к погребу. Попутно ночью, при луне, завалили и распилили одиноко торчавший столб, проводов на нем не было. Просмоленный, идеально ровный и круглый — настоящая удачная находка. Серёга, как и обещал, изготовил творило, даже сварил дополнительное решетчатое для безопасности: снаружи с творила замок можно сбить хорошим ударом, но попробуй размахнись, находясь внутри лаза. Лаз в погреб, обшив его досками, выкопали по науке — чуть сбоку, с торца. Установили внизу вертикальные подпорки для поддержания наката, уложили на уступы брёвна перекрытий, закрыв их рубероидом, сколотили лестницу. Засыпали и разровняли землю, не забыли и про вытяжную трубу с колпаком от дождя. Внутри погреба, при свете свечей, разгородили досками три сектора, затем укрепили, приколотив к подпоркам с одной стороны и чуть врыв в склон с другой, полочки для банок. Всё! Неделя работы — и принимай, Родина, наш трудовой подарок к юбилею Октября!
Мы были довольны и горды собою — хоть методичку по «погребному строительству» садись пиши. За бесперебойное снабжение семей корнеплодами теперь можно было не беспокоиться. Правда, одной из постоянных тем обсуждения в процессе работы была: «Куда же всё-таки делся Осинников?» Это несколько омрачало чувство удовлетворения от проделанной работы. Да и весь коллектив «Вектора» был взбудоражен: уже прошло несколько дней с момента внезапного таинственного исчезновения парторга, члены его семьи тоже ничего не знали. И так хотелось надеяться на лучшее...
Пошли дожди, мы радовались: успели! Но вот приходит как-то озадаченный Серёга: «Мужики, похоже, мы поставили погреб в водосточной ложбинке: одна стенка сочится...» Глянули втроем: м-да, с такой влажностью урожай попросту сгниет. Да что там урожай: достаточно хорошего ливня, и могло повести всю конструкцию... Ё-моё, без сомнения, нужно рыть новый погреб. Не беда, яму выкопаем, а всё остальное в наличии уже имеется. Вперёд!
Решили копать рядом с высоким, из бетонных плит с «колючкой» поверху, забором ВНС-ки. Только вынули земли на глубину двух штыков лопаты, как проходивший мимо мужик образумил: «Ребят, вы что? Подкоп к ВНС-ке делаете? Первый же обход ментов — и привет! Водо-насосная станция — это же режимный объект!» Нас огорошило: вот недотёпы-то! Спасибо тебе, мужик!
Пошли на пустырь со стороны ограждения больницы, там маленькими холмиками виднелись погреба — лучше, из соображений безопасности, всё-таки держаться других. Пустырь на небольшом возвышении, никаких водостоков там не должно быть в принципе. Выбрали место недалеко от одного из погребов, но только начали копать, приходит один из хозяев: «Мужики, завязывайте с работой!» Да блин! Сейчас-то что не так? Он рассказал, что погреба здесь появились еще до того, как поставили забор. Отвечаем: «Ну и что? Забор чисто условный, с редкими прутьями — так, чтоб скот не ходил, да и до больницы достаточно далеко!» — «А то, — говорит, — у меня знакомый геодезист проектировал этот забор. Говорит мне, слушай, похоже, по плану забор пойдет прямо по вашим погребам! Мы с соседом чуть ли не в ножки ему бухнулись: будь другом, перенеси хоть метра на полтора в сторону! Ладно, говорит, попробую, но смотрите, чтоб больше здесь других погребов не было! Добро, говорим, мы старожилов знаем, больше никого не пустим. Так что уходите, мужики, по-хорошему, не подставляйте нас!» Пришлось, глубоко вздохнув, и оттуда уйти.
Выбрали одинокое место на границе леса и пустыря под березами, от проходной ВНС-ки метров сто. Вновь довольно шустро, чуть книзу на конус, выкопали яму, с уступами и местом для будущего лаза. На этот раз решили дождаться дождя, чтоб изучить его последствия и только после этого разобрать первый неудачный погреб. Результаты «эксперимента» с дождем удовлетворили: стенки погреба, быстро высохнув, не сочились.
Пока работали, изучили график посещений ВНС-ки милицейским патрулём. Решили, что и это неплохо, глядишь, никто не осмелится «бомбить» наш погреб. Завидев патрульную машину, мы приостанавливали работу, дожидаясь пока она заедет на территорию водо-насосной станции. Володя Фролов мрачно пошутил как-то: «Еще подумают, что мы тут Осинникова закапываем».
Как-то, взяв отгул, я решил немного поковыряться на погребе. Пригревало мягкое августовское солнышко, ни ветерка, я, о чем-то задумавшись, увлекся работой. Вдруг сзади дипломатичное покашливание, обернулся — передо мной стоял незнакомый мент в звании старшего офицера: «Погреб роем?» Какой тут придумаешь ответ с лопатой-то в руках? «Роем...» — отвечаю. «Пойдемте, проедем с нами!» Я тихо матюкнулся и, присыпав лопату землёй, направился с офицером к патрульному «уазику».
Меня привезли в наш поселковый отдел милиции, провели в какую-то комнату, дали бумагу и ручку для написания объяснительной. Моё «преступление» квалифицировалось статьёй «Незаконное строительство», согласно Административному кодексу РСФСР, предусматривавшему наложение штрафа до 50 рублей и ликвидацию самогó объекта незаконного строительства. Объяснительная вместе с протоколом правонарушения отправлялись на административную комиссию поселкового совета для окончательного вынесения решения и определения суммы штрафа. Не сказать, что сильно, но попал. Тьфу ты!
