Глава 3: Тамара

достойно благодарим Господа».
    Хор: «Господи, помилуй».
   Диакон:  «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию.
   День весь совершен, свят, мирен и безгрешен испросивше, сами себе, друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим».
    Хор: «Тебе, Господи».
    Иерей: «Яко Ты еси Освящение наше, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков».
    Хор: «Аминь».
    Иерей: «С миром изыдем».    
     Хор: «О имени Господни».
    Диакон: «Господу помолимся».
    Хор: «Господи, помилуй».
-     Девочки, - сказала с восхищением Анжелика, - это же совсем другой мир. Реальный мир с множеством тонких граней самого красивого и дорого бриллианта! Не тот призрачный, в который мы себя с постоянным упорством загоняем от безделья.

1. Ныне (церковно-славянск.). 2. Участника (церковно-славянск.). 3. Не открою тайну Твоим врагам (церковно-славянск.). 4. Не облобызаю Тебя, как Иуда (церковно-славянск.). 5. Наказание (церковно-славянск.).
6. Ложечка, употребляемая для причащения верующих (церковно-славянск.). 7. Ибо Она (церковно-славянск.).
-     Тебе то, что? – Виктория подозрительно посмотрела на Анжелику. – Ты же армянка.
-      А причем тут это! – громко и возмущенно зашумели девочки: Альфия, Адилия и Анжелика.
-     Я не поняла, - строго посмотрела Виолетта на разбушевавшихся подруг. – Вы куда пришли?
    Девочки исподтишка надавали Виктории тумаков и успокоились.  
    Священник вышел из алтаря и прочитал заамвонную молитву. Затем прошел в алтарь, взял с престола напрестольный Крест и вернулся к людям. Произнес отпуст. Хор пропел многолетие. Священник осенил Крестом народ, поцеловал Крест и преподал его для
целования молящимся. Чтец читал благодарственные молитвы. После целования Креста всеми молящимися, священник вновь осенил Крестом прихожан и возвратился в алтарь. Царские врата и завеса закрылись.
    В среднюю часть храма вышло три священника в черных рясах и с наперсными Крестами на груди. Их быстро обступили прихожане.
   К протоиерею, отцу Феодору с жалобой подошла пожилая женщина.
-    Батюшка, горе у меня – курей украли. Всех – десять штук.
-    Так разве это горе, Евфросиния?
-    Как же, батюшка. Чай не соседские куры – мои.    
-    Молись, Евфросиния. За обидчиков.
-    За извергов-то?
-    Не гневи, Господа. Молись, Евфросиния!
-    Батюшка, а невестка у меня…
-    Что невестка?
-    Грубит она мне. Всегда грубит. Вот как придет к Вам на исповедь, Вы ей напомните обо мне.
-    Хорошо, напомню. Так ты и за нее помолись.
-    А как же, тогда жить, батюшка?
-    С молитвой, Евфросиния, с молитвой.
-    Батюшка, так как же с курами?
Священник нахмурил брови, перекрестился.
-      Повторяй за мной: «Спаси, Господи, и помилуй ненавидящия и обидящия мя, и творящия ми напасти, и не остави их погибнути мене ради грешнаго».  
    Евфросиния повторила молитву за священником, поклонилась и со словами: «Благословите, Батюшка» подошла к священнику, наклонила голову и протянула к нему руки, сложенные крестом – правая на левой, ладонями вверх. Священник, отец Феодор сложил пальцы правой руки так, что они изображали буквы: Ic. Xc., то есть Иисус Христос, и осеняя Евфросинию крестным знамением, произнес: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь». Евфросиния поцеловала руку священника, молча поклонилась ему и быстро удалилась.      
    К священнику подошла женщина, которая руководила хором на клиросе. Он кивнул головой в сторону девочек, и они оба пошли в их сторону
-    Здравствуйте, девочки, - сказал священник.
-    Здравствуйте, батюшка, - отозвались девочки.
-    Я вижу, - священник посмотрел на Виолетту, - с каждым разом вас все больше.
-    Да, батюшка, - покраснела Виолетта.
-    Я вам говорил про Воскресную школу, - священник показал рукой на женщину. – Вот матушка Галина руководит этой школой. С ней вас я и оставлю.
