серое и непонятное – по пояс голое, с разодранными брюками. Оно бежало прочь, подпрыгивая и размахивая руками, туда – откуда прибыло. Автомобиль рванул вдогонку.
Тем временем Круг продолжал свою работу.
- Братцы, где моя папаха? – обратился Есаулец к казакам.
Казаки передали Есаульцу его папаху и нагайку, которую он потерял во время неожиданной стычки с казачками. Атаман хмуро смотрел на все это, поэтому казаки не осмеливались смяться.
- Что у нас там еще осталось? – спросил Атаман и сам же себе ответил. – Да, решение по четвертому вопросу. Решение такое: «Отказать в удовлетворении просьбы, начальнику районного отдела внутренних дел, полковнику милиции Рогачеву». Так ли, господа Старики! Так ли, честное казачество?
- Так, так! Любо! Любо! – подтвердили Старики и казаки.
Добре. Тогда голосуем: «Кто за то, чтобы отказать в удовлетворении просьбы, начальнику районного отдела внутренних дел, полковнику милиции Рогачеву – прошу голосовать».
Тридцать четыре папахи поднялось вверх.
- Против?
Поднятых папах не было.
- Воздержались?
Поднятых папах не было.
- Любо! – подытожил Атаман. – Так и запишем: «Отказать в удовлетворении просьбы, начальнику районного отдела внутренних дел, полковнику милиции Рогачеву». Так ли, господа Старики! Так ли, честное казачество?
- Так, так! – подтвердили Старики и казаки.
- Добре! На этом повестка Круга исчерпана.
Писарь снял папаху, поклонился всем присутствующим и передал дежурному Есаульцу, записанные решения Круга. Есаулец прочитал вслух все пункты этого решения и обратился к Кругу.
- Так ли записано, господа Старики? Так ли, честное казачество?
- Так, так! Любо! – подтвердили Старики и казаки.
Под протоколом поставили подписи: Писарь, дежурный Есаулец и Атаман.
- Встать! – крикнул Есаулец. – Слушай Приказ Атамана! Приказ номер триста двадцать восемь от девятнадцатого августа две тысячи десятого года.
На основании, принятых на Круге решений,
Приказываю всем казакам вменить себе к исполнению:
1. Доклад хорунжего Дмитрия Кулика принять к сведению.
2. Атаману Казачьего Куреня станицы Красная Кучумка, Михаилу Бульбе, созвать ее жителей на общий сход в конце октября и выступить перед ними с докладом.
3. С гражданами, именующими себя казаками, Атамана Получки дел не иметь и в их кампаниях не участвовать.
4. Отказать в удовлетворении просьбы, начальнику районного отдела внутренних дел, полковнику милиции Рогачеву.
Атаман Казачьего Куреня
станицы Красная Кучумка,
старший урядник, Михаил Бульба.
Дежурный Есаулец закончил читать, оглядел всех присутствующих, снял с себя папаху и скомандовал:
- Шапки, долой! На молитву!
Священник прочитал Благодарственную молитву, по окончании которой все повторили за ним – аминь!
После молитвы молодой казак вынес Знамя из Круга и скрылся в доме Атамана.
- Разойдись! – крикнул Есаулец.
Казаки расставили тут же во дворе столы, казачки разнесли по столам еды: варенного картофеля, рыбы, хлеба, яблок, меда, пива, вина, самогона. Казаки помолились и сели ужинать. Отец Илларион дипломатично отказался. Пожелал всем «ангела к трапезе», раскланялся и удалился.
Лейтенанта милиции, Каплуна, ни с чем отпустили с миром.
***
Прошел ровно месяц после казачьего Круга. Михаил Бульба был на своем поле и убирал сою. Погода мешала «долгожданными» дождями.
В калитку Бульбы постучал незнакомый мужчина.
- Хозяева! Милицию вызывали?!
Из дома к калитке выскочила перепуганная хозяйка.
- Нет. Может быть соседка Катерина? У нее мужик дерется.
- И с Вами дрался?
- Нет, что Вы?! Мне своего хватает.
- Тоже дерется?
- Да, есть малость.
- Он дома?
- В поле.
- Это плохо. Я из милиции, - мужчина протянул в лицо женщине открытое удостоверение красного цвета.
- Батюшки, - испугалась женщина, закрывая левой ладонью рот. – Что же опять стряслось? Когда же вы отстанете от казаков? Живем, как живем. Ну и что: что дерется. Так положено.
- Знаете ли Вы такого – Иллариона Дмитриевича Калая?
- Как же – знаю. Священник наш.
- Пошлите кого за ним. Пусть сюда бегом… и это – мешочек с сухарями, чтобы прихватил.
- Да, что же это… опять «красные» возвратились?
- Они никуда и не уходили. Все как есть – на своих местах остались. Только бирки на шеях поменяли.
- И что теперь? Я власть эту не ругала и муж мой Миша тоже.
- А зря. Звони своему. Скажи – полковник милиции Евгений Владимирович Рябовол прибыли и желают с ним аудиенцию сделать.
- А, что это такое? Это не…
- Не-е. Лучше!
- А Владимир Кузьмич, что кузнец у нас, не родственник ли Ваш? – попыталась умилостивить хозяйка мужчину.
- Вопросы здесь задаю я, - мужчина тут же поставил все точки над «i». – Ваша фамилия, имя, отчество?
- Антонина Львовна Бульба, - ответила женщина, еле сдерживая в себе испуг, чтобы не задрожать.
- Так Антонина, открывай калитку.
- Да, да, конечно! Проходите, товарищ хороший. Что же это я так сразу и не догадалась Вас пригласить войти. Вы уж простите меня, добрый человек. А я вижу – Вы добрый человек.
- Ну, спасибо хозяйка. Где мне присесть? А то долго, похоже, мне придется их ждать.
- Может Вам чаю заварить?
- А как же! Не каждый же день Вас милиция посещает.
- Это, Слава Богу – да! Ой, простите, ни это хотела Вам сказать.
- Я Вам верю. Верю.
- Ой, простите.
- Ну, где там Калая? Послали?
- А когда? От Вас оторваться не могу.
- Хорошо. Ставьте чай и выполняйте мое распоряжение.
- Ой, что же это такое в Мире творится, - удаляясь прочь, запричитала Антонина.
Не прошло и получаса, в калитку влетел Илларион. В руке он держал черный мешок, в котором прочитывалась четвертная бутыль. Поставил бутыль на землю, он бросился обнимать Евгения.
- Женька! Тридцать лет не виделись! Каким тебя ангелом сюда принесло?
- Добрым, добрым, Илларион.
- Тонька! Беги за Михаилом!
А Тонька уже сидела на ступеньках дома и, с открытым от удивления ртом, наблюдала за обнимающимися мужчинами.
С обеда затопили баньку. Вечером в ней помылись и попарились. Михаил пригласил поужинать. Помолились и сели за стол. Казачек попросили покинуть трапезу – был мужской разговор.
- Я не спроста здесь, Михаил, - начал разговор Евгений. – Конфликт даже с поганой милицией в нашей стране явление пока что еще – из ряда вон выходящее. Чечня, Дагестан и другие басурманские Республики все еще горячие, а тут уже и казачий Юг «греется».
- А разве мы его нагреваем? У людей тоже есть предел терпения.
- Особенно опасен «бабий бунт», - продолжил Евгений. – К вам засылали казачков. Вы их отринули. По человечески я вам аплодирую, но вот как лицо казенное, я отбрасываю все свои эмоции и стою там где сила. У вас ее нет. И они делают все, чтобы у вас ее никогда не появилось. Очень горько и больно осознавать, что постоянно приходится подавлять в себе чувства любви и уважения к своей Родине и к народу, чтобы только не уволили и не сбросили в людскую нищету.
- Кто они, которые хотят нашей слабости?
- Те, кто лижут духа власти сладкие копытца.
- Почему тебе не отойти от них и воротиться в станицу, и перестать быть казенным. Отец твой – кузнец; дед был кузнецом.
- В нищету?! Я не подвижник. И я ведь тоже уже лизнул духа власти сладкие копытца. Наркоман идет на все, даже на убийство, чтобы сладкой дрянью утолить свое измученное тело, так и те, кто лижет сладкие копытца, готовы убить любого, лишь бы их благ не лишили. Двум господам не служат сразу. Или раб ты у дьявола, или раб ты у Бога.
- А те, кто правит Русью, где?
- Ну, только не у Бога, - ответил Илларион.
- Да, да, да! – подтвердил Евгений. – И я не у Бога раб. Я почему бежал из станицы? Помнишь как бурак пололи? По гектару каждому дадут. Пока закончил последний ряд – первый зарос. Жара, дождь, ветер. Кому нужна такая жизнь?
- Ты прав, - согласился Михаил. – В начале было нас фермеров – тридцать шесть. Осталось – восемнадцать. Пятнадцать уже в Мире ином. Никто из них не дотянул до пенсии. А десять – и до пятидесяти.
- Ага! – мотнул головой Евгений. - А тут еще какой то там кудрила из Нижнего Тагила вообще предложил на пенсию с шестидесяти пяти лет отправлять.
- В Правительстве похоже все «нижнетагильские», - сказал Михаил.
- Вот и отправить бы их всех обратно – на историческую Родину, - нарочито нахмурил брови Илларион.
- Ха, ха, ха! – громко рассмеялись казаки.
- Цыц! – Евгений приложил указательный палец к губам. – Молчать. Вы, что? В стране нет свободы слова. Хотите в каталажку загреметь? Ладно вам терять нечего.
- Как это нечего, - не согласился Илларион.
- Не уж то думаешь – матушка сбежит? – засмеялся Евгений.
- Да пошел ты…, - обиделся Илларион.
- Да, ладно тебе. Прости друга.
- Бог простит.
- Страной никто не занимается, - сказал Евгений, - в смысле разработки и внедрения в политику государства социально-ориентированной практики в работе чиновников всех уровней власти. Сегодня все еще продолжается безудержное ограбление людей страны. Нищета поражает воображение любого, кто мало-мальски болеет за простой народ, но только не власти. Проехал я по станице – домов новых и добротных не более сотни. Сколько в станице жителей?
- Семнадцать тысяч, - ответил Михаил.
- Вот, вот!
- У кого дома новые, - сказал Михаил, - те – или на Севере работают, или фермеры. Все здоровьем платим. Хотя еще и у спекулянтов и перекупщиков дома добротные. Ну, те понятно – родня ворам. Милиция живет не плохо. Кто на трассе деньги «хлопает», кто речкой или прудиком обзавелся. Простому это не поднять.
- Я вот тоже думаю, - сказал Евгений, - прудик в аренду взять.
- Не хорошо все это, - взволновано прошептал Илларион. - Как бы гром не грянул. Народ то почти весь как без Бога. Кровище людское рекой польется.
- В общем так Миша, - сказал Евгений, - думайте сами, как вам дальше жить. В рапорте я напишу, что парни вы мирные и ваш бронепоезд стоит без запасных частей.
- Ха, ха, ха! Главное про баб не забудь указать.
- Ха, ха, ха! Да, да! Ну, а где и как достать запчасти – сам решай. Если что – обращайся. Ведь – слава Богу, что мы казаки!
***
- Деда, деда! – вбежал во двор маленький мальчик. – Там какие то – три приблуды батьку Вашего спрашивают.
- Ванька! Какие еще приблуды? – переспросил Михаил.
- Да, там, - мальчик указал пальцем на калитку.
Михаил взглянул на калитку и увидел за ней трех уже не молодых мужчин. Подошел к ним. Один из мужчин спросил:
- Здесь ли живет, Тимофей Иванович Бульба?
- Да – это отец мой.
- Можно его позвать.
- Ну, заходите, что ли во двор, - сказал Михаил и прошел в дом.
Через минуту из дома вышел бодренького вида старичок.
- Кто будете – люди добрые? – слегка поклонился гостям старичок.
- Один из мужчин упал перед ним на колени, приложился лбом его сандалий и промолвил:
- Поклон от матушки моей и сестры Вашей Елизаветы Левиной из далекого Тель-Авива, земли Израиля у ног Ваших Вам оставляю.
- Лизка! – побледнел старичок. – Жива!
Мужчина поднялся с колен.
- Успокойтесь, успокойтесь, Тимофей Иванович, жива и здорова.
- Мне восемьдесят, тогда ей уже все семьдесят четыре года? – старичок присел на табурет, вовремя
