"Распутье"

Сергей, судя по тону, говорил шутку, уже изрядно потёртую среди деревенских, но Костя из вежливости посмеялся и подтвердил, что и их компания уже из-за стола и старый год проводить успела.
  - А я, ты знаешь, пьяный! – продолжал бывший сосед. – А что тут трезвому делать?! Народ, видал, как веселится?!
  - Тесть твой лихо отплясывает!.. Морда вся помадой размалёвана!..
  - Да пошёл он, этот тесть! Бегает от одной бабы к другой! Мать Анжелкина даже жалеет его!.. С такой рожей и не работает!.. А ты слышал: меня с совхоза попёрли!
  - Тебя выгнали из совхоза?! – не расслышал Костя: собеседник его, разговаривая, всё время крутил головой, озирая людей в зале.
199
  - Да бригадир – козёл!.. Я его послал…подальше!.. Совхоз развалили, запчастей нету, а они ещё на мозги капают!.. А, ерунда, после праздников снова устроюсь!..
  - Ну, мы пойдём! – повернулась к Косте Анжела. – Серёжа!.. С наступающим вас! хорошо вам отметить! Если муж не уснёт в гостях, то опять придём в клуб!
  - Что, он будет ещё работать?! – удивился Костя.
  - Будет! Часам к двум народ приходит поплясать! В прошлом году до пяти здесь были?!
  - Где-то так! – подтвердила Татьяна.
  - Ну ладно, до встречи!..
  - Ну ладно!
  Только отошла парочка молодых супругов, как подскочил Игорёк и потащил Костю и Таню танцевать. Все шестеро вновь собрались вместе, причём Лёша «успел пропустить с бывшими одноклассниками», отчего он всё время танцевал, отклоняясь на правый бок, словно залил спиртное только на одну сторону организма, и Света ежеминутно возвращала своего кавалера в положение, перпендикулярное земле. Однако развеселиться компания не успела. Сначала Игорёк психовал, оттого что кто-нибудь толкал его или их девчонок в спину, и только праздничная атмосфера удерживала парня от желания подраться. Лёша всё время нарушал единство круга. Когда же они поставили девушек в середину, защищая от размахивающих руками соседей, музыка вдруг оборвалась. Вместо песен из угла, оборудованного под эстраду, донеслись чьи-то нервные крики.
  - Шнырь что ли в…ся? – сказал Игорь и подвинулся вместе с другими ближе к магнитофонам.
  - …Да ты сама пьяная, кобыла без хомута! – истошно заорал Шныряев, словно ему нужно было перекричать музыку и шум танцующих.
  - Я сейчас милицию вызову! – отвечал хотя и громкий, но неуверенный женский голос.
  - Вызывай! Вызывай!
200
  Костя мог видеть ругающихся, встав за спиной Игорька. Тот и прокомментировал происходящее6
  - Чем-то Липина, завклубом, обидела местного психа. Он у нас периодически борется за права угнетённых. Можно вынести его в сугроб, но, наверное, уже пора идти встречать Новый год.
  Игорь вышел из толпы, сгрудившейся вокруг «эстрады», Костя задержался.
  - Я за свои пью! Понятно тебе?! Понятно?! – кричал Шныряев, уже доведя себя до истерики и брызгая во все стороны ядовитой слюной злобы.
  - Понятно! Ты мне не тыкай. Я тебе в матери гожусь.
  - Да на … мне такая мать! Поняла?!
  - Ну-ка перестань материться! Выходи из клуба. Успокоишься, тогда вернёшься. Иначе прекращу танцы вообще.
  - Прекратишь?! Да?! Прекратишь?! Народу отдохнуть нельзя?! Сегодня праздник! Такое раз в год бывает! Поняла?!
  - Я-то поняла. Зачем ты в магнитофон полез, плёнки запутал? Без тебя справимся.
  - А я тебе говорю: сегодня праздник! Людям надо отдохнуть! Это ты можешь понять?!.
  И так далее. Трое или четверо уговаривали Шныряева прекратить скандал, кто-то убеждал Липину, что «на дураков лучше не обращать внимания», большинство же, понаблюдав пару минут импровизированный предновогодний концерт, кружками вело беседы о своём, пользуясь паузой.
  Костя с трудом протиснулся к выходу, уверенный, что его компания уже на улице. Но в коридоре его неожиданно остановила странная личность скорее женского пола. Личность была в мужском полушубке искусственного меха, в спортивных плащевых брюках, енотовой ушанке и говорила басом.
