Второе путешествие перед гибелью Америки

 
-1-
В силу ограниченности ресурсов, финансов и возраста я не могу путешествовать столько, сколько мне хотелось бы. Чарльз Дарвин, например, мог себе позволить путешествие вокруг мыса Горн на корабле «Бигль», а я не имею таких возможностей. Путешествовать с помощью телевидения нельзя, то есть это суррогат путешествия. Хотя мои возможности ограничены, это верно относительно Дарвина, а относительно большинства моих друзей – это совсем не так. Я много где успел побывать.
Так или иначе, планировать раз в год большое путешествие я не могу. Очень вероятно, что сейчас у меня вообще последняя возможность куда-то поехать. Дальше придётся считаться если не с нищетой, то с плохим здоровьем и отсутствием сбережений, если хватит – то на скромную старость, не совсем горькую, но отнюдь не rewarded. Да и откуда взяться «сбережениям»? Нужно было смолоду планировать или предпринять специальные хорошо известные шаги для этого – в первую очередь полюбить бизнес. Понимание необходимости заниматься бизнесом должны прививать родители. Ничего подобного со мной не было, я родился в СССР у типичных родителей.
Так или иначе, это моё последнее путешествие с вероятностью, близкой к достоверности. Я сознательно трачу всё, что удачно заработал за последние четыре месяца, хотя это крайне нерационально. Нужно бы было припрятать на «чёрный день». Но «чёрные дни» ещё будут, а пока вперёд, без страха и сомнения. Так учил нас детский писатель Носов – всякие у него весёлые друзья Гунька и Незнайка отважно тренировались для полётов в космос, пользуясь прибором невесомости, сделанным из логарифмической линейки.
Но всё-таки я хочу обосновать свой выбор. Удивительна так называемая феноменология духа. Последние пять тысяч лет что-то происходило, меня, по сути, там не было. Я появился примерно так полвека назад и стал впитывать в себя то, что происходило со времён Сократа и до наших дней. Причём мне доступны далеко не все источники, а скорее выборка, какая-то картинка мира. Я хотел бы в этом фрагменте обнаружить болевую точку.
С точки зрения моего лечащего врача (physician) или кормящегося моей графоманией редактора (editor), это явно блажь. Желание искать смысл жизни медицинского смысла не имеет, вспомним Базарова и то, что он резал лягушек, ccылаясь на пользу для народа. Для народа есть продовольственная программа, и более широко – всякий полезный социализм, а каждый, кто уклоняется от процедур и правил глобально-социального института, есть грязный интроверт. Ну, хорошо, посмотрим, что из этого всего получится.
Это моё второе путешествие (пришествие – ха-ха!) в Италию. Первое было описано и опубликовано. Были положительные отзывы от Пиастры и тому подобных общественных рецензентов. Но тогда это была ранняя проба пера – и несколько поверхностное эссе, смесь бытового туризма с декларациями фактоидов мировоззрения. Сейчас девиз «последнее ура», адресованный недоразумениям XX века и человечества, меня перестал устраивать. Кстати, плагиат «last hurrah» Роджерса Уотерса для тех, кто мог это определить... Пожалуй, я подхожу к пониманию метафоры Ницше: если жизнь не удалась, то удастся смерть. Конечно, это тёмная фраза. В ней много злокачественного экзистенционализма и трактовать её можно по-разному. Но и на самом деле в моём возрасте об удаче и успехе в жизни можно забыть, поздно, много упустил. Да и не я лично. Ну никак я не мог вообразить теперешнее состояние всего моего универсума таким, каким он обернулся. Это неудача относительно того, что я воображал в 1970 году. Да и не только я. А смерть многообразна, как диагноз шизофрения. Не то будет острой, не то вялой – как знать. Эмоции куда денутся или во что превратятся? И вообще моя личная смерть требует ли внимания санитаров? Я мог бы умереть, как овощ. Даже Моцарта тело бросили в холерную яму. А мне что, нужно возвращаться на Родину, чтобы мне, может быть, сделали мраморную плиту? В лучшем случае мой коммерческий редактор отправит про меня статью в Википедию. И современная холера поражает хомячков, радующихся Цукермахеру.
