"Распутье"

                      13
  Костя подошёл к клубу. Сегодня он долго сомневался: идти или не идти. Накануне Галина сказала, что она-то придёт на танцы, а вот он – как хочет. Так она ещё не отвечала на вопрос о встрече. Однако мысль о том, что Галина там, что она танцует и веселится рядом с другими людьми, выгнала Костю из гостиницы.
  Под козырьком входа топталось человек десять. Рядом стояли мотоциклы и одна машина-иномарка. Три человека, и в их числе одна девчонка, чуть в стороне мастерили что-то таинственное – какую-нибудь маленькую пакость вроде самодельного взрывпакета. Голоса, точнее шёпот вперемежку с возгласами нетерпения указывали на то, что заговорщики пьяны и потому пакость у них не ладится.
  Костя приблизился к входу, дважды окликаемый, как Серёга и Кука и в самих дверях стал свидетелем небольшого самодеятельного концерта. Здесь
102
очередной раз добивался счастья от жизни Витёк Шнырь. Скандалил Витёк постоянно и по разным поводам, втягивая в разбирательство не только клубное руководство в лице заведующей и ведущего дискотеки, но и любого отдыхающего, из-за чего в пьяном виде слыл занудой и треплом. Зацепив же кого-нибудь, он часто доводил дело до драки и, будучи бит, с чувством выполненного долга покидал место увеселения. Такой исход был бы ещё ничего, но его, здорового двадцатичетырёхлетнего парня, не каждый мог побить, да он и не задевал опытных драчунов. Если же победа доставалась ему, то Шнырь возвращался в клуб этаким расфуфыренным бойцовским петухом, оправдавшим сделанные на него ставки игроков. Как новенький, Костя тоже прошёл через столкновение с местным задирой. Молодой учитель не захотел прослыть здесь жестоким человеком, поэтому не стал бить Шныря, а только побросал его на землю, пока не отцепился.
  Можно было подумать, что из-за шумного скандалиста Вити Шныряева, который постоянно лез на рожон, местная петровская дискотека много бы потеряла. Нет. И другие дрались нередко, а, так как у этих других, в отличие от Вити, были  верные друзья, то получались целые битвы толпа на толпу. А ввиду того что друзья часто были общими (да и конфликтующие часто были между собой друзьями), то выходил полный кавардак, и до следующих танцев (соответственно, до следующего кавардака), деревня подробно анализировала событие, выясняя, кто кого, за что и по чему, часто, впрочем, оставляя эти вопросы без разрешения.
  Случалось, дрались и девчонки, и даже молодые женщины: деревенская дискотека – всевозрастная. Дрались, не поделив рыцарей, потому что не понравились друг другу, за то, что «мне сказали, что ты сказала, что я сказала…» и просто так, ради весёлого времяпрепровождения и соблюдения обычая. Тогда уж Витины «подвиги» блекли совершенно, сколько бы он не лез из кожи на звание героя дня.
  Итак, Шнырь стоял на входе рядом со столом, заменявшим билетную кассу, и монотонно, как удод, твердил:
  - Почему нельзя? Нет, ну почему нельзя? Вы мне ответьте: почему нельзя?..
  Он произносил слова с чувством искреннего возмущения и так отчётливо, словно вслушивался в каждый звук, и в каждом звуке скрипичной струной звенело искреннее негодование, доходившее до патетики. Иногда заведующая не выдерживала и в сто первый раз отвечала:
103
  - Хватит орать. Без билета нельзя… Иди лучше домой, Витя…
  Без билета, действительно, никто не входил, и Костя в первую минуту удивился столь нелогичным претензиям, но Шнырь говорил так, что заражал своими эмоциями окружающих, и всякий выходящий покурить или ещё зачем-нибудь бросал: «Да пустите его», и Костя подумал, что заведение не разорилось бы, не взяв денег с человека, мечтающего о коммунизме. Однако завклубом (она же кассир), очевидно, жалела уже потраченные на спор с Шныряевым душевные силы и считала, что если уж пускать даром, то надо было раньше.
