Илья Муромец - отзвуки прошлого 5. Отчего перевелись богатыри на Руси

окаменением. Будь наоборот, различия легко было бы списать на незнакомство южан с жизнью на севере. Но раз такого не случилось, остаётся предположить столкновение разных культурных традиций: в одном случае богатыри замёрзли, в другом – окаменели.
    За окаменевших людей могли принимать каменных идолов, воздвигнутых давно исчезнувшими народами. Такие идолы в немалом числе встречались на просторах Восточной Европы и невесть сколько их сгинуло без следа. Новые жители не понимали, откуда взялись необычные изваяния и сочиняли о них свои легенды. Но когда арии ушли на юг, по пути им встречались не каменные статуи, а горы и ледники. Что видели, то и запечатлели в преданиях. Славяне расселялись на равнинах, каменных идолов встречали постоянно, только история с переходом через горы не соответствовала картине славянской жизни и потому начала “усыхать”.
    Тут ещё такой нюанс. Окаменение, в отличие от замерзания, не считалось окончательной смертью. Скорее, оно воспринималось людьми, как очень долгий сон. Спит в глубокой пещере Марко Королевич (“Сербские народные песни и сказки из собрания Вука Стефановича Караджича”, с. 425-426, М., 1987), спит в подземелье под крепостью Кронборг Хольгер Датский (“Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона”, т. IX, с. 132, С.-Петербург, 1893), “Зигфрид, Карл и Фридрих, как и король бриттов Артур, вместе со своим воинством пребывают в ожидании внутри гор” (Якоб Гримм “Германская мифология”, т. I, с. 669, М., 2019). Как богатыри окаменели, так могут и раскаменеть. И тогда появлялась другая трактовка предания: богатыри не погибли, они только спят, но в самый тяжкий для Родины час пробудятся и спасут Русь.
    Рассказы о великой войне и о штурме небесных чертогов были объединены в рамках одного сказания ещё во времена формирования ариев, а ко времени их расселения оно приобрело законченный характер. Только так можно объяснить соответствие русской былины индоиранским религиозным представлениям. И это подтверждается тем, что сходное сказание содержится в китайской мифологии. Пускай китайские земли удалены от Европы, но арии в своём расселении добрались до тихоокеанского побережья и долго жили на территории Северного Китая, постепенно смешиваясь с местным населением. В результате, в китайскую мифологию попали фрагменты арийских мифов. Например, индийскому первочеловеку Пуруше соответствует китайский первочеловек Паньгу. А великой войне Пандавов и Кауравов (Ирана и Турана) соответствует великая война между войсками Хуан-ди и медноголового великана Чию.
    Четырёхликий Хуан-ди, живший в центре мира, был главнейшим из небесных богов и верховным повелителем мира. Ему подчинялись боги, управлявшие четырьмя частями света, а также люди и животные. Великан Чию вознамерился захватить верховный престол и стать повелителем мира. Он собрал огромное войско из людей и злых духов, а потом вторгся во владения Хуан-ди. Война была долгой и ужасной, воинство Хуан-ди оказалось на грани поражения и лишь с помощью магии всё-таки удалось одолеть врагов. Великан Чию был схвачен и казнён. Но народ мяо, поддерживавший Чию, истребить не удалось. Больше того, могущество мяо вновь начало возрастать. И тогда преемник Хуан-ди Чжуаньюй велел подчинённым ему духам (Чжуну и Ли) перерезать лестницы, соединявшие небо и землю, чтобы обитатели земли больше не могли вмешаться в дела небожителей (В.В. Ежов “Мифы Древнего Китая”, с. 99-111, М., 2003).
    Мифы утверждают, что после появления людей небесные чертоги долго оставались для них доступны. Чтобы поболтать с каким-нибудь богом, казалось, достаточно взойти на вершину священного холма, а там до неба рукой подать. Боги и сами нередко разгуливали по земле, по-приятельски заходили в гости к смертным, а любимцев даже допускали к себе. Но когда земные государства усилились и стали угрожать небесному миру, боги разорвали связь между небом и землёй, а для пущей безопасности подступы к священной обители стала охранять неусыпная стража – ангел с огненным мечом, чудовищная птица, инфернальный пёс, застава богатырская.
    Остался последний не разобранный момент. И в “Шах-наме”, и в “Махабхарате” одного из путников небожители всё-таки допустили в свою обитель. Если русская былина в родстве с этими сказаниями, то должна сохранить хотя бы следы такого важного события. И разве Илья Муромец не заслужил признания? Однако же – ничего похожего. На агрессию богатырей следует предельно жёсткий ответ. И это логично. А в индоиранских сказаниях ради включения в них дополнительного эпизода пришлось смягчить содержание и заменить военное вторжение мирным путешествием.
    Первоначально поиск бессмертия представлял из себя самостоятельный сюжет. Шумерский Гильгамеш и китайский стрелок И не сумели его получить, хоть и прославились, как великие герои. Ну не повезло. А шумерский Зиусудра, он же вавилонский Утнапиштим, за то, что уцелел во время всемирного потопа, был введён богами в круг бессмертных (С.Г. Хук “Мифология Ближнего Востока”, с. 23-24, 39-40, М., 1991). Тут уж как удача ляжет.
    Можно было не ждать милости от капризных богов, а самому переломить свою судьбу, но такое по плечу не просто великим героям, а избранным, чья сила преодолевает волю небес. Ведь даже боги страшились судьбы, и не в их власти было удержать среди смертных героя, способного идти против вселенских законов. Одним из подвигов скандинавского бога Тора стала борьба со старостью и он сумел устоять (“Младшая Эдда”, ЛП, с. 78, М., 1994). Греческий Геракл победил бога смерти Таната (Н.А. Кун “Мифы Древней Греции”, с. 192, М., 2000), а как раз Геракл, единственный из героев Эллады, удостоился жизни на Олимпе (там же, с. 221).
    Борьба со смертью отражена в русской былине “Аника-воин”, но только в качестве пародии. Это христианская переделка сюжета, убеждающая в ничтожности смертных перед Всевышним (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, т. II, №213, с. 694-697, М., 1910). Языческие религиозные представления были другие.
    Способность Ильи Муромца побеждать судьбу продемонстрирована в былине “Три поездки Ильи”. Былина довольно поздняя и в ней использованы уже бытовавшие фольклорные сюжеты. В частности, горюч камень Алатырь, стоящий на распутье – популярный сказочный атрибут. Но пришёл он из язычества и родственен кельтскому Камню судьбы (“Похищение Быка из Куальнге”, ЛП, с. 351, прим. 8, с. 485-486, М., 1985). Для сказочных героев судьба неизменно исполняется, и только Илья Муромец находит в себе силы изменить предначертание:

