говорите «удивительная»?
- Да. Откуда она у вас?
- К своему стыду, я должен признаться, что не помню, - ответил продавец. – Кажется, от какого-то иностранца.
- Как жаль, что вы этого не помните, - произнёс Кастор, на что продавец лишь пожал плечами.
- Скажите, сколько она стоит?
Тут продавец странно посмотрел на него, приподняв очки.
- Вы можете забрать её себе даром, - ответил он.
- Но это же неслыханно! Как это даром?
- Да, именно так, - подтвердил продавец.
- Но как же это так? Ведь каждая вещь имеет свою цену, и кому, как не вам, об этом знать? – продолжал недоумевать Кастор.
- Но я уверяю вас, что этот предмет ничего не стоит. Поэтому вы можете его забрать совершенно бесплатно, то есть даром, - ответил продавец. – Кстати, не хотите ли взглянуть на эти старинные мягкие стулья? В отличном состоянии. Лично для вас я готов даже сделать скидку.
- Благодарю вас. Пожалуй, в другой раз, - ответил Кастор.
На том и порешили, и Кастор ушёл из антикварного магазина в немалом изумлении. «Надо же», подумал он, за много лет так привыкавший к мысли о том, что всё на свете имеет свою цену. Однако Кастор вовсе не опечалился. Вернувшись домой, он поместил маску на видное место, однако гости, приходившие к нему в гостиную, меньше всего обращали внимание именно на эту маску. Кастора же она совершенно очаровала, словно маска эта обладала какими-то чарами, привлекавшими к себе взор. «Ну и дурак же этот антиквар», думал Кастор, улыбаясь. «Ничего не понимает. Отдать даром такое сокровище!» Кастор готов был даже убрать со стен все остальные маски, лишь бы осталась эта одна, белоснежная и с золотой звездой под левым глазом. И когда однажды Кастор объявил своим гостям об этом желании, оно было сочтено просто очередной прихотью стареющего миллионера.
Но однажды приключилось большое несчастье, погубившее всё – красивый двухэтажный деревянный дом Кастора с балконом и башенкой, на вершине которой был металлический дракон-флюгер, сгорел дотла вместе со всей удивительной коллекцией. По какому-то странному стечению обстоятельств, огонь пощадил лишь одну белоснежную маску со звездой, которая была обнаружена на месте пожара сыном Кастора и отцом Рамона. Причём маска, как это ни странно, осталась совершенно невредимой. После пожара Кастор впал в беспросветную чёрную меланхолию, пытался покончить с собой и в конце концов оказался в доме для душевнобольных. Таким образом странный предмет оказался у отца Рамона, а потом передался по наследству и самому Рамону. Надо сказать, что отец молодого человека как-то, внезапно почувствовав что-то неладное, пытался избавиться от маски. Что-то заставило его подумать, неизвестно, по какой причине, что несчастья, обрушившиеся на его торговое предприятие, были вызваны именно присутствием белоснежной маски. Однажды он даже в приступе внезапной ярости схватил маску и выбросил её в окно, но каково же было его удивление, когда спустя несколько дней он снова обнаружил маску у себя дома, и не где-нибудь, а в ящике собственного стола, который отец Рамона, к тому же, запирал на ключ, а ключ этот он имел привычку всегда носить с собой. Последовавшие за этим попытки избавиться от странного предмета также не увенчались успехом, а вскоре деловые неудачи свели отца Рамона в могилу, а сыну, несмотря на неудачи отца, всё же досталось немалое наследство, позволявшее какое-то время безбедно существовать. Это состояние Рамон по большей части проматывал. А белоснежная маска так и осталась в доме.