  - Во, Костян! Ты погляди, чё творят! А?! «Нельзя!» А почему нельзя?! Может, человек отдохнуть хотит?! Может, человек навкалывался на работе, как папа Карло?! А она: «Нельзя!» Не, ты глянь, чё творится в родном селе!..
  Костя не был в весёлом настроении инадеялся быстро расплатиться и пройти внутрь, поэтому ответил сочувственным тоном, но непонятной для Витьки шуткой:
  - Происки сионистов.
  Однако он не сразу нашёл в карманах деньги и задержался, а через секунду уже сильно пожалел о своём политическом юморе.
  - Точняк: сатанисты! – обрадованно завопил Шнырь, обретя поддержку. -  Бога, Бога все забыли! Мне, простому работяге, нельзя, а всем можно! Можно!..
  Костя почувствовал, как его лицо за каую-нибудь секунду успело и побледнеть, и покраснеть. Он подхватил Шныря под локоть и повлёк от входа.
  - Витёк, давай отойдём. Что толку кричать?.. всё равно не пустят… Только зря кричишь…
  - Отойдём, Костян, отойдём, ну их всех к…
  - Слушай, давай я тебя домой отведу? Что так стоять?.. – предложить денег на билет Костя постеснялся да и не был уверен, что скандалисту это нужно.
  - Ну давай, отведи… Ты знаешь, друган… Ты ведь мне друган?
  - Друг, друг. Все люди братья.
104
  - Правильно! Братаны! А она… - Шныряев воскликнул таким искренним тоном, что Костя даже устыдился своей иронии.
  - Понимаешь, мне сегодня хреново… Мать положили в больницу, а я чо?.. Хозяйство там, корова…надо…а я… а я набухался… Понял? Набухался я, как свинья… Как свинья, да?
  - Нет, до свиньи ещё далеко. Идём, идём…
  Косте было не до проблем своего спутника, который еле тащился и довольно короткий путь от клуба до своего дома сильна удлинял остановками и зигзагообразным способом ходьбы. В Костиной душе боролись с одной стороны желание оставить пьяного скандалиста и скорее вернуться в клуб, пока оттуда не ушла Галина, а с другой – обязанность: ведь он сам предложил себя в провожатые. Второе одержало верх, и они всё шли и шли. Один нёс всякую уничижительную несуразицу, другой уговаривал: «Ничего, всё будет нормально… Ты не хуже других, Витёк… Вот сейчас придёшь домой и всё переделаешь… Да, верю: и даже полы помоешь…»
  Вдруг тишину в переулке, за которым вторым по счёту был дом Шныряевых, взорвал стрёкот старого ижевского мотора, и в улицу на мотоцикле с коляской, не имевшем даже света, выскочили сразу четыре человека. Увидев знакомое лицо, они разом заорали-засвистели:
  - Алё! Витёк! Кому сегодня морду набил?! Погнали клуб на уши ставить!
  - Я?!. Да козлы они все!.. Давай, вперёд! – встрепенулся Шнырь и чуть не бегом рванул за мотоциклом, который всё срывался в скоростях, не переключаясь на третью.
  «Пойти к себе?» - задумался Костя, остановившись на перекрёстке. Он почувствовал, как его захватывает самое тяжёлое чувство из всех, которые он испытывал – чувство раскаяния и самоупрёка за впустую потраченное время. После таких ситуаций он с истовостью бросался в свои дела и до минуты соблюдал режим дня. Но теперь Костя понимал, что раздражение захлестнуло его настолько, что заниматься чем-то серьёзным он в этот вечер не сможет. Пришлось возвращаться к клубу.
  Заведующая уже бросила свой пост: танцы были в разгаре, и все, кто хотел, давно пришли. Где-то впереди, у самых магнитофонов, выкрикивал очередную правду-матку борец за справедливость Шнырь. Молодёжь бойко
105
выплясывала, не обращая на него , а некоторые и на ритм музыки никакого внимания.
