САДЫ ЕЁ ДУШИ Глава 2 Я и Линка.

смиряться с тем, что нужно только мужу, а ты просто «должна исполнять»? 
Но должна ли?
 
Как далеко ты заехала! Ведь скоро и конечная.
Ой, а ветер-то, ветер! Зонтик вывернул и дождь наглый - в лицо! И по лужам - каплями, каплями… словно выстрелами. И листья, листья-то как мечутся! Сколько ж их, желтых, исхлёстанных дождем не только в лужах, но и в жухлой траве, в решетке изгороди, на островках тротуара, под деревьями…
А вон в тех домиках, в тепле и уюте, сидят за чаем добрые, симпатичные люди и без всяких заумей болтают о разном. 
Да, без заумей – хорошо. Вот, видишь этот прекрасный опадающий ясень? Он просто растет себе да растёт, так и ты… 
Но ведь, чтобы вот так раскинуться, он, может быть, несколько деревьев заглушил, да и трава под ним что-то хиленькая.
А что ж ты хочешь? Борьба! Выживание только сильных.
Что, и человеку - вот так?..
Да нет, для того и разум ему дан, чтобы уходить от эгоизма. Всемирная мать Тереза*, наверное, не мучилась терзаниями, подобно тебе, а ездила по всему миру и помогала слабым.
Нет, по миру уже не поеду, а вот домой…
 
Как же быстро день смешивается с сумерками! И за окном мечутся уже не оранжевые кроны клёнов, а окна домов, изгороди, фонари, деревья, кусты, заборы.
Смотри, Линка, мужик вошел. Драный пиджак, приспущенные брюки, стоптанные башмаки.
Бомж, наверное, и под дождём промок.
Стоит, покачивается. За поручень вцепился и что-то под нос бубнит.
Но уже выходит.
Ага… И бормочет: «Ос-то-рож-но, двери зак-ры-ва-а-ются!» Шутник… И захлопнулись створки. Словно отрезали его. И уже он один там… на исхлёстанной дождем остановке. Один…
Вот сейчас приду домой, соберу чего-либо на стол, налью в стаканы нашего домашнего вина, позову Антона, дочку, сына: идите, дорогие мои, выпьем, посидим, поговорим…
Но твоего сына нет дома, дочка что-то шьёт на машинке, Антон смотрит новости.
Ну, тогда не сегодня… тогда завтра... в другой раз.
 
- Нет, я понимаю, Антон - писатель, ему романы писать надо…
Линка стоит над плитой ко мне спиной и что-то жарит, но после этой фразы молчит с пол минуты, потом оборачивается ко мне:
- Но теперь, когда почти не пишет, мог бы... А если и начнет помогать, то с раздражением, с надрывом, поэтому уж лучше всё – сама.
А уютненько у неё здесь! По стенам, на чуть бежевом кафеле, реденько разбросаны цветные пятнышки, над плитой – расписной поднос почти палехской работы, над диванчиком – яркий натюрморт бывшей подруги-художницы… после которого Линка и вдохновилась на создание своих. Смогла, смогла хозяйка «подручными средствами» создать из кухни вот такой милый уголок.  
- Да уж… - запоздало отвечаю на её мини монолог: - По крайней мере домашняя работа - единственное, что не вызывает у тебя сомнений в нужности, да?
- Вот-вот… - почему-то указывает на меня пальцем: - И всё же! Видишь, Антон и сейчас сидит, читает в своей комнате, а я всё еще здесь, на кухне.
Подошла к двери, прикрыла её и все же заговорила тише:
- Правда, вчера сходил на дачу, а сегодня… Попросить достирать белье?
Я пожала плечами, хотя вопрос был не ко мне, а она решила:
- Нет, не буду. Он и так взбрыкивает все эти дни, а если и сейчас… то мой выходной - к черту.
Замолкает, но знаю: вот-вот разразится продолжением к «заданной теме». И я жду этого. И мне это нужно позарез. Плохо? Но так ведь…  
- И всё же! – прячет за ухо прядь волос, закрывающий карий глаз. 
- И всё же… – поддразниваю её: - Рискни, Линка, а вдруг достирает?
- А-а, и впрямь Рискну. Но ласково, мягко…
Да не получится у тебя мягко! Но пошла к нему… и мне – за ней?
- Антоша, может, достираешь бельё, а?
Ой, и впрямь говорит ласково тихо:
- Надо только второй раз прокрутить его в машинке и прополоскать.
А её Антоша сидит на диване у окна. И краси-иво так смотрится в контровом свете!.. от книги не оторвался, а значит…
- Вечно вы... – Имеет в виду дочку и её: – Вечно начнете стирать и...
Очки-то как зловеще блеснули!
- Раз начали, так и кончайте.
Примет ли жена брошенную мужем перчатку или молча уйдёт? Прими, Линка, прими! Подбрось реплику.
- С дочкой потому стирать начали, что белье грязное уже из корзины лезло.
Обернулась ко мне, глазами спрашивает: ведь мирно я сказала? Мирно-то мирно, но обиженно, поэтому сейчас еще услышишь.
- Ваше белье, вы и стирайте.
Опять брыкнул. Стерпишь, али как? 
- Антон, не только наше...
- Вашего больше. - Снова очками-то как блеснул! - И все равно, сказала б раньше…
Сказала б она… А сам не видел?
- Ну что ж говорить-то? Разве не видел?
Украла мою реплику. И что ж твой Антоша?
- И всё равно не буду на вас стирать.
Метнулась на кухню. Молча… Но уже оттуда, громко, что б слышал:
- Ну, хорошо, не стирай. Только знай, что на нас стирать больше не будешь... как, кстати, и не стирал, а сам на себя - пожалуйста.
Линка, обернись! Он на кухню влетел!.. Ну да, оказывается, она и рубашки ему никогда не погладила, и пуговицы ни одной не пришила, и носки не штопала! Держись, Линка!
- А кто штопал, ты что ли?
И открыла форточку, глубоко вдохнула порцию прохладного воздуха, а муж, не уточнив «кто», расширил претензии: да, только он вкалывает… он ишачит на всех... ой!.. и даже никому в семье не нужен, только выжали из него всё, что могли, а теперь... Линка, и что ответишь на эту тираду?.. А ничего не ответила. Нырнула в зал, забилась в свой любимый уголок дивана, заткнула уши ладонями. Линок, успокойся! Возьми себя в руки. Бывает!
- А ты знаешь, почему он так?.. – Всё, уши её слышат: - Вчера опять не пришла к нему, а он ждёт, ждёт моего «визита»! – Прикрыла ладонями лицо: - А у меня нет ни сил, ни желания.
Ах, мой «подследственный персонаж», как же мне это знакомо!
 