  - Ты Аксентьев? Учитель?
  - Да. А что?
  - Щас… Валя! Иди сюда! Здесь этот…учитель!
201
  Из толпы рядом, в которой большей частью стояли подростки, хохотавшие. Насколько мог видеть Костя, с местного дурачка Гаврилы, сильно пьяного, подошла женщина лет сорока пяти, маленькая, блёклая, одетая во что-то чёрное и неопределённое.
  - А, это он?! – довольно наглым тоном спросила она подругу, показывая непрямым обращением свою неприязнь.
  - Он, - подтвердила та таким тонов, будто Костя попался в капкан.
  Он почувствовал, как праздничное настроение вытесняется раздражением, тем более, что в первой даме признал Машку Гавриленко, но постарался сдержаться.
  - Ты зачем Генку хочешь посадить? – спросила маленькая женщина.
  - Какого Генку?.. А этого… Ну, во-первых, я никого садить не собираюсь. Наоборот, у него были такие намерения. А во-вторых, этого маньяка стоило бы куда-нибудь засадить, чтоб девчонки могли спокойно ходить по улицам…
  - Значит, посадишь, да?! Ты тут приехал в деревню, а он уже, знаешь, сколько здесь живёт?! А ты его в зону?!.
  - Кто сказал: в зону? Я только говорю, что такая мразь недостойна ходить по земле…
  - А ты достойный, что ли, да?!
  - Да, - твёрдо ответил Костя, чтобы прекратить переходящие уже в крик реплики собеседницы.
  Та, действительно, замолчала, задохнувшись кашлем, зато подхватила скандал Машка.
  - Ты же учитель! Как ты будешь учить детей, если человека посадишь?!
  Костя почувствовал ударившую в лицо краску. На них смотрели. Мимо постоянно проходили люди и косились, привлечённые громкими голосами женщин. Он не знал, как выйти из ситуации, потому что говорить было бесполезно: его слов не воспринимали.
  Снова ринулась в бой дама в чёрном.
  - Да ты кто такой?! А?! Оставь его в покое! Понял?!
202
  Началось самое неприятное: знаменитое русское пьяное ненападение. Та, что в чёрном, бросалась, заводя себя истерическими криками, а та, что в мужском, удерживала её. Первая кричала: «Пусти меня!» Вторая не пускала, потому что если бы пустила, та всё равно не напала бы, ибо рвалась в бой только потому, что её держали. Даже собаки переняли от людей эту форму нападения: они гонятся за машиной, намереваясь разорвать её в клочья, но до тех пор, пока машина не остановится.
  К счастью для парня, из клуба вышли его приятели. Игорёк мгновенно оценил ситуацию и резко обратился к Гавриленко:
  - Тебе чего, убогая, надо?1 приключений на задницу ищешь?! Пошла вон отсюда!
  - Слушай ты… - нагло начала Машка, но не договорила.
  - А ты тварь! Ещё и рот открываешь! Я тебе сверну его в сторону в честь праздника! Будешь у меня синей собакой!.. А тебе что, потёртая старушка?! – обратился Игорь ко второй женщине.
  - Ты ещё молод так со мной разговаривать!
  - Ах ты кикимора! Я-то молодой, а ты, старая, чего к молодёжи пристаёшь?! Вали домой, героиня, к своему выводку! Шляешься под клубом, молодёжь совращаешь!.. Правда, пацаны?!
  Подростки, видимо, уважали Игоря, поэтому дружно пробурчали что-то утвердительное. Увидев, что сила больше не на их стороне, нервные женщины довольно шустро убрались, срывая зло от неудачи в начавшейся взаимной перепалке.
  - Зачем ты объяснялся с этими опущенными? – спросил Игорёк Костю после того, как прислушался, не говорят ли уходящие чего-нибудь про него. – Послал бы их на три буквы. Большего количества они не заслуживают.
  Он первым пошёл к выходу, прямо на пьяного Митю Гавриленко, вздумавшего заступиться за сестру. Игорёк, не сбавляя шага, оттолкнул Митю выставленной вперёд рукой и вышел. Следом пошли давящиеся от смеха девушки и Костя. Лёха запел что-то блатное и прервавшись, участливо спросил:
  - Гаврилка, ты что, упал?.. Осторожнее надо, мать твою за ногу…
203
  - … Константин, не расстраивайся ты из-за этих дурр. Новый год всё-таки, - говорила света в половине первого в доме Татьяниных родителей, где компания отмечала праздник.
