов во время своих странствий, хотя, возможно, они побывали не совсем в тех местах.
Суждение второе: «Про то, как выглядит идеальное состояние этого народа и собственная его … утопия, написан … “Чевенгур”; про то, что сделала с ним революция, - “Котлован”». В издании «Чевенгура», с которым я работаю, пореволюционной России посвящены 313 страниц из общего их числа 361. Так что различие между двумя книгами совсем не в этом. Первая написана до «войны Сталина с крестьянством», вторая – во время этой войны и о ней. Упомяну заодно и важнейшую в «Котловане» метафору. Большевики, вопреки Марксу, учинили свою «пролетарскую революцию» не в наиболее промышленно развитой стране, а – в стране, находящейся в промежутке между аграрной и полуаграрной; просто потому, что здесь легче было захватить власть. Так и в «Котловане» «юные разумом люди» (выражение из «Чевенгура») возводят великолепное здание («социализма») не на сухом месте, как полагалось бы, а в овраге – экономят на земляных работах, понимаете ли! Единственному нормальному там человеку Прушевскому понятно, что такое здание очень скоро развалится, но он бессилен как-то повлиять на всё это безумие – «спецов» топчут уже 14 лет, и не видно – оставят ли когда-нибудь в покое.
*
У тех, кто отрицает наличие сатиры в сочинениях Платонова (Д.Быков – совсем не исключение в этом отношении) есть одна общая особенность: они очень мало знают об этих сочинениях, крайне плохо с ними знакомы. Например, А.Рясов ограничился лишь ранними рассказами  Платонова и рассказами военных лет. Такой степени знакомства с предметом явно недостаточно для обоснованных, убедительных выводов. У Д.Быкова к тому же довольно странное представление о сатире: «У Щедрина ведь … не всегда понятно, где восторг, где ужас, а где их изумительный синтез». Вот именно, Свифт с восторгом писал  о том, каково Гулливеру в царстве лилипутов. Вольтер и Бомарше, тоже – с восторгом о Франции  XVIII века. У нас Фонвизин с восторгом об усилиях императрицы вколачивать европейские науки в башки Митрофанушек с помощью разных Вральманов. Грибоедов с восторгом о Москве 1820-х годов, в том числе – и о Вральманах этого поколения. Гоголь с восторгом о самых «горячих патриотах», занимающихся «приращениями насчёт сумм нежно любимого ими отечества» и о многом подобном в тех же «Мёртвых душах», в «Ревизоре», в повести «Нос». Ну и у Сухово-Кобылина, конечно, ничего, кроме восторга в «Деле» и особенно – в «Смерти Тарелкина». Эренбург с беспредельным восторгом писал о недоучках, берущихся переделывать мир на базе своего пятиклассного, по-нынешнему – восьмиклассного образования («Необычайное происшествие»), об активистах, для которых революция – нечто вроде игры «в казаки-разбойники» (трагедия «Ветер»),  в «Хулио Хуренито - о немецком генерале Шмидте, распоряжающемся всем в Москве 1918 года, в «Жизни и гибели НиколаяКурбова» - о всяческом отребье, облепившем правящую партию, В рассказе «Ускомчел» - овытравливании из людей всего человеческого, о превращении их в нечто безликое, роботоподобное. Так и друзья Платонова: Н.Эрдман в «Мандате» - о том же самом отребьи и о многом подобном, с восторгом, в «Мандате» и  в «Самоубийце», А.Н.Новиков в «Причинах происхождения туманностей» (1929) с восторгом о царстве бюрократии, Пастернак в «Докторе Живаго» с восторгом писал о советских декретах как о «шалых выкриках», но много подобного было и в его более ранних сочинениях.
+
Вооружённые этой информацией, мы можем обратиться теперь и к самому Платонову – «апологету, панегиристу и одослагателю»  в версии Д.Быкова. К неописуемому «восторгу», с которым он, якобы,  пишет о советской действительности: «по складу своего дарования Платонов как раз не сатирик, он скорее одописец» «Платонов, конечно, от души измывается над попытками регулировать русскую жизнь – в “Ювенильном море”, скажем, но и сам масштаб советской бюрократии, сама её искренняя вера в творящую … власть своих печатей … вызывают у него нечто вроде восторга» (ну как «искренне верящий» мог удержаться на верхних этажах пирамиды в ожесточённых внутрипартийных схватках 1917 – 1938 годов! Предположим такую искренность у Троцкого, Бухарина, Рютина – от тех, кто не хотел дисциплинированно встраиваться в систему власти, избавлялись). Про «Счастливую Москву» Д.Быков пишет: «есть безмозглый расцвет и попытка его воспеть» (попытка Птатонова). «Это исполненная мечта миллионов» - но не Платонова же! «Поди разберись, любит Платонов это хоровое слияние или ненавидит» - кто дал себе труд почитать Платонова – разберутся. «Платонов почти полюбил это хоровое слияние».
Платонов ещё в 20-е годы говорил: «Если бы я писал то, что думаю, меня не печатали бы». Говорил о том, что специально упрощает и оглупляет текст, чтобы его можно было напечатать. Беспощадная критика советской действительности присутствовала уже в «Лунной бомбе» и ранних рассказах Платонова. В 1930 году Платонов писал, в частности (А.Платонов. Записные книжки. Под ред. Н.В.Корниенко. М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000, с. 69): «Сознательный человек поддаётся только иронической форме произведения … Сознание, не закреплённое в чувстве это действительно контрреволюция». Важным рубежом явился «Антисексус» (1925) – предельно гротесковый, хотя формально, казалось бы, советской действительности он касается лишь самым краем.
В «Городе Градове» Шмаков на чиновничьем банкете заявляет о наступлении царства мнимости, во всём – сплошная подмена: вместо сливочного масла – маргарин, вместо провозглашённой диктатуры пролетариата -   в реальности «диктатура чиновников»: «мы заместители пролетариата»!!! Редакторы старательно вычёркивали из рукописей Платонова фразы вроде «мастеровой воевал, а чиновник победил». Шмакову вторит Пухов -  «диссидент» из «Сокровенного человека» - он обличает комиссара: «Вы очковтиратели. Вы делаете не вещь, а отношение». Иначе говоря – то, что вы строите, никакой не социализм, и вы это прекрасно знаете (так обстоит дело с «искренностью» в реальности, а не в легковесных комментариях Д.Быкова). Вся ваша задача – убедить население в том, что строить социализм, в каком-то смысле, хорошо. И что они именно этим и занимаются. Такой вот, изволите ли видеть «восторг», такое «слияние» с классом и его идеологией!
В очерке «Че-Че-О» Платонов добавляет к сказанному в «Городе Градове»: «Бюрократический актив, умеющий пластическим путём фильтроваться сквозь государственные трущобы в страны не им и не для него завоёванные в 1920 году» (то есть – в Крым). Областные организаторы верят, что после преобразования губерний в области «и рожь будет расти гуще». А вот специально для Д.Быкова: «это только сверху кажется, что внизу – масса, а на самом деле внизу отдельные люди живут, имеют свои наклонности, и один умнее другого». Там же: «бюрократ сидит в щели и чувствует себя спасителем