мне долго копилась скрытая чувственность к миру. Вот и прорвало… Застои пронеслись через меня диким ураганом, перемешались, лишая рассудка и вместе с тем – делая такой счастливой. Будто способность чувствовать вернулась ко мне, с лихвой компенсируя подавление. И я возликовала – мне так не хватало моей чувственности!.. Вот только весь этот неожиданный шквал обратился на Степана. И мне показалось, что все эти чувства посвящены ему. Но…
Влюбленность мне только почудилась.
Как же мне жаль, что все закончилось так… Я бы хотела увидеть его снова. Быть может, в последний раз. Пусть даже не сказав друг другу ни слова, заглянуть в глаза и обнять… по-дружески… Да не важно как! Просто обнять. Напоследок…
Но этому вряд ли суждено сбыться. Интеллектуализация – стена, которая рухнула на моих глазах, обернулась Проекцией. Теперь он весь свет винит за несправедливость. И, в первую очередь, меня… Пускай он ненавидит меня, если от этого ему будет легче. Я же ничего не смогу сделать, пока он боится довериться и принять помощь от посторонних. Мне не удалось даже подобраться к Подавлению, к его пятой стене.
Я все равно пойду сегодня к поваленному клену. Это злосчастная аксиома. Вот только веры и надежды у меня совсем нет, что Степа проведает наше место… Наверное, какое-то время мне будет необходимо приходить туда. Чтобы горечь утраты не была такой резкой…
11.06(ночь).doc
Закат не был близок, но солнце уже миновало полпути от зенита, когда я подходила к заветному месту встреч; пугающему и манящему. Издалека был заметен дым костра; волнение тут же захлестнуло меня и екнуло сердце. Я робко вышла на поляну, застыла вдалеке от Степана. Ноги не поддавались воле, словно я не имела права приближаться к нему, будто прокаженная. Мне казалось, что мир отторгает меня, а мой удел – прятаться от людей в тени трущоб. Я – изгнанница, я – юродивая, и не имею права жить в этом прекрасном мире.
Степан не подавал никаких признаков интереса, не поворачивал голову в мою сторону. Он сидел возле костра, и в руке дымилась сигарета. Впалые плечи, локти, упертые в колени, – я в первый раз столь сильно ощутила незримую стену, воздвигнутую им. Степа был напряжен, как боксер на ринге. Но все же пришел…
Казалось, что он не станет со мной разговаривать. И тогда я решила сделать то, что больше всего хотела, о чем боялась мечтать. Я резко пресекла попытки рассудка оправдать свой поступок – подошла к нему, опустилась рядом и обняла.
Мы молчали, но казалась, что наши души кричат друг другу, признаваясь во всем, что не хватало смелости сказать вслух. Смешалось все: радость, горесть – и непроизносимым порывом нежности передалось объятьями. На какое-то мгновение, все стало таким простым и понятным, что слезы размыли взор, и проступила счастливая улыбка. Как жаль, что этот неповторимый миг завершился...
Я чувствовала, как он смягчается, словно перестает ожидать внезапного удара, обмана. Но не более того. Теперь он был рассудительным и язвительным, лица не покидала ироничная усмешка, а глаза перестали скрывать усталость и тягость опыта. Холодный, насмешливый цинизм отобрал у меня того Степу, заразительно и жизнерадостно смеялся когда-то…
11.06.mp3
(щелчок диктофона)
– …
– …
– Степа… Тебе достаточно только намекнуть, чтобы я ушла и оставила тебя в покое. Но наша встреча все же состоялась. Позволь мне снова обратиться к тебе.
– Как же не позволить? Ведь ты и сама явилась с очередной порцией взбучки для моей психики. Валяй.
– Я знаю. Ты будешь винить меня. И я не смогу тебя разубедить, ведь сама считаю себя виноватой за все. За каждую минуту страданий, причиненную тебе…
– Давай-ка чуть меньше сантиментов, ладно. А-то слезу вышибает.
– Я не давлю на жалость. И не жду прощения. Я бы хотела, чтобы все происходило иначе, но это не оправдывает содеянного. Поверишь ли ты мне, если я откроюсь перед тобой, чтобы рассказать о том, как много чудес со мной произошло с момента нашего знакомства?