  - Поганый год, погано и закончился… Я думал, как Игорёк, отвязаться на них, так нет, интеллигентность заговорила, женщины всё-таки… Спасибо, Таня, - Костя поблагодарил хозяйку за куриную ножку, которую та положила ему в тарелку.
  - Нашёл с кем объясняться, - заметил Игорь. – Аа-Лёша! Раа-зливай!.. С такими будешь вежливым, на голову накакают. Чего ты?
  - Ты за столом, - объяснила свой толчок локтем Ира.
  - Я ж не про тебя!. Ха-ха-ха...
  - Ах, ты гад…
  - Тосно, - важным тоном подтвердил Лёша. – С ними нельзя по-человечески.
  - Гаврилу ты зря толкнул, - заметила Татьяна. – Он здорово шлёпнуся…
  - Ты думаешь, я такой жестокий? Надо было спросить, чего ему угодно?.. И это пугало минут тридцать объясняло бы. В конце концов и сам забыл бы, чего хотел… Не становился бы в дверях – не толкнул бы…
  - Ага, встретили бы Новый год, если б начали объясняться с ним… - согласилась Света.
  - Правильно, толстушка! За что пьём?
  - Давайте за то, чтобы в новом году у нас не было неприятностей!
  - О, молодец, Светуля, хороший тост. Я пью.
  - Ты только, Лёша, закусывай…
  - а кто она такая, эта маленькая? – спросил Костя, когда все поставили рюмки и снова принялись за еду.
  - Климова?.. О, это выдающаяся личность. Татьянка, положи-ка и мне мимозы… Можно сказать, гордость деревни…
  - Мать-героиня, - перебила Игоря Света. – Настоящая.
204
  - Кошка она драная. И ля-ля-ля под заборами, как кошка… Я не матерюсь.
  - Ценю, - Ира шутливо погладила Игоря по плечу.
  - Что, настоящая мать-героиня? С медалью?
  - Так у неё тринадцать детей.
  - Ско-олько? – Костя перестал есть. – Ты шутишь?
  - Тринадцать, - подтвердила Татьяна.
  - Ну-ка, Светланка, давай прикинем, от скольких мужиков. Ты хорошо деревню знаешь. А то я упустил ход событий, пока учился. Федоренко с ней жил. Наверное, четверо – его.
  - С двумя она приехала в село. Бог её знает, от кого они. Приехала без мужа.
  - Так, получается пять или шесть. Потом Батаев.
  - От него нету.
  - Есть. Колька.
  - А, точно.
  - Потом этот иностранец с ней жил.
  - Кто?
  - Тимур.
  - О, от него самые красивые дети.
  - Тебе, толстушка, тоже узбека надо. Не мешай считать. Так, получается уже десять. А самые малые чьи? Алёш, твоих там нету?
  - Не, я от таких держусь подальше. Я ещё с головой дружу…
  - Почему: ещё? Есть симптомы?
  - Обломись, ты, подкольщик, - заступилась Света. – Ты, кажется, Валькиных мужиков пересчитывал. Кстати, последний, говорят, который весной родился, от старшего сына.
  - Витяя?
205
  - Нет, старший – Олег, что скотником работает.
  - А, этот пришибленный, которого даже в армию не взяли.
  - Я тоже слышала от тётки, - подтвердила Ира.
  - Твоя тётка знает, - ухмыльнулся Игорёк.
  - Фельдшер всё-таки.
  - И ей дали «Мать-героиню»?
  - Ты не знаешь, Костя, как деревня возмущалась, - перешёл Игорь на серьёзный тон. – Народ говорил: дают не за то, что родишь, а за то, что воспитываешь. Родить – ума не надо. Наоборот, у неё, видать, и для того, чтобы сделать аборт, ума не хватало. Дети раздетые, разутые, вечно сопливые, голодные. По деревне побираются с ведром, картошку клянчат.
  - Летом в одних трусах три-четыре месяца, зимой без шапок, в болоньевых курточках, - добавила Ира.
  - Ну, а эта тварь на каждого кучу пособий получает и бухает по-чёрному. Алкашня у неё со всей деревни собирается. Детям с этих пособий не то что конфет, корки хлеба не перепадает. Расстреливал бы таких…
  - Ещё у Вальки разные льготы есть: на проезд, по всяким оплатам услуг…
  - Ну, и дела, - поражённый, Костя откинулся на