И вот теперь, когда Рамон смотрел на эту белоснежную и пугающую маску, ему показалось, что она как-то мерзко искривила губы, насмехаясь над ним. Потом он явственно увидел, как лицо маски исказилось в какой-то злорадной гримасе, и Рамону вдруг показалось, что все его неудачи происходят именно от неё, от белоснежной маски, которая, подобно вампиру, пила его жизнь. Теперь он догадался, что маска эта несёт на себе печать какого-то страшного древнего проклятия, навлекая неудачи на своих владельцев, и эти дьявольские чары разрушали жизнь Рамона. «Ах вот ты как!» тихо и зловеще произнёс Рамон. «Значит, вот так? Значит, ты будешь нагло смеяться и издеваться надо мной? Ну, получай!»
С этими словами молодой человек со всей силы наступил на маску ногой, однако, подняв ногу, увидел, что маска по-прежнему над ним насмехается, причём её гнусная гримаса стала будто бы даже ещё наглее. «Вот чёрт!» прошипел Рамон и, схватив маску, бросил её в печь, закидал мелкими щепками и скомканной бумагой, а потом достал из-за печи спички и всё это стал пытаться поджечь. Через некоторое время в печи уже пылал огонь, и Рамон почувствовал облегчение. Однако вскоре всё сгорело, и молодой человек увидел, что маска всё ещё смотрит на него чёрными щелями глаз из печи. Невероятно, но она совсем не расплавилась. Тогда Рамон выхватил маску, лежавшую в печи на куче золы и бросился с ней в кухню, достал нож и порезал ненавистного, мерзкого насмешника на маленькие кусочки, затем собрал их, открыл в кухне окно и бросил горсть обрезков вниз, и они разлетелись по всему внутреннему двору и скрылись в темноте. «Вот так-то лучше», подумал Рамон и снова направился к себе в комнату. Теперь наконец он почувствовал усталость и тупую головную боль.
Несмотря на это, Рамон зажёг настольную лампу, достал чёрную шариковую ручку и кусок бумаги. Склонившись над жалким обрывком, он стал что-то быстро писать мелким и местами неразборчивым почерком. Он писал, потом что-то зачеркивал, опять писал, а в конце концов перечеркнул всё, скомкал листок и бросил его в угол. Снова порывшись в ящике, Рамон нашёл новый клочок бумаги, размером с почти целый тетрадный лист, и снова принялся что-то быстро писать на нём, однако, дойдя до середины, он вдруг обнаружил, что в ручке закончились чернила. Рамон в ярости ударил ручкой об стол, а потом бросил её в печь вместе с клочками разорванной записки. «Какая разница?» думал Рамон. «Пусть будет так. Значит, ничего не надо писать. Всё это – пусто и не нужно».
Рамон готов был уже открыть дверь на балкон, как вдруг где-то, по-видимому, на втором этаже неожиданно заиграла знакомая мелодия известного романса, который был Рамону хорошо знаком: «Как много, много лет назад…» Вероятно, кто-то, страдая бессонницей, как иногда и сам Рамон, решил включить там среди ночи радио. Впрочем, Рамону было всё равно.
Молодой человек вышел на балкон и снова вдохнул прохладный воздух осенней ночи. Стоя на балконе, он видел тёмные окна домов напротив и черепичные крыши. Над крышами тут и там поднимался из труб дым. На улице было зябко, сыро. Вдруг Рамон поднял глаза к небу и увидел, что из-за крыши дома напротив на него смотрят чьи-то чёрные глаза, злобно смеющиеся прямо ему в лицо. Однако стоило молодому человеку моргнуть, как видение быстро исчезло, и всё опять стало, как прежде.
В последний раз оторвавшись от пола, Рамон спиралью взвился в больном полёте над крышами домов. Напрягая последние силы, он взлетал всё выше и выше, оставляя далеко внизу огни мрачного Риона. Когда дом, где жил Рамон, уменьшился до размера спичечного коробка, молодой человек закрыл глаза и камнем полетел вниз. Сквозь открытую балконную дверь в комнату Рамона повеяло осенней смертью. Тикали на стене механические часы с маятником, только музыка внизу почему-то вдруг оборвалась и перестала звучать.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Когда Анаита проснулась, за окном было солнечно. Тёмные, потерявшие все свои листья ветви деревьев слегка покачивались на ветру. По улице проходили люди, а вдали, за домами, в синей дымке высились огромные, древние и прекрасные Снежные горы. К вечеру Анаита ждала гостей, поэтому весь день она провела на кухне - надо было испечь пирог и ещё приготовить разные другие угощения.