Не сказать, что у нас с Линкой мироощущение - душа в душу, но вот этот фильм об американских диких мустангах только что досмотрели вместе. И она пока молчит, попивая из моей… вернее, из её любимой чашки маленькими глотками остывающий кофе с ликёром, - мы любим вот так… Но чур, кажется, что-то изречь хочет, - глаза-то потемнели, а это признак того, что думает: 
- В каких же жестоких боях отвоевывают мустанги свое лидерство!
Линка, но ведь ты не только об этом сказать хочешь! Пока додумываешь, получи-ка моё немудрёное продолжение твоего заключения о фильме:
- Но зато кобылицы - в их «гаремах».
 - Вот и среди людей должно быть так…
Помогло, помогло моё немудрёное! Даже щеки её зарумянились:
- А то наши «мустанги» о-отлично устраиваются. Распушат хвосты, зацокают копытами, чтобы завоевать «свою кобылицу», а потом и остынут, и остепенятся, но непременно хотят, чтобы «она» оставалась послушной ему всю жизнь… как мой «мустанг», у которого «хвост» уже повис, писать не хочет, как-то пробиваться в жизни – тоже. Да и хотя бы просто защищать меня от нагрузок. Так почему же я обязана исполнять какой-то «женин долг»?
Уф! На одном дыхании всё выпалила. Молча, смотрю на неё. Как примет моё молчание? Ведь так хочется, чтобы еще что-то… 
- Конечно, и ты не знаешь… - говорит мне, но ведь себе отвечает! - Слушай, а может, этот «долг» Антон просто выдумал?
Вот теперь ждёт ответа и от меня, но разве я знаю?
- Линка, у него спроси, - улыбаюсь.
И она встаёт, расправляет плечи, - словно собирается сейчас, сию де минуту спросить:  
- Вот и спрошу: дорогой мой мустанг, ты же не хочешь быть мне защитой от нагрузок жизни или хотя бы подмогой, вот и не требуй того, чего не заслужил.
Во как!.. Но Линка, моя милая Линка, ведь не скажешь этого своему обиженному мустангу!
Не скажешь, как и я когда-то – своему. Тоже терпела, ждала: вот-вот возьмёт на себя часть домашней рутины, поняв её одуряющее всесилие, вот-вот почувствует, изменит в себе то, что гасит чувство любви! А он только капризничал, наступал, донимая нелепыми придирками. Как же похожи ситуации, в которых мы оказались! Но моя давно разрешилась, а долго ли ты будешь искать выход из своей, и ждешь ли моей подсказки? А подсказывать не буду. И хотя бы потому, что сбившуюся нить жизни ты должна распутать сама, а еще… Ведь мне позарез надо видеть тебя вот такой… одиноко барахтающейся.
 
Обычно Линка читает только современную прозу, вроде «Кода да Винчи»*, но я пытаюсь, пробую вести с ней «воспитательные беседы» о классике, на что она лишь отмахивается: нет, мол, всё это слишком длинно и скучно. Но я не теряю надежды и изредка «приобщаю к прекрасному» короткими отрывками, а чаще поэзией. Вот и сейчас забежала к ней с томиком, а она, сидя напротив меня в своём любимом уголке дивана, вяжет свитер, который… ну почти я уверена!.. или не закончит, или распустит в очередной раз. Рядом – дочка, с их лиц еще не стёрлись эмоции от прерванного моим приходом разговора, и я не знаю, о чем они только что… А жаль. Но, может, недоговорённое сейчас продолжится?.. Ага, дочка хочет… и, вроде как шутя:
- Ма, а ты считаешь себя счастливой как женщина?
Ну и вопросик! При мне-то. Но это юное существо понять можно: раз они добрались до этой темы, то хочется ей прямо «здесь и сейчас» получить ответ. Интересно, ответит ли мама?
- Не знаю, доченька.
Так и думала! Но чего спицы то опустила? И задумалась. А, впрочем:
- Как-то так получалось, моя родная, что в нашей семейной упряжке я часто ощущала перекос.
Нет, не поймёт твоя родная о перекосе, поясни ей.
- Перекос оттого, что она, моя более сильная половина, не хотела тянуть эту упряжку вровень со мной.
Линочка, может, не надо при мне такое - дочке? Нет, еще что-то хочет сказать.
- И поэтому уставала я… да и устаю страшно, так что некогда ощущать себя только женщиной, тем более, счастливой, и это, конечно, грустно.
Что-то ничего не ответила твоя дочка... встала, ушла к себе, а ты сидишь гру-устная.
И чем утешить? Да вот же… тем, с чем пришла:
- Линка, а я к тебе не одна. Опять с Гумилёвым. Послушай его…