-     Батюшка, - спросила Виолетта, - а что, есть еще и матушки в Церкви?
-    А как же, - священник рассмеялся. – Прости, Виолетта. Матушка Галина – супруга моя и помощница.
-     Так, девочки, - вежливо сказала матушка Галина, - в двенадцать часов, то есть через час, мы начинаем занятия. С часик походите, погуляйте на свежем воздухе, отдохните и подходите. Хорошо, договорились.
   Девочки вышли из Церкви. В церковном дворе находилось много попрошаек. Не стесняясь никого, они сквернословили, обзывали и дразнили людей, проходивших мимо них и не подававших им милостыню. Большая часть попрошаек была сильно пьяна. Среди них ходил
пожилой человек и раздавал им еду. Многие фыркали: «Что нам хлеб и рыба? Деньги давай или водку неси, а то уж бесы в нас засиделись».  
-    Девочки, - обрадовалась Виктория, - смотрите – наш знакомый дедушка! Лепешек где-то
узбекских набрал и раздает людям. Пойдемте к нему.
Девочки подошли к Никодиму.
-    Здравствуйте, дедушка Никодим, - сказала Виктория. – Вы нас не узнаете? Помните – мы с Вами в этот четверг познакомились.
-     Помню, помню, - Никодим пристально посмотрел на девочек. – Ты, Мария, а подруга Тамара. И монашки с вами.
    Девочки переглянулись в недоумении. Виолетте с Викторией это уже не понравилось.
-    Похоже, дед наш съехал, - шепнула Виктория на ухо Виолетте.
    В ответ Виолетта сконфужено пожала плечами.  
    Никодим удобно расположился у северных дверей храма и поставил рядом небольшую картонную коробочку. Девочки стояли и мялись – не знали с чего бы начать разговор со старичком.  Кто-то из попрошаек  с силой швырнул палку в сторону Никодима. Она больно ударила его в спину.  
-     Ну, вот – либо деньгу  дадут, либо  в  рыло, поддадут, - произнес Никодим русскую народную пословицу, превозмогая боль в спине, и затем прочитал короткую молитву: «Ненавидящих и обидящих нас прости, Господи Человеколюбче».
    Девочки подняли шум и хотели учинить расправу над обидчиком, но Никодим остановил их.
-    Не трогайте их. Им и так не легко.  
    К Никодиму подошел здоровенный молодой детина и кинул в коробку сто рублевую купюру. Никодим поднял голову и с удивлением посмотрел на молодого человека.
-    Ты, что дедок? В натуре, - небрежно сказал молодой человек, - тебе косель1 уже не грубо2?
   Никодим улыбнулся.
-    Мне и копейки много, добрый человек. Как зовут Вас? За кого записку подать?
-    Во, это дело! Ты дедок помолись за меня. Иван я, Гущин. Грехов у меня – не меряно. Самому мне не досуг – зелень3 скирдую. Думаю, косым4 каждый месяц кости5 подкидывать, чтобы усердно за меня денно и нощно Богу молились. Как думаешь – не сплетут кружева6 космачи7?
   Никодим перекрестился.
-    Добрая душа, не относись так к священникам. Благодать Божия им рукоположена через Апостолов от Самого Господа Иисуса Христа. Они пастыри наши на пути к Богу, и любить их надо, как родителей своих.  
-     Заметано8, в натуре. Но ты скажи – сколько мне надо им отвалить, чтобы, хотя часть грехов с себя струсить.
-     Не всегда только деньгой лепта Богу мерится. Иной уже и нищим ходит, а все равно Богу не угоден; другой в достатке и с Богом в мире. Грехи свои, порой со слезами соскребать приходится – так больно бывает. Подойдите к священнику. Он Вам подскажет, как лучше.
-    Тяжело, мне дедок в последнее время. Баба моя от меня слиняла9. Дочку забрала. Даже фотографии не оставила. В бизнесе я четыре года. Лавка была у меня на рынке. Чем только я

1. Сторублевая купюра (жарг.). 2. Не устраивает (жарг.). 3. Американские доллары (жарг.).