В семь часов вечера она наконец услышала звонок в дверь и побежала открывать. «С днём рождения!», услышала она с порога, где стояли две девушки и двое юношей, включая высокого и статного Флинса, который вручил Анаите красные розы и поцеловал её в щёку. Покраснев, Анаита улыбнулась, смущенно опустила взгляд и пригласила гостей в дом…
И лишь на следующий день девушка узнала из новостей по радио о смерти бывшего танцора балета, выпавшего из окна квартиры, в которой он жил. Погибший был опознан, как Рамон Иероним, а что заставило его оборвать свою жизнь, было неизвестно. Во всяком случае, никакой записки в доме, где жил Рамон, найдено не было. Зато при нём нашли некий архив фотографий, изъятый следователями для изучения. В программе также сообщалось, что танцору было двадцать три года. О содержании архива почему-то ничего сказано не было. «Господи», подумала Анаита, забравшись с ногами на кресло. «Неужели правда?»
Думая о Рамоне, она не чувствовала ни злобы, ни отвращения. Наоборот, она испытывала жалость, сострадание к несчастному самоубийце. Да, он был безумен, и всё же с Рамоном она танцевала почти год. За это время, как ей казалось, она кое-что успела узнать о молодом человеке. Она знала, к примеру, что Рамон в глубине души не был злым человеком, хоть у него и присутствовал некий налёт цинизма. Но важнее было, наверное, всё же не то, что она знала о нём, а то, чего она о нём не знала и о чём даже не подозревала. Эта жуткая белоснежная маска, струящийся плащ, какие-то фотографии – что это?
Две слезы скатились по щекам девушки. Подойдя к окну, она долго стояла в задумчивости, глядя вдаль, где в синей дымке виднелись белые вершины холодных Снежных гор, над которыми клубились белые облака и веял осенний ветер, прилетавший в Рион из каких-то далёких небесных стран.
А потом прошло ещё два месяца, Анаита и Флинс поженились, после чего поселились в купленном для них родителями Флинса доме на краю Риона. Началась другая жизнь, и Анаита, занятая разными домашними заботами и ожидавшая рождения ребёнка, забыла и думать о Рамоне и белоснежной маске. Думать и разговаривать об этом с мужем Анаите совсем не хотелось. Но прошлое имеет обыкновение напоминать о себе, когда мы меньше всего этого ждём. И вот однажды, когда Анаита и Флинс гуляли по зимним улицам Риона, приключилось нечто странное, что заставило Анаиту сразу вспомнить всё, что происходило ранее.
На улицах Риона уже горели фонари. Зимы в Рионе обычно бывают сухими и не очень холодными, и эта зима не была исключением, хотя в этот вечер на улице дул весьма неприятный холодный ветер. Они уже были на пути домой и направлялись к выходу из старого города. Вдруг, поёжившись от холода, Анаита взглянула на витрину полутёмного антикварного магазина, мимо которого они шли, и чуть было не вскрикнула от ужаса, потому что из-за стекла витрины на неё смотрела белоснежная маска – символ леденящего безумия и скорби. Заметив испуг Анаиты, Флинс тоже взглянул на витрину «Антикварного магазина Цвайгнера».
- Что там? – спросил он Анаиту.
- Не знаю, - растерянно ответила девушка. Теперь, глядя на витрину, она тоже ничего особенного не видела. – Наверное, показалось. Как будто какое-то страшное отражение, - произнесла она, после чего Флинс странно на неё посмотрел. Он ещё раз взглянул на витрину.
- Где? – cпросил Флинс, который видел в стекле только своё отражение.
- Исчезло, - сказала Анаита. – Знаешь, я, кажется,