Так что фантазия о смерти может быть всякой. Чёрная звезда, красная звезда, шестиконечная или рубиновая. Каждому в молодости говорили что-то, что запомнилось на всю жизнь. Один человек, рано умерший, сказал мне странную вещь: если плохо, садись на поезд, поезжай в Москву и в музей Пушкина, посмотри на «Обнажённую» Ренуара. Это дословная цитата, его слова, я специально не заменил слова на более злободневные, ну кому нужен Ренуар? В каком-то смысле мне сейчас плохо (не жалуюсь), и я хочу поехать посмотреть Флоренцию. Это путешествие отличается от моих поездок в Ванкувер, Кливленд и Бостон, например, потому, что при прочих равных условиях Флоренция, вообще Италия, более значимое для путешествия место. Там произошли некоторые превращения человечества, которые более важны, чем  распад Советского Союза, который давно уже есть какое-то бельмо в глазу или «совковые изыски». Одно дело забыть про СССР и не морочить голову новому поколению, у которого новые задачи, а совсем другое дело – Данте, Рафаэль и переход от конвенциональных ужасов Босха и карнавала Рабле к серьёзности разоблачения несправедливости прибавочной стоимости и монотоности материалистического понимания законов природы, общества и познания. Калибр, масштаб, ставки в игре когнитивности и эксплуатации отличаются. И на волне страха, типа разоблачений Кьеркегором рационализма Гегеля, можно найти или просто почувствовать и пережить момент истины. Это такая сильная эмоция, что станет ресурсом той самой удачной смерти, которую осталось доказать. Удачная смерть отличается, наверное, от красивой. Не думаю, что Ницше умер красиво в своём пожизненном приюте. Но удача? Кто этот мощный старик? Да не может быть... Идеолог фашизма и ментор современного искусства.
Кстати, кошки не обязаны писать стихов. Так думает бравая Жанна Агузарова из Москвы. Но кошки просто не умеют, а то бы творили и стихи и прозу. Я знаю, у меня две. Мы их на неделю определяем на дачу к Жоре. На этот раз жена от него ушла вместе с астматической тёщей, и он опять согласен на неделю «приютить котов». С утра поеду куплю научную диету для кота, от простой у него болит живот, а день кошачьего госпиталя с процедурами обходится мне в полторы тясячи баксов. Кошка дикая. Алина обзывает её фашистской после того, как видела, как та поймала и съела птичку на бэкярде. Но она нормальная, просто бог определил ей в кошерную еду птицу и мышь. Кошку я кормлю натуральными продуктами – сметаной и мясом. Также нужно на дачу отвезти горшки и коробку с песком, восемнадцать килограммов специального песка для кошачьего сундука, йо-хо-хо. А у меня в одиннадцать интервью в банке – по телефону я уже ответил на все их технические подковырки, нужно поехать посмотреть в глаза топ-менеджера.
Чемодан чёртов, мшелоимский, собирать не надо, так как в Филадельфии пересадка из терминала в терминал всего час, и Алина вообразила, что чемодан мы получить не успеем. Хотя я звонил. Говорят, что успеем, но всё равно Алина насчёт чемодана decision maker. Купили два рюкзачка со швейцарскими крестиками. В них ничего не помещается, кроме запасных трусов и носков. Ну, хватит. Читателей «Века искусства» я заинтриговал и удовлетворил техникой своего социалистического реализма. Хотя они уж что любят, так это «Бронзовую Птицу» про пионеров и шпионов.
Данте я пытался читать и даже переводить с английского на русский. Но без знания ирокезских языков трудно. С английский переводить Данте на русский можно только для собственного удовольствия. Есть на свете чудаки. Покойный муж Люды Семчуковской ака Семечки любил рисовать деньги. Он утверждал, что купюры красивы. Оправдание ему в том, что он был не в своём уме, когда-то не подписал коллективное письмо против Солженицына, если правильно помню, и его из научников изгнали, более того, он сам заболел формами советского аутизма. Но поговорить о будхисаттве с ним по душам можно было в перерывах между сеансами рисования. Так вот я о Данте. Из-за плохого перевода я ничего хорошего не могу сказать про его стихи, но какова слава! Мне больше понятны иллюстрации Доре с видением Дантова Ада и, конечно, Люцифером, который топит Иуду Искариота в тёмной водице – abyss – галактических бездн. Нет, всё, что мне удастся посмотреть на родине Данте, я смело уподоблю антисуицидальной терапии в Третьяковской галерее подле Ренуара и Модильяни. Женщины спасают, но так же – иконы и статуи возрождённого (первый раз) человечества. Кстати, о городе Омске и статуе Колчака. Адмирал стал любим перестроечными обновленцами. Но я об этом где-то писал уже. Не буду загромождать фабулу.
Так вот об основаниях и определениях, в частности о глобализме. Кстати, издательство «ЕхLibris», по контракту с ними, написало профессиональную рецензию к «Взгляду и Нечто», где я исправил только два предложения относительно апологии наркотиков и глобализма. А именно, Тимоти Лири был не только адвокатом ЛСД, но выдающимся деятелем контркультуры. Это во-первых, а во-вторых, я не занимаюсь пропагандой глобализма. Глобализмом, в смысле каббалой, занимается Михаил Лайтман. Я приводил на его лекцию в Торонто араба Ахмеда Ису, который сказал, что если бы эта публика его идентифицировала бы там, то линчевала. Также у меня есть лекция, приписываемая профессору Капице, известному ведущему «Очевидного и невероятного». Там вырублено советским пером, что каббала – это полезное учение о природе. На сайте Лайтмана залит диплом его об окончании вуза СССР.
Я на самом деле эмигрировал в Израиль не корысти ради, а волей своей мамы, ну и by my own accord. В аэропорту мне сказали, что мой багаж (штук семь заплечных рюкзаков) весит лишнее, и я отдал все наличные деньги, что были в кармане, за избыток барахла. Израильтяне, что стояли за моей спиной, спросили на английском, почему я не протестовал, но я сказал, что начинаю новую жизнь. Новая или промежуточная, как знать, но так или иначе удалась.
Так вот о глобализме. В жарком Араде я увидел школьников и увидел, что они неплохо устроились. В Тель-Авиве поют песню про global connection, взявшись за руки. Евреи, сэр! Но кто же поверит в это, при том антисемитизме, что процветал в Империи Зла. Да, я на свою голову призвал демонов. Но в сущности я повествую о простых, известных всем, вещах. Леонард Коэн поёт песню про капитана. Не ту, что я пел, когда сдавал экзамен в музыкальную школу, следуя моде на Окуджаву и Бригантину среди шестидесятников. А про капитана корабля, который врёт, все это знают, но это нормальный. И Леонард Коэн – еврей, очевидно!
Немного водянисто у меня получается, поэтому вернусь к фабуле. Так вот, котов я определил на дачу, а сам, как собака (немецкая овчарка), виляя хвостом, полетел с женой развлекаться в Европу, через Вечный Город в Неаполь и Турин. В Израиле мы оказались восемнадцать лет назад и за это время разбогатели. Это, конечно, относительно бедности Коли, Олега, Саши, что остались дома в Сибири и почему-то очень переживают из-за печенек, которые достаются на Украине записным фашистам. Но и нам в нашей Канаде завидуют. Какой там глобализм, в смысле любовь и объединение? Всё как раз наоборот. Ксенофобия и сепаратизм. В