какому-нибудь тайному знаку императора мог зарубить его. Сань-Пао был стар, но умирать ему не хотелось.
– Глупцы! – вскипел император Кан-Чи. – Надо было вытянуть из него все-все, а потом кинуть собакам! Чему вас только учили ваши императоры?!
В гневе император Кан-Чи говорил только на поднимающихся тонах , и Сань-Пао трудно было его понять. Переспросить он не решался. Но, оказывается, император тоже его не понимал.
– Он ничего не сказал, даже под пытками. К тому же он был дряхл, как гнилой пень, – оправдывался, как умел, Сань-Пао.
Император Кан-Чи в раздражении заходил по комнате от сверкающего золотом и каменьями трона до фонтана, где совсем недавно жила волшебная лягушка. По-прежнему журчала вода, лаская слух, попугаи в золотых клетках переговаривались гортанными голосами, яркие тропические цветы исторгали неземные запахи. Императору Кан-Чи на мгновение показалось, что он у себя дома, и он смягчился.
– Как ты живешь в этой стране, ты иноземец?! – поинтересовался он. – Ты понимаешь этот глупый народ? Даже горы здесь не такие, как у нас.
Сань-Пао позволил себе подойти к перилам и посмотреть на окрестности. Горы, как горы, подумал он. Над белой шапкой Фудзияма курился дымок, может быть, чуть-чуть гуще, чем обычно. Тонкие серые облака сливались с горизонтом. Где-то там вдалеке, за морем, лежала неведомая родина арабуру, откуда они пришли и завоевали Нихон. Какое мне дело до всего до этого? – подумал Сань-Пао. Я все еще люблю Ая! Вдруг на него что-то нахлынуло, и он попробовал объяснить:
– Они привыкли быть терпеливыми и обходиться малым, как птички. Сто тысяч лун их уничтожали их же правители, но не смогли уничтожить.
Император прервал его:
– Один я знаю, как это сделать! Отныне они будут называть своих детей индейскими именами. А ты будешь за этим следить! Тот, кто не помнит своих корней, не будет защищать свою родину. Уййй!!!
– Слушаюсь, сэйса, – не очень уверенно произнес Сань-Пао. Что еще придумает Кан-Чи?
– Займешься уничтожением Будд. Уййй!!! Фигуры этого Бога должны быть переплавлены или разбиты. Отныне все должны поклоняться только Богу Кетцалькоатль, – император, перечисляя указы, загибал пальцы.
– А если кто не захочет?
– Таких не должно быть, – ответил император Кан-Чи и взглянул на Сань-Пао таким взглядом, что у того душа упала в пятки.
– Слушаюсь, сэйса…
– Все деревни и города должны получить индейские названия! Уййй!!! – загнул следующий палец Кан-Чи.
– Слушаюсь, сэйса.
– Все реки, все дороги, все горы и ущелья должны звучать на наш манер! Уййй!!! Да, и реки тоже, не говоря уже об озерах. А эту гору назовешь именем нашего Бога Зипакна! Гора Зипакн! Отлично звучит!
Хотя Сань-Пао был другого мнения, он послушно ответил:
– Слушаюсь, сэйса.
Император Кан-Чи в задумчивости загнул и пятый палец, но больше ничего не мог придумать.
– А еще?.. – в задумчивости сказала император Кан-Чи, – а еще… вот если… м-м-м… ну ладно… Уййй!!!
– Слушаюсь, сэйса, – не к месту произнес Сань-Пао.
Эта была единственная издевка, которую он мог себе позволить, не рискуя ни жизнью, ни положением.
– Что дальше, я пока еще не придумал, – строго посмотрел на него император. – Вот что, поймаешь этого, как его?..
– Абэ-но Сэймэй… – осторожно подсказал Сань-Пао.
– Да. Приведешь ко мне. Я его лично буду пытать. У нас есть такая пытка, называется «солнце». Человека протыкают маленькими булавками, к которым привязаны золотые нити. Каждый, кто хочет получить нить, дергает, а из человека льется кровь. Как ты думаешь, долго он протянет?
Сань-Пао неожиданно стало плохо, но он произнес:
– Не долго, сэйса.
– Я тоже так думаю! Уййй!!! – император даже развеселился и хлопнул себя по затылку. – А теперь скажи, в чем ваша сила?
Сань-Пао, не задумываясь, воскликнул, как юноша:
– В терпении! В великом терпении!
– Хм?.. – удивился император Кан-Чи. – Странная сила... – не поверил он Сань-Пао. – Поэтому-то вы и проиграли. Терпеть нельзя. Надо убивать! Уййй!!!
Сань-Пао хотел сказать, что готов все объяснить, но только опустил глаза. К чему спорить, если и так все ясно.
– А теперь иди и успокой мой народ! – велел император Кан-Чи. – Втолкуй ему, что я думаю о нем, как о самом лучшем народе, но надо, как обычно, терпеть!
– Слушаюсь, сэйса! – произнес Сань-Пао. – Они будут терпеть! Куда они денутся?! – И исчез так же бесшумно, как и появился.
Какой глупый у меня начальник кэбииси, подумал император Кан-Чи. Все нужно объяснять! Он меня раздражает. Но я еще не понял, чем? Хорошо, если он предатель! Как только поймаю на этом, казню прилюдно самой страшной казнью, какую выдумаю. Запущу ему в рот огромную черную крысу!
Сань-Пао испытывая облегчение оттого, что покинул резиденцию императора. Какой он глупый, в свою очередь подумал Сань-Пао, спускаясь по узкой тайной лестнице, вслед за начальником дневной и ночной стражи – Чичимеком, у него даже не скрипят половицы. Любой убийца может подобраться к нему ночью. Впервые Сань-Пао ужаснулся от мысли, что император Кан-Чи смертен. А потом почему-то обрадовался: однако он против нашего брата так же беззащитен, как и мы против него. Наконец он ощутил превосходство над иноземцем. И хотя сам всю жизнь считал себя чужим в этой стране, впервые почувствовал, что она ему все-таки ближе, чем неведомая страна императора.
Сань-Пао действительно нашел отца Абэ-но Сэймэй, он не казнил его, как сказал императору, а отвез на побережье и тайно переправил в Чосон. Он пытался разузнать у старика хоть что-нибудь о его сыне, но то ли старик действительно ничего не знал, то ли был страшно хитер и неблагодарен – ведь по обычаям за богато накрытым столом он должен был рассказать таратиси кими все-все о своей жизни. Он и рассказал, но лишь о внуке, которого по традиции с малолетства отдали в монахи.
– Как зовут внука? – на всякий случай полюбопытствовал Сань-Пао.
– Кацири…
– Кацири! – едва не подскочил Сань-Пао.
– Кацири… – подтвердил старик, старательно разжевывая беззубыми челюстями рисовый шарик.
– Кацири значит умный? – уточнил Сань-Пао.
– Да, очень умный… очень… – закивал старик, и глаза его наполнялись влагой то ли от избытка чувств, то ли от вкусной еды.
Где-то я это имя уже слышал, стал припоминать Сань-Пао. И к своему ужасу вспомнил – в списках мятежников государственной тюрьмы Тайка. А занимался им никто иной, стал он припоминать дальше, как мой помощник – черный капитан Угаи! Ах, ты!.. – многозначительно произнес Сань-Пао. Ах, хитрец! Заговор зреет под самым носом, а я и не подозревал. На наше счастье третья армия оставила город. Слава Будде! Император в наших руках. Что же делать? Что же делать? С легким сердцем он отправил старика в Чосон да еще одарил его жменей золотых рё и велел никогда-никогда не возвращаться в Нихон. Вечером следующего дня Сань-Пао вернулся в столицу, призвал к себе самых преданных и самых глупых стражников и приказал:
– Идите и приведите мне живым хоть одного мятежника! Слышите, живым!
Никто из семи стражников в казармы не вернулся. Они не пришли ни через день, ни через два. Сань-Пао призадумался. Он не знал иного способа, как договориться с мятежниками, поэтому сказал черному капитану Угаи, придержав его во дворе двенадцатиярусной пирамиды-дворца Оль-Тахинэ:
– У меня было видение. Ты ведь веришь в видения, Угаи?
– Верю, сэйса, – неопределенно ответил Угаи.
Чего он от меня хочет? – удивился он и покосился на корзинщиков у ворот. Один из них явно к ним прислушивался.
– Будто бы третья армия неспроста ушла.
– Неспроста… – согласился Угаи и перевел на начальника вопрошающий взгляд, а потом загородил его от любопытного корзинщика, чтобы, не дай Бог, не прочитал по губам, о чем они разговаривают. – Им нужен Чосон. Об этом все знают.
– Тьфу ты! – в сердцах воскликнул Сань-Пао и объяснил: – Будто бы мятежники убили императора!
– А-а-а… Вот беда-то… – посетовал Угаи, все так же вопрошающе поглядывая на Сань-Пао, пытаясь понять, кто кого водит за нос.
Экий ты недогадливый! – подумал Сань-Пао, и ему стало тоскливо. Если я ошибся, подумал он, то это конец. Следующего дня я не переживу.
– Ну-у! Так-к-к… Кхё-ё-ё… – стал мяться он.
– Убили так убили, – неопределенно произнес Угаи, чтобы помочь ему выпутаться из неловкого положения.
– Ну а мы что с тобой будем делать? – наконец нашелся Сань-Пао.
– А что нам делать-то? – пожал плечами Угаи. – Будем служить другому императору.
А что он мог ответить? Что точно так же ненавидит арабуру, как и Сань-Пао? Это будут его последние слова в жизни. Лучше держать язык за зубами. То же самый корзинщик на них и донесет.
– Мда… – Сань-Пао пожалел о начатом разговоре. – Ладно, иди. Да! Ты поймал Абэ-но Сэймэй?
– Нет еще! – Угаи остановился. – Но вы, сэйса, узнаете об этом первым.
– Спасибо, сынок, я надеюсь на тебя.
– Господи, Иисусе! – прошептал капитан Угаи и направился к воротам, чтобы выйти в город.
Его ожидало самое рутинное дело, которого только можно было придумать – патрулирование базара Сисява и его окрестностей.
***
У Кацири не было никаких шансов не то чтобы приблизиться к императору Кан-Чи, а даже проникнуть в лабиринт Драконов под самой пирамидой-дворцом. Конечно, он об этом знал. Суть покушения заключалась в том, чтобы незаметно проскользнуть под носом у стражи. Однако ни один простой смертный не мог этого сделать, а против хонки существовали ширмы, поставленные таким образом, чтобы преграждать им движение – как известно, хонки могли двигаться только по прямой. И хотя император Кан-Чи не верил ни в духов, ни в демонов Нихон, он на всякий случай пользовался ширмами. Таким образом, следовало опасаться только людей и сосредоточиться на определенном виде охраны, что значительно облегчало задачу.
Начальник дневной и ночной стражи – Чичимек, выставил по три стражника на каждом повороте центральной лестницы, по три стражника перед каждой дверью и по три стражника в конце каждой галереи – с таким расчетом, чтобы стражники видели друг друга.
В самих же покоях императора стражники делились на видимых и невидимых. Видимые ходили по галереям и говорили друг другу: «Бди!», а невидимые прятались в специальных нишах с ажурными стенками. Уснуть в этих нишах они не могли по той причине, что стены были утыканы гвоздями. И хотя арабуру заставляли жевали коку, спать им хотелось сильно-сильно. Они стояли в своих нишах, что есть силы таращились наружу сквозь решетки и клевали носами. Меняли их каждую стражу. Но даже это не помогало, и порой сонный стражник, исколотый гвоздями, выпадал наружу, как только открывали переднюю ажурную стенку. Хотя таких арабуру перед тем, как отправить в действующую армию, нещадно пороли, ничего не помогало – приходили новые и точно так же засыпали. Да и коки не хватало. Попробовали было выращивать ее в Се-Акатль, да, видать, климат не подходил, вместо пышных кустов вырастали жалкие побеги и высыхали, не набрав силы. Мгновенно кока стала цениться на вес золота. Каждому невидимому стражнику на время дежурства выдавали шесть листочков коки. При такой баснословной ценности они ее не жевали, а предпочитали оставлять про запас, дабы купить удовольствие в Ёсивара – Веселый квартал, где обитали неунывающие хохотушки юдзё.
Тем не менее, считалось, что проникнуть в