Не знаю, видел ли нас милицейский патруль из окон «уазика» раньше, скорее всего, видел. Ну и что такого? Наверняка думали: ковыряются мужики с общаги, рядом овраг, свалка какого-то строительного мусора — место бесхозное, никем не используемое. Не сомневаюсь, они прекрасно знали про россыпь диких погребов вокруг АБК, кое-кто из ментов тут же и жил и такой же погреб, небось, тоже имел. До ВНС-ки достаточно далеко, «покушение» на режимный объект мне, слава Богу, не инкриминировали. И вряд ли в личный состав дежурного патруля на «УАЗике» входил старший офицер. Откуда он взялся, почему решил проявить столь усердное служебное рвение? Вопросы без ответа. Административная комиссия должна была состояться через две недели, я в чём-то расписался, получил на руки предписание явиться туда-то, тогда-то, во столько-то и, страшно матерясь про себя, вышел, чуть не бабхнув дверью кабинета.
На невеселом «консилиуме» мы втроем «слушали, постановили»: погреб достроить. Близились осадки, скоро копка картофеля, на рытьё третьего погреба ни времени, ни сил не осталось. Да и моей супруге уже вот-вот в роддом отправляться, о другом думать надо. Короче, погреб достроили. Работали только в темное время суток, чтоб горящие фары машины издалека видны были — вряд ли бы на нас стали организовывать облаву, не та тяжесть «преступления». Вот только никакой радости и облегчения от завершения погребной эпопеи не ощущалось, ведь могли проверить исполнение предписания насчет ликвидации «объекта незаконного строительства». Володю с Серёгой я, естественно, не сдал, а сам решил прикинуться «шлангом»: скажу, мол, что яму, как и обещал, забросал, а уж кто опять вынул мягкую податливую землю и достроил погреб — знать не знаю, ведать не ведаю. Пошли они...
И тут... отыскивается секретарь парткома Осинников...
* * *
В первый осенний день у меня родился сынок! Вроде бы, всё обещало вторую дочку, но я не стал торопиться покупать розовые пеленки и ленточки. Коляска нейтрального зеленого цвета осталась от дочки, которой тогда «стукнуло» уже год и восемь месяцев. На помощь приехала моя мама, она помогала жене, пока я копал, сушил и спускал в многострадальный погреб картошку, у кого-то из деревенских закупили оптом морковь. «Пацан сказал — пацан сделал».
Сына назвали Ярославом. Семья в полном составе, все здоровы, запасы на зиму есть. Вот только административная комиссия близилась, чтоб ей...
Тем временем, события вокруг партийного босса «Вектора» развивались стремительно и, к большому сожалению, трагически. Выяснилось, что всё это время он инкогнито «зависал» на даче какого-то своего товарища, квасил. Скандал! Да еще в преддверии славного юбилея Октября! Только изволновавшийся коллектив нашего объединения облегченно вздохнул, как прошло заседание сперва первичной партийной организации, а потом и выездное заседание райкома. Вердикт был ожидаем: «За нарушение трудовой и партийной дисциплины, поведение, несовместимое с занимаемой должностью, товарища Осинникова от поста секретаря партийной организации НПО «Вектор» освободить». Партбилет, по-моему, решено было не отбирать. Но далее произошло необъяснимое, чудовищное: на следующий день после заседания экс-секретарь парткома удавился в своем бывшем кабинете, царство ему небесное...
Это было шоком для всех. Если первая часть — сорвало «крышу», забухал, с кем не бывает (коммунист — не коммунист, не важно) — казалась понятной и вполне объяснимой, то вторая не лезла ни в какие ворота. Причем объяснить произошедшее личной слабостью человека, а не искать какие-то глубинные причины его поступков, для парткома было принципиально важно. Оставил ли Осинников предсмертную записку, изливал ли кому-то душу накануне самоубийства, я не знаю. Большинство народа, насколько мне помнится, удовлетворилось банальной бытовой версией.
И только совсем недавно моя мудрая супруга сказала: «Осинников был искренним человеком, он, похоже, видел, как начала рушиться система, частью которой сам являлся, и предчувствовал, чем всё закончится, причем довольно скоро. А тут ритуальный шабаш вокруг грядущего юбилея Октября, пир во время чумы, лишь усугубил дело — наверняка ему пачками сыпались всякие инструкции, предписания, постановления по этому поводу. Ведь никто не знал, что у него творилось на душе. Вот и не выдержал человек...»
И почему-то сразу вспоминается несчастный Николае Чаушеску, их парадоксальная с Осинниковым параллель судеб. Судите сами: и тот, и другой были руководителями партийных организаций: один — большого объединения, другой — довольно большой страны. И тот, и другой стали косвенными жертвами горбачёвской Перестройки. Только один добровольно ушел из жизни, а другой, рангом повыше, через два с небольшим года цеплялся за жизнь до последнего. Помню, как все мы, в свое время, были шокированы телевизионными кадрами расстрела румынского лидера, до последней секунды сжимавшего руку своей верной супруги, принявшей смерть вместе с ним. Говорят, даже пел «Интернационал». И как погано было читать и слушать про поспешное трусливое позорное судилище над Николае и Еленой Чаушеску, царство им небесное... «Одно слово: румыны!»
И вот, день проведения административной комиссии настал.
Перед этим я отнес временные документы в поссовет для оформления свидетельства о рождении сына. Созвонившись (на первом этаже общаги висел таксофон общего пользования), договорился придти получить документ в тот же день, на который была назначена административная комиссия — чего два раза в Кольцово таскаться?
Пришел уже перед самым закрытием — секретарша торопилась закончить дела до начала комиссии. Тем не менее, мне пожали руку, сказали массу приятных слов, вручили свидетельство, красную гвоздичку и красивую открытку, где среди слов поздравлений и пожеланий выделялась фраза: «радуемся вместе с Вами!». В кабинете находились другие сотрудники, они тоже радостно