  Костя зашёл в тень и стал искать глазами Галину. Здесь, возле него, танцевали двенадцати-тринадцатилетние, у зеркала выделывал причудливые движения явно выпивший, наверное, впервые в жизни, чудаковатый восьмиклассник Шариков. Костя как открытия делал, узнавая в нарядных одеждах, новых причёсках и под обильной косметикой на лице своих учениц. Старшие, несмотря на весёлую мелодию, танцевали медленный, а может, просто висели на парнях. Вспомнив скептические слова Галицкой о преподавании литературы в старших классах и глядя на одну из десятиклассниц, Костя подумал: «Да, мать, тебе уже детей рожать, а не Наташей Ростовой восхищаться».
  Грохнул взрывпакет, и среди воплей девчонок Костя расслышал голос Лены, Галиной подруги. Он передвинулся в ту сторону и увидел свою знакомую. Она стояла спиной к нему в том самом красивом тёмном платье, в котором была в первую сентябрьскую субботу, когда их познакомили, да в накинутой на плечи бордовой кофте. Свет от фонаря мягко лежал на её руку и плече, делал волосы сбоку пепельными.
  Лена, очевидно, сказала Галине о приближении её приятеля, и та медленно обернулась. Одновременно, когда Костя открыл рот, чтобы поздороваться, его сильно толкнули в спину. Он развернулся, привычно отвёл левую ногу назад и напряг, но тут же усмехнулся своей боевой стойке: перед ним вихлялось из стороны в сторону нечто лет восемнадцати и с трудом соблюдало положение. «Не мучайся, упади», - беззлобно посоветовал Костя и повернулся к девушкам.
  - Здравствуй, Константин. Я хочу тебе сказать… Ну, ладно, отойдём в стороночку… - Галина была явно растеряна, и сквозь эту растерянность волнами пробивалась её привычная самоуверенная манера держать себя.
  - Ну, вот. Я хотела сказать тебе… Короче, нашей дружбе с тобой конец. Найди себе другую девушку… Если хочешь, могу познакомить с кем-нибудь… Короче, это твоё дело. Только не спрашивай: почему. Это долго объяснять. Мне и неохота… Ну, ты не очень переживай. Такой парень… Тебе другая больше подойдёт…
  Последние слова Галина произнесла при свете, который вспыхнул во всём
106
зале. Лицо её осветилось, и Костя убедился, что она говорит искренне. Убедился и в другом – без всякой радости: девушка была очень красива.
  - Сейчас некогда переживать, - ответил он. -  Может, на каникулах… Привет родителям… -
  Костя отвернулся и быстро пошёл прочь.
  «… Вот и закончилась моя любовь-развлечение… Странно, даже не нахожу в себе сожаления о разрыве… Любил ли я?.. Какое-то время так казалось… Просто встречались, просто ходили на танцульки, гуляли по улицам. Всё просто… Я даже как-то сжился с мыслью, что так и надо, что это и есть любовь. Какой-то гипноз. Всё просто, просто, ничего настоящего… Нет, если б это была любовь, я бы сейчас мучился, а мне всё равно…
  А если б женились?.. О, Боже!.. А ведь я иногда  представлял её как жену… Да, это не любовь. В настоящем не сомневаются. Да что там! Мне просто обидно было, что она не влюбляется в меня, что как были чужими в начале, так и остались… Задевало…самолюбие… К тому же эти встречи отвлекали от работы, помогали развеяться…
  А ещё думал, что мечтать о Ней, Единственной – это детство, с этим надо расстаться. Думал, что такие вот отношения – это по-взрослому… Всё просто: жена, дети, живём, смотрим телевизор, ездим к родственникам. Мне – книги, ей – кухня, наряды… Нет, не хочу. И слава Богу, что она меня отшила. Спасибо, тебе, Галка…  Рад? .. Врёшь себе. Жалеешь, что такая красавица кому-то другому достанется. Ну, и что? Это пройдёт. Главное, чтоб она, не дай Бог, пришла мириться: на такие повороты у меня может не хватить силы воли. А сейчас ничего, смирюсь постепенно…
  Да, если нет родства душ, как у нас с Галиной, дом, семья станут каторгой. Не надо мне ненастоящего. Зачем обкрадывать себя? Если другие испытывают в жизни настоящую, сильную любовь, то почему я обделю себя этим?.. И чего я каждую девушку примеряю под жёны? Это мама считает, что мне пора жениться, но ведь двадцать три года –