    “Приехал он ко камешку ко горючему,
    От камешка три розстани,
    Три розстани, три дороженьки,
    Три дороженьки путистыя,
    А на камешки как было написано:
    “Что в одну дорожку ехать – убиту быть,
    В другую ехать – женату быть,
    А в третью ехать – богату быть”
                    (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, т. II, №128, с. 169, М., 1910)

    Возвращаясь из каждой поездки, Илья дописывал на камне: “Что в тую дорожку ездил – убит не был” (там же, с. 170); “В ту дорожку ездил – женат не был” (там же, с. 172); “Как в тую дорожку ездил – богат не был” (там же, с. 173). Так ведь богатырь расписывался на Камне судьбы, на котором не дано писать смертному, а это значит, что Илья сам Изменял Свою Судьбу. Такого героя даже бессмертным богам не остановить.
    Встреча с разбойниками во время первой поездки взята из былины про освобождение Чернигова, когда Илья по пути разогнал разбойничью шайку, только здесь нападающие изображены куда страшнее и злее. В таком случае и подвиг выглядит значительнее. Да и сама поездка получилась весьма далёкая:

    “Лишь проехал добрый молодец Корелу проклятую,
    Не доехал добрый молодец до Индии до богатыи”
                    (Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года, №171, с. 867, С.-Петербург, 1873)

    Коварная девица, берущая в плен всех гостей, с которой Илья Муромец повстречался во время второй поездки – известный сказочный персонаж. А история с третьей поездкой за богатством плохо разработана и не всегда исполнялась сказителями. Но главная мысль былины заключена в том, что Илья Муромец сильнее судьбы.
    Почему именно на его долю выпали эти три поездки? Вся история напоминает какое-то испытание. Но испытание не духовное, как для Кей-Хосрова или Юдхиштхиры, а требующее силы, смелости и ума. Илья Муромец не смиренный праведник, а прирождённый воин, его назначение не пассивное созерцание, а яростная схватка. Храбрый и решительный язычник намного привлекательнее праведного нытика. Он не станет слёзно умолять богов, чтобы они допустили его в небесную обитель, он сам войдёт туда по праву сильного.