4. Попы (жарг.). 5. Деньги (жарг.). 6. Не обманут (жарг.). 7. Священники (жарг.). 8. Согласен (жарг.).
9. Уехала (жарг.).
не торговал. В Москву за товаром ездил каждую неделю. Летом жара, пыль; зимой мерзнешь. Ни накладных, ни сертификатов. По трассе легавых – шакалья свора.  Каждому по
кости с мясом. Отчего все они такие круглые. Ненавижу их всех, сук! Будет, кто их мочить –  прикрывать широкой грудью не стану. Думал, возьму кредит в банке, да производство открою. Хотел лавку заложить, а она оказывается не моя. На мои бабки1 сделана, и не моя. Нет у меня залоговой базы, и банк меня прогнал – иди мол, – соси без соли гулькин хвостик. Что за гулькин хвостик? Я так и не понял. Тут прознал, что братья2 бабки ссужают и другую
помощь оказывают. А мне хоть в петлю  лезь. Пришел к ним. Помогли. Дело наладил. Пленку катаю и сетку-рабицу плету. Каждый месяц им от навара3 двадцать пять процентов отламывал. Зато ни одна легавая сука меня не трогала. Одно мне не нравилось: братья планку навару учредили на один рубль затрат не выше двадцати процентов. Готовы дать за товар три рубля, а продаешь по рубль двадцать копеек. Работягам – они же установили – платить не меньше десяти тысяч в месяц. На заводе, чтобы так получать надо семь дней в неделю по двенадцать часов пахать, как проклятый. Я к братьям - отпустите? Они – отпустим, только обратно уже не примем. Я и рад. Навар поднял, рабочим зарплату снизил. Зато теперь местная власть проходу не дает. Где искать правду, не знаю. По грехам моим, я так думаю. Решил вот индульгенцию купить. А кому давать – не знаю. Кругом рвань да пьянь.
-     Милостыня пользой Богу зрима. Дал человеку деньги, а он их пропил. За его пьянство и с Вас Господь спросит. Вот, если Вы производство хороших и недорогих товаров наладите и рабочих своих ценить начнете, тогда и жертва Ваша Храму и Богом принята будет.  
-     Легко сказать.  Попробуй, сбавь цену. Раздавят! Когда братья пасли, никто не смел и  носа сунуть. Власть да черные4 кружили, но не трогали – боялись. А сейчас меня за человека не считают. Теперь я трясусь.
-    Да, Россия – страна абсурдов и беззакония, - тяжело вздохнул Никодим. - Власть в ней мудрец и лицемер, хам, вор и мытарь5 . Никто уже людей не защитит и не утешит. Все чаще слышен стон и плач бесправного народа. Но, кто все это слышит? Кому все это надо? Когда в России каждый человек боится завтра оказаться нищим, и от того готов уже сегодня волком стать.
-     В союзе скудных и власть паскуда, - со злостью сжал кулаки Иван. – От того и воруем все. Кто винтик, кто вагон с золотом. Друг у друга воруем, и друг друга обманываем. После этого  хотим быть богатыми и счастливыми.    
-     Так уж повелось, - согласился Никодим, - из века в век – вор в России хозяин. Даже Монархия – власть Богоданная, и то не оградила Россию от воров, плутов и душегубов. Не много было в России простолюдин, князей и Царей, которые не соблазнились окаянством.
-    Это, что же? Был народ рабом при власти окаянных, теперь при окаянной власти. Потому то в России всегда жилось легко и просто только рабам, да ворам. Рабу терять и защищать нечего, а вор при власти.  Кто рабом или вором не хочет быть, тому Россия не Родина-мать, а мачеха. Из Чечни бежал в Россию с  надеждой на помощь, а здесь на  русский национальный вопрос смотрят с оглядкой на реакцию только национальных меньшинств. При сохранении такого положения дел все это может закончиться русским национально-освободительным восстанием или полным развалом России.  
-   Не думаю, - сказал Никодим. – Самый опасный удар, который претерпели русские со стороны приверженцев масонства и марксистско-ленинской идеологии – открытых врагов русских и Российской Империи, это удар по правилам и традициям предков. У русских отобрали стержень единства – Православную Веру. Этим они напугали народы, тяготеющие к русским, а, наделив их