– Чудес?! Ты зовешь это чудесами?!
– Да. Именно чудес. Чудесным кажется наше знакомство, и то, как мы встречаемся, не назначая времени свидания…
– Значит, чудеса? Ха, забавно! Жаль, что я не могу разделить твоего восторга.
– Почему? Твое сердце зачерствело?
– Да. Это так. Зато твое сердечко явно взбудоражено, не так ли? Оно буквально упивается чужой болью.
– Не смейся над моими чувствами…
– Что-ты-что-ты! Я бы не позволил себе подобную низость, хех. Но скажи, пожалуйста: для чего ты так уперто пыталась проникнуть в мой внутренний мир?
– Ты знаешь.
– Ну же, я хочу это услышать.
– Я хочу помочь.
– Мм. Как успехи?
– Плохи… Передо мной снова маска.
– ?!
– Ты и сейчас прячешь самого себя за очередной стеной.
– ХА-ХА-ХА!!! Великолепная целеустремленность! Нет, – я серьезно, – ты, Леночка, просто нечто! Что же мне делать теперь? Кожу с лица содрать?! Это буду настоящий я?!
– Настоящий ты обнимал вчера... подавал мне руку… улыбался… рассказывал стихи…
– Значит стихи, да! Как тебе такой?!
Не чувствую ныне себя я живым,
И болью безумия разум объят.
Хоть в памяти грезится счастьем былым –
Не ведаю троп, чтоб вернуться назад.
– Послушай себя в своих стихах!
– Да что ты понимаешь в стихах?!
– То, что твоя душа пытается докричаться до тебя!
– Перестань мне навязывать свой бред! … Хорошо! Предположим, что я действительно прячу свою истинную натуру. Если я все же что-то прячу, – мы это только предполагаем! – то на это должны иметься некие причины. Я правильно рассуждаю? Если я ошибаюсь, ты меня поправь.
– …
– Я бы хотел услышать от тебя повод, по которому мне необходимо осветить-то, что я намеренно прячу.
– Тебе станет лучше…
– В чем лучше?
– Во всем. Тебе станет лучше жить.
– А ты убеждена, что мне живется плохо? А давай спросим у меня: «Степан, скажи пожалуйста, тебе плохо живется?». «Мм, дайте подумать… Нет».
– Степа, тебе хорошо живется?
– О! Какой поворот! Великолепный подвох…
– Степа, тебе…
– ДА! Мне живется ХО-РО-ШО! И, несмотря на то, сколько мне пришлось пережить… Опа!.. Сдаю позиции.
– Нет, Степочка! Ты не сдаешь позиции, а делаешь шаг вперед. Расскажи мне, что тебя мучает.
– Разве не очевидно? Ты меня мучаешь!
– Но ты же мог не приходить сегодня.
– Мог. Но я же хочу тебе помочь.
– …
– Да-да, ты не ослышалась, помочь ТЕБЕ. Дело в том, что ты не отдаешь отчет тому, что тобой движет. Ты действительно убеждена, что к действиям тебя побуждает забота обо мне? Прикрываешься альтруизмом? Хорошо если так. А то ведь я боюсь, что это не просто обман, а хуже того – самообман.
– Я никого не обманываю.
– Помолчи. Хотя бы на секунду прислушайся к собственным желаниям. Ты ведь не любишь этим заниматься, так ведь. Ты вообще боишься чувствовать. Как ты говорила: «В пасмурный день можно незаметно ослепнуть»? Поэтому ты сосредоточила всю себя на информативном познании окружающего мира. Книги, наблюдения за другими. Здесь не обожжешься, как это может случиться в реальности. И в итоге получилось, что твой чувственный опыт ничтожно мал, вплоть до того, что ты даже себя не чувствуешь толком и теряешься сразу, едва прислушаешься к сердцу. А скажи, как у тебя обстоят дела с совестью? Ведь ты не подвергала ее испытаниям?
– …
– Под каким предлогом ты идешь до последнего, переступая через мои страдания? Твой разум подобрал удобную и очень распространенную отговорку: «Не ради себя стараюсь». В тоже время ты прекрасно понимаешь, что делаешь мне больно, копаясь в моем прошлом. «Так надо». Кому?
