В окне вагона проносятся рыхлые предвесенние облака, мелькают тёмные стволы сосен, белые - берёз... Да, в лесу ещё снег. И сугробистый, простроченный следами зверья, тропинками, лыжнями, но уже и проталинки пригрелись возле берез…
Наши первые часы – с глазу на глаз… Не достанем ли друг друга? Не скучно ли будет там, в Крыму?
- Какими ж тягостными были эти два дня перед отъездом! – вдруг слышу голос Линки.
Она закрывает книгу, которую вроде бы читала до этой фразы, но оказалось…
- Из-за Антона?
- Ну да, из-за него. И только из-за него.
Нет, не спрошу её: и что, мол, в этот раз… пусть - сама.
- Позавчера-то… -
И замолчала, отвернулась к окну. Ну что ж ты? Давай - дальше.
- Сидел он, читал в своей комнате, а потом вдруг возник в проёме нашей двери и вроде как спросил нас с дочкой: «Пойти пройтись или искупаться?»
Линка замолчала. Наверное, думает, рассказывать ли дальше? А я, хотя и смотрю в окно, делая вид, что мне, мол, всё это – до фени, но ушки на макушке.
- А мы с дочкой спешно шили мне юбку. «Пожалуй, искупаюсь, - