Шальная мельница

всякий случай, если ночью я, все же, решусь бежать). И снова этот пугающий немецкий, но хоть элементарное – да я уже узнавала, различала, а посему впредь не столь сильно впадала в панику. Покорно следую указу. Сколоченная из досок кровать, твердая в меру: поверх, если не обманывают ощущения, солома, обмотанная льняным полотном и веревками, и сверху – еще одна серая простыня. Чистая, свежая, хоть и не глаженная.
Киваю головой в знак благодарности.
Странное чувство дежавю: я вторю своему верному учителю подобного жуткого поведения, Ани. И сейчас… будто в шкуре ее, где то ли они – сумасшедшие (мир, вокруг меня), то ли… я.
Украдкой, с опаской взгляд (на косящуюся все это время на меня девушку за столом) и снова на Доктора. Выжидаю, что дальше. Присел рядом, неспешно стал осматривать мои руки, ноги – невольно айкнула от прикосновения. Только теперь заметила на себе ссадины. Вдруг встала недоверчивая особа и, мотая на ходу бинты (тряпичные светло-серые повязки), приблизилась к нам; изучающий взор на места, которые ощупывал мужчина.
- Что случилось?
Коротко, быстро метнул тот на нее взгляд и пробормотал нечто подобное:
- Да вот, упала в реку. Вовремя заметили рабочие с мельницы, успели спасти. Принесешь ей сухую одежду, а мне - воду, мазь и тряпки?
Нервно дернулась я чуть в сторону, вырывая ногу из его рук.
Удивленно, резво уставились мне в глаза.
- Что-то не так?
- Мне бы в город, в больницу, - охальное коверканье чужого языка (но, вроде, поняли).
Хмыкнул вдруг, а затем и вовсе странно усмехнулся Доктор. Девушка лишь удивленно округлила очи.
- Вы и так уже здесь. В Цинтене.
- Германия?
Удивленно переглянулись оба. И снова взор на меня.
Немного помолчав, отозвался мужчина:
- Ordo domus Sanctae Mariae Teutonicorum.
Хотя… все равно ничего толкового мне это не дало.
- Вы ничего не помните? – удивилась «Помощница».
Не знаю даже, что и сказать, и что теперь из себя строить. Уж лучше я бы молчала и дальше. Но, поздно. Поздно теперь  отступать, когда бой уже начат...
- Совсем мало.
- А имя? – удивился Врач.
Взволнованно перевести на него очи и вновь замереть в рассуждениях.
Минута для храбрости – и выстреливаю:
- Не помню.
Закивал (неожиданно) головой, соглашаясь.
- Тогда,… - немного помедлил, - будете Анной.
- Анной? – похолодело всё внутри от таких жалящих совпадений.
- Да, в честь Святой Анны. Наш приют находится рядом с Кирхой Святой Анны.
- Ладно. Я сейчас буду, - бойкий разворот и торопливо пошагала от нас девушка (невольно провела ее взглядом).
Вдруг встает, несколько шагов в сторону Доктор, а затем живо возвращается обратно, принеся с собой пару темно-коричневых покрывал, тут же кладет их рядом.
- Смените одежду – и набросьте это, - тычет пальцем. - Беата обработает раны. А мне нужно к другим пациентам, - и снова жестикуляция. - Хорошо? – пристальный взгляд в глаза.
Несмело, покорно киваю.
Коротко склонил на миг голову, в немых рассуждениях, изучая мое лицо, а затем, все же, разворот – и стремительно пошагал восвояси.
Не долго пришлось ждать Помощницу: спустя несколько волнительных минут, как и обещала, вернулась обратно. Милая улыбка, несмелое касание моего плеча (последовала я взором за ее движением): сжала на мгновение мою рубаху.
- Мокрая еще. Давайте помогу, - махает рукой, подначивая встать – поддаюсь. – Снимайте, - вдруг шепчет, стягивая плащ, а затем и вовсе, слегка присев, ныряет под низ сорочки, желая содрать оную с меня через голову.
- Стойте! – живо отдергиваю ее обратно. Глаза в глаза. – Прямо здесь? – растерянный взгляд около. И пусть никто еще (или уже) не пялился из мужчин-пациентов на меня, однако стало жутко от мысли, что останусь при всех полностью голая (это даже не касаясь темы, почему я в этой рубахе, и где вся моя одежда, в том числе белье).
- А что-то не так?
- А они? – обвожу взмолившимся взглядом около.
Засмеялась девушка в момент, хоть и добро так, понимающе.
Бойко хватает меня за плечи, заставляя проделать стремительный разворот (лицом к стене, к себе и остальным спиною), – и тотчас нагло, ходко сдирает с меня одежину (мигом прикрылась я руками). Еще секунда – и набросила сверху на меня свежую, сухую рубаху, ... спешно подчиняюсь и натягиваю, надеваю ее.
Кротко опуститься на кровать, с опаской взор на Помощницу. Уверенное движение Беаты - и влёт укутала та меня в покрывала, словно ребенка. Присела у ног, подняла полы одежины, да принялась осматривать колени.
- А там? – вдруг кивнула на меня, в область живота. Видно было, как засмущалась девушка, зардела, глаза погрустнели и залились неким скрытым страхом. – Там болит? Может, пусть осмотрит доктор?
- Н-нет, не надо, - лихорадочно замотала я головой, даже не прислушиваясь к ощущениям. - Все хорошо.
Покорно закивала Помощница головой, смиренно опустив очи. Затем - шумный вздох, а после - добрая, украдкой, улыбка. Обработать мне локти, пальцы на руках, и даже лицо.
И вновь внезапно глаза в глаза. Но только пристально так, задумчиво, отчего я тотчас обмерла в страхе, словно воровка, предчувствуя, что вот-вот разоблачат меня.
- Если ты – полячка, - немного помедлив, - то лучше смолчи. Сейчас не лучшее время для таких откровений.
Обмерла я, пришпиленная услышанным.
- Поспи, - любезно продолжила. – И станет легче. Может, что полезное вспомнишь.
 
Неспешный разворот и пошагала прочь, печально повесив на плечах голову.
 
Тягучие мгновения, колкие минуты – и под давлением, нет-нет, да (всё же) косых взглядов скучающих пациентов, живо забралась я полностью на кровать, разворот - лицом к стене, поджать под себя ноги – и замереть, прокручивая в голове всё то, что довелось только что пережить… и что осталось в моей памяти о прошлом. Ярцев-Ярцев, никогда в жизни не думала, что буду так сильно хотеть тебя увидеть. Может, ты - и моральный урод, но… сам истязал, да другим в обиду не давал. Не бросил бы и сейчас, неверное…
 
***
В какой-то момент, я просто стала надеяться, что всё это - жуткий сон, где ощущения на грани реальности. Давно такого не было. Давно… И, тем не менее, сейчас я проснусь, может даже, вся в слезах, пробитая до дрожи – но облегченно выдохну. Сумасброд закончится – и я снова окажусь если не дома, то, как минимум, в машине с этим тираном Ярцевым. Или в больнице, черт дери их. Настоящей, а не этой жуткой, где запахи больше напоминают хлев, а не пропитанную спиртом и жуткими медикаментами, клинику.
 
… но нет. Открыв глаза, мой взгляд уткнулся в серую, дряблую стену. И, можно было бы
свернуть, оправдать всё это отсутствием ремонта "вот уже как двадцать лет" в том или ином отделении заурядной больницы, однако… отчетливый запах сена, странных трав вновь вернул в мое сознание лица моих новых знакомых: Доктора и его Помощницы, Беаты. Не подвело и звучание: нет ни привычного гудения техники, люминесцентной лампы или пиканья кардиомониторов (как в кино). Ничего… что б сулило мне возвращение в «цивилизацию». Стремительный разворот – взгляд около. И снова пациенты, подобные мне: правда, кое-кто настолько перебинтованный, что, скорее всего, действительно ранен, а не изображал сие или слегка травмирован, как я. Кто-то дремал, кто-то разговаривал между собой, а кто-то смиренно ел, сёрбал из коричневой неглубокой миски какую-то похлебку.
Страх вновь стал возрождаться в недрах моей души и проступать мурашками по телу: а что… если вокруг - не притворство? Что, если вокруг - всё реально? И, какой бы подноготной у сей изоляции не было, и насколько добрыми и бескорыстными не были люди здесь, как выбраться отсюда, убраться долой? Как прорваться к Калининграду, домой, при этом в тайне сохранить свое происхождение и всё то, я что помню и знаю? Поляков не любят. Хм, удивительно, как по мне, это  - одна из самых мирных и добродушных стран в Европе (хотя, может, я "не в тренде"?) А так как всех нас ровняют с ними: русских, украинцев и белорусов,-  славяне, то значит, и я  - враг? Но если да, то почему тогда Помощнице всё равно? И как много таких… лояльных? А Врач? Ему можно доверять, или он – такой же пленник политики, как и остальные?
- Проснулась? – послышался тонкий, нежный женский голос где-то сбоку от меня. Невольно вздрогнула я, тотчас перевела взгляд - Беата. Несмело улыбаюсь.
И опять этот немецкий язык, натянутой струной звучит прямиком из моей нерадивой, в плане лингвистики, памяти.
- Да.
- Голодна? – еще шаг ближе и замерла рядом, скользя изучающим взором по телу (машинально сжимаюсь я от такого внимания). Продолжила та: – Болит где?
- А? Н-нет, - качаю головой. Но, движение ближе, присаживается около кровати девушка, мигом дотрагивается рукой сначала к моему лбу, затем - к щекам. Испуганно шепчет: – У тебя жар!
Невольно пожимаю плечами – и только сейчас осознаю, что дрожу, непроизвольно натягиваю на себя покрывала все сильнее. Криво улыбаюсь, прожевываю страх.
Растерянное молчание.
- Сейчас принесу Absud[5], жди, - шепнула Помощница.
 
***
Мало что помню из последующего. Пришла в себя, судя за сумерками за окном и оживленностью в помещении, только к вечеру.
Скользящий взгляд около. Попытка совладать с собой, вспомнить, где я и в каком странном абсурде ныне обитаю. Поежилась. Ничего и никого знакомого вокруг. Казалось, будто я - маленький ребенок, потерявшийся в громадном мире, где нет ни единой живой души, кто мог бы помочь, поддержать, успокоить. Никого родного, к кому можно было бы прижаться... Раньше я, как-то, это не осознавала, ведь даже после Ани у меня оставался Ярцев, а после Миши... должен был быть Гоша. Но сейчас - в этой глуши, в жути всего непонятного и непривычного, страх заживо сдирал кожу, оголяя душу перед черствым, беспощадным прозрением.
- Анна? Проснулась? - послышалось где-то около меня, а затем шуршание, неторопливое движение - и склонилась надо мной Беата. Нежная, теплая улыбка... Странная девушка, эта Помощница, своей заразительной добротой она порождала во мне ответные чувства, и в ее присутствии на душе становилось, к удивлению, так тихо, спокойно и, действительно, уютно. Но какой шанс, что это - не притворство с ее стороны? Что нет тайного смысла, и она не ищет какой-то своей, определенной выгоды, корысти? Хотя... что с меня сейчас взять? Даже одежды не осталось. На органы пустить? Чушь собачья. По-моему, если весь этот их "древний" мир - не фарс, то они явно безумно далеки от этой великой идеи и несусветной жути. И, тем не менее, страшно ей, им доверять,
но и... без этого, что тогда мне остается?
 
***
Жуткие были последующие дни. Помню урывками, смутно. В основном только замученное, уставшее лицо Беаты. Казалось, она не отходила от меня ни на миг: то поила какими-то отварами, то растирала странной, мерзко пахнущей, мазью, то делала компрессы чем-то холодным и до одури раздражающим, однако... спустя мгновения сразу становилось легче…
 
Волей Божьей (как утверждала девушка) и дюжим усердием (мое мнение) Беаты, наступил, наконец-то, день, когда  я открыла веки и сполна, без пелены, без боли и мути в очах и теле,… ощутила окружающий мир. Впервые полноценно поесть… и попытаться встать на ноги.
 
Сдружилась, невольно сблизилась я с этой Помощницей, веря (пусть и глупо, недальновидно) ей… как себе. И хоть не впустила ее в свою душу, не раскрыла ей все свои карты, и даже толком не выспросила, где мы конкретно