– …
– Во-от. В этом-то и суть. Мне лучше от этого не становится. Заглядывая вперед, добавлю: и не станет. А кому в действительности нужны мои страдания? Кому они доставляют извращенное удовольствие?
– …
– …
– Я уже говорила, что не могу оправдаться… Если единственное, что я могу сделать хорошего для тебя, это уйти – тогда давай прощаться с улыбкой. Спасибо тебе, за сегодняшние объятья, о большем я не могла осмелиться мечтать. Спасибо тебе за все те дни общения, тяжелые, но вместе с тем, насыщенные светлой радостью. Я желаю тебе счастья, Степочка. … Прощай… Позволь мне лишь сказать прощальные слова. Я всем сердцем верю, что ты поймешь их и справишься со своей болью, приняв прошлое. Ты не обманывал Иру – ты пытался подарить ей то, что хотел для себя. Ты пытался отгородить ее от боли, которую тебе причинила Вика. Твой поступок был исполнен любовью, а следующего шага для сближения ты боялся, думая, что не справишься с ответственностью. Но ты не стал обсуждать это с Ирой, носил в себе и мучился, уверенный, что тебя никто не поймет. Так и вышло – Ира поняла твою любовь по-своему и ты не дал ей шанса осознать ошибку… Все это ты понял сам, за время минувшее после трагедии. И наложил на себя наказание – впредь не подпускать никакие чувства. Ты продолжаешь идти ложным путем. Стоило научиться быть честным с людьми и не бояться осуждения – в этом был урок, а не в том, чтобы взвалить на себя крест. Заклинаю тебя, в следующий раз, просто говори о своих чувствах вслух, без оглядки и опасений!
(щелчок диктофона)
12.06(утро).doc
Все мои старания сдерживать слезы были никчемны; я вернулась домой заплаканная. Когда меня встретила мама, вместо того, чтобы спрятать эмоции, я разревелась окончательно, сползла по стене прихожей на пол от слабости в ногах.
Мама бросилась ко мне и долго обнимала, покачивала, словно убаюкивая. … Если бы не она, я бы не справилась с болью, раздирающей мое сердце. Спасибо тебе, мамочка, за твою чистейшую любовь, которая не способна ранить; в которой есть первозданное умиротворение.
Я вцепилась в ее одежду неосознанно, как перепуганный младенец. Постепенно, мой плач прекратился. Еще долго продолжалась дрожь, сотрясания от спазмов заикания, стихая до всхлипов. Прорвавшийся поток слез иссяк, хотя казалось невозможным перекрыть это кровотечение души. С огромным трудом я боролась за то, чтобы прейти в чувства, вновь поверив в пользу своих усилий.
И вот, наконец, пришла тишина. Не покой, – вовсе нет, – но даже безмолвие эмоций казалось спасением от агонии. Рука мамы нежно поглаживала голову, успокаивая ураганы мыслей.
Она не стала расспрашивать о произошедшем; сказала только, что завтра же увезет с собой в Москву. Я не стала противиться. Как только она сказала о том, что оставаться нельзя, я тут же сама это осознала.
После отвлеченных бесед за чашкой чая, мы расстались с ней до утра. Я сразу собрала все необходимые вещи, чтобы не задерживаться утром.
Но уснуть так и не смогла. Закрывала глаза, но они постепенно открывались сами собой. Распахнула окно, но давящая духота не ушла; словно отопительный котел заработал на полную катушку. Под тонким одеялом было невыносимо жарко, подушка горячила голову, будто принесенная из бани. Пошатываясь, я встала с постели и прошлась по комнате. Легче не стало. В кровати я чувствовала себя, словно муха в липкой ленте; стоя на ногах – падала от усталости. Это самая настоящая бессонница, неразлучная подруга зашкаливающего стресса.
Я переставила Розу на тумбу и села на подоконник. Тяжелые веки едва поднимались, но сон не шел. Время стало безжалостно ко мне. Я думала о том, с чем же можно сравнить эту пытку, когда нет никаких возможностей повлиять на ситуацию. Ни решить, ни закрыть, ни банально забыться
