Я просто лишний, я тебе мешаю. Ты хорошо сказала: «Мне больно делать тебе больно». Мне тоже. Я тебя отпускаю. Ради нас обоих. Больше не побеспокою. Но я не забуду тебя, как не проси.
Всхлипы стали перебивать и без того дрожащий голос девушки:
– Ведь так… Будет лучше?.. Правда?..
– Конечно. Если у тебя душа ко мне не лежит, не надо жалости.
– А если… лежит?.. Вдруг я запуталась?..
Сердце Антона остановилось и забилось с надеждой.
– Я совсем запуталась… Я ведь совсем не хочу уходить… Я точно знаю, как сильно буду скучать по клубу, по людям, с которыми я так долго общалась… Я не хочу уходить… Не хочу уходить!.. – Настя заревела, пряча лицо ладонями; теперь бессмысленно держаться – к Свете она вернется с красными глазами. – Я такая дуреха!.. Я только теперь понимаю, как сильно я хочу остаться…
Антон заключил ее в объятия, стал гладить и согревать, спасая от дрожи. Настя прижалась плечом к его груди, прильнула нежно, умащиваясь макушкой к его подбородку, как котенок. Девушка прошептала о переполняющем чувстве:
– Я только теперь понимаю, как сильно тебя люблю…
Он поцеловал ее губы влажные от слез. Ощущая, как ее руки оплетают его плечи, Антон забыл правило, что мужчины не плачут. Слишком ярким, оказалось счастье, чтобы думать о ерунде. Ведь единственное, что имеет значение в данный момент – неземная любовь. Очевидная, как аксиома; истинная, как свет солнца; простая, как обыкновенное чудо.
Половину девятого показывают часы на экране мобильника. Под ними отображается список набранных номеров, где в ряд повторяется один и тот же неподписанный контакт – телефонный номер Ани. Валентин нажимал “вызов”; и тут же – “завершить”. Он пытался одолеть панический страх, но так ни разу не дождался гудков.
Битый час юноша метался по комнате; под постоянным напряжением. Он стал думать, что было слишком дерзким без разрешения брать номер девушки. Пришлось врать, что записывает телефон самурая. Получается, что он фактически его украл. И ведь звонить собрался не по работе, а в личных интересах. Не лучше ли дождаться встречи в клубе?
Но Валентин боялся упустить волну удачи. Ведь сегодняшний, необыкновенный день, убедил в том, что все бывает хорошо. Нужно просто позволить себе поверить, что когда он позвонит и пригласит Аню на свидание – по ее голосу станет понятно, что она улыбается. Разве такое невозможно?!
Эти два фронта истощили рассудок. Дилемма стала слишком серьезной. Порой сердце начинало биться так, что Валентин начинал дышать как загнанный; и даже задыхаться, захлебываясь страхом. Стало казаться невозможным принять окончательное, бесповоротное решение.
Валентин снова успокоил себя, взял в руки; необходимо расслабиться. Вдыхая и выдыхая глубоко, он отсчитал от десяти до единицы. На “ноль” он опустился в кресло-качалку. В этот момент выбило рубильники электрощита – квартира обесточилась, в комнате погас свет.
10.0
Валентин слышал щелчок рубильника. … А разве должен был услышать?.. Ведь щиток в предбаннике. И почему за окном перестало светить солнце? Даже если каким-то образом он потерял сознание, и очнулся ночью, то почему погас весь город?
В надежде нащупать стену, Валентин поднялся из кресла-качалки. Он все еще думал, что нужно сходить в коридор и проверить распределительный щит. Но вот, он не нашел стены своей комнаты… Попытался вернуться – и не нашел кресла.
– Что происходит?
Взволнованный голос рассеялся в пустоте, как в поле. Такого не может быть; но если это сон, то почему Валентин ощущает происходящее столь осознанно.
– Кто-нибудь?! Здесь есть кто-нибудь?!
– “Кто-нибудь” есть, – с издевкой прозвучал голос арлекина; донесся отовсюду. – А Вам кого? Или Вы не привередливый, и даже в некоторой степени, неразборчивый?
– Кто ты?
– … Ну твою ж мать! Ну сколько можно?!
– Почему ты не можешь просто один раз ответить?
– Да потому что я сам не знаю!
– Даже имени?
– Да ты, походу, умнеешь!
– Что ж ты, такой умный, собственного имени не знаешь?
– Потому, что ты мне его не дал! Ты всегда разговариваешь со мной, как с пустым местом.
– Но я ведь тебя не вижу!
– А ты посмотри.
Вспыхнул прожектор, и луч осветил зеркало перед Валентином; в кованом прямоугольнике рамы, в человеческий рост. Белокурый юноша смотрится в него, разглядывая на себе зеленый кафтан. Отражение в точности копирует движения, копирует удивленное выражение лица.
– Ну и что ты видишь? – потребовал голос из тьмы.
– Вижу шарады психопата.
– Овации! Овации!!! Король изволил пошутить! Но от меня не скрылся тот факт, что проскользнул во взгляде – ты допер! Говори!
Усталым взглядом Валентин пошарил в темноте, но не нашел к кому обращаться; он стал смотреть в глаза своего отражения.
– Я вижу самого себя… – пока рот говорит, тени на скулах меняют форму, – Хотя единственный, кого я физически не могу самостоятельно увидеть – это я сам. В зеркале, люди видят объективную реальность. Но для этого нужно избавиться от мнения о самом себе, сформированного при участии общество: не считать себя молодым-старым, красивым-страшным, здоровым-болезным. Мы такие. Просто – вот такие! Это и есть объективность. Но об этом помнит лишь отражение. Умом, мы постоянно окунаемся в статусы и категории, пытаясь распутать клубок, которого нет. Мы живем не в себе, а в своих абстракциях; и в них мы кажемся себе не такими, как есть. Мы забываем, кто мы на самом деле, чего хотим и на что способны. Ум забывает, но внутренний голос – нет. Он постоянно ворчит от бессилия стать полезным для ума, которому не нужен. Ум живет субъективностью, и даже захлебываясь ей, боится от нее отступить. От твердо верит в то, что придумал. А внутренний голос всякий раз проверяет эти убеждения на вшивость… Вот и получается, что я и ты вечно спорим. Мы с тобой две разные интерпретации одной сути. И если меня зовут Валентин, то тебя справедливо будет назвать Нитнелав. Буквы те же, только направление чтения другое.
– Вот это я понимаю – снизошло! – сказало отражение; довольно улыбнулось и надело маску арлекина. – Не зря тебя Муза тренировала, не зря.
Беззвучно озаряя тронный зал, сверкнула пурпурная зарница; вспыхнули тройные ланцетные окна, узкие, слово выдранные когтями дракона. Белокаменные атланты и кариатиды появились, окружили Валентина толпой и исчезли. Без дождя и без грома, в полной тишине замелькали жуткие фиолетовые вспышки.
– Раз уж мы теперь по одну сторону баррикад… – близнец в маске переступил границу зазеркалья, – я помогу тебе справиться со страхом.
Арлекин взял за руку и повел к выходу; Валентин не мог ориентироваться в пространстве. Всполохи стали интенсивнее, статуи – психоделичнее. Затишье перед бурей вжало голову в плечи – нависшая угроза почти осязаема.
– На.
Нит вложил в ладонь юноши солнцезащитные очки; в них Валентин почувствовал себя спокойнее. Теперь он видит, что арлекин вывел его на узкий мост, перекинутый над брусчаткой двора. Когда они вошли в донжон и оказались на внутреннем кольце атриума, юноша посмотрел через аркаду на замковый сад, увидел заросшую ротонду; постаменты в ней пусты.
Флотилия сизых и черных туч взяла замок в осаду. То были корабли войны, а не мирные белые парусники, разбежавшиеся от наступления армады; и, – судя по ворчащему грохоту в вышине, – заряженные пушки выкатываются на палубы. Гром бабахнул из всех орудий. Вздрогнула земля; затрещал камень. Стена крепости, в которой был тронный зал, раскололась и посыпалась со скалы, расшатывая твердь под ногами Валентина.
– Бесится, – обронил он, пытаясь храбриться.
– Конечно бесится! Его гнездо разворошили.
– Какое гнездо? – спросил Валентин.
– Как – какое? – опешил Нит. – Ты что, сам не догадался?
– Статуи?
– Погоди-ка… То есть ты только сейчас осознал, зачем раздавал “подарки”?!
– Ну да.
Нит остановился.
– То есть как?
– Я руководствовался интуицией.
– Получается, что ты совершил истинно верный поступок, не опираясь ни на какие-либо знания?!
– Интуиция – тоже знание, – юноша схватил Нита за рукав и поволок дальше. – Я думал, это ты мне подсказал!
– Нет же! Я сопровождал тебя на твоих встречах, но идея – не моя.
– Пускай. Сейчас нет времени на демагогию.
Гром стал шарахать так, что заложило уши. Лицо Валентина скривилось от боли; оглушительный звук вот-вот порвет барабанные перепонки. Видя его муки, Нит достал из кафтана большие наушники на ободе; водрузил на юношу. В них не звучит музыка, – нет даже шнура, чтобы подключиться к плееру, – но работает шумоподавление.
– Суть демагогии в том, – Валентин услышал голос арлекина напрямую из динамиков: – что статуи, олицетворяющие боль, давали дракону мощь и прибежище. Теперь ему некуда отступать, и он будет биться до последнего.
– Ну и что ты предлагаешь?! – заорал Валентин, чтобы перекричать раскаты грома: – Отступить?!
– Рехнулся? Я предлагаю изучить арсенал.
– Какой?! У меня даже доспехов не осталось!
– У тебя есть я. А еще – вот это.
Компаньон хитро улыбнулся и показал глиняный шар. Фокусник достал его из-за пазухи и стал подкидывать, словно волейбольный мяч.
– Зажигательная смесь Танатоса. Лови!
Валентин выпучил глаза, но руки перехватили бомбу. Он стал вертеть ее, не зная куда пристроить.
– Слабоват козырь, – посетовал юноша.
– Иногда и “шестерочка” спасает. Идем.
Когда юноши пересекали узкую галерею последнего моста – вакханалия бури утихла, затаились. Белые ветви молний зажигались вдалеке, лишь эхо доносится от рокота; будто ненастье миновало. Но в воздухе осталась напряжение.
Двое остановились перед дверью, коньком у которой был гротескный дятел с вывороченным клювом. Нит зашел первым.
– Куда, в конечном счете, мы идем? – спросил Валентин.
– Сюда, – с ухмылкой в голосе ответил близнец в маске.
Рефлексы насторожились непроизвольно; от этого Валентин почувствовал слабость в коленях. Он шагнул во тьму, снимая солнцезащитные очки и наушники. Нит похлопал, и свет проявился на свечах. Высокие канделябры стоят на металлических ножках, вокруг мраморной мозаики на полу. Арлекин пресек ее дюжиной торопливых шагов, начал взбегать по серпантину ступеней.
– Будь здесь, – бросил он Валентину.
– А дальше что?
– Нет времени на брифинг.
Валентин подошел к ближайшему канделябру, задул свечи, чтобы повесить на рожок очки и наушники. Юноша задумался: как бы раздобыть оружие для битвы? Нужно пойти в арсенал, а потом подумать о ловушках и капканах. Вдруг стал интересным вопрос: как приманить дракона? Конечно на свет. Ведь он сам ищет свою жертву…
Сердце упало. Юноша обернулся – в сумрачном зале горят свечи на канделябрах. А в ланцетном окне он увидел парящий синий глаз.
Продольный зрачок смотрит как прицел; юноша уподобился статуе. Было слышно, как взмахнули крылья; раз, другой – и тишина.
Оглушительно разбились стекла, когда серпы когтей вцепились в каменный подоконник. Дракон дернул, и затрещали стены. Шарахнулся тараном – задрожала башня. Валентин стал пятиться, пока не ударился спиной о дверь; дернул ручку, но дверной проем перекосило и дверь заклинило. Последний путь – через лестницу, которая начинается под окнами. Теми, которые штурмует дракон.
«Бежать или нет?!».
Раздумья отняли те драгоценные секунды, когда бегство было возможным. На каменной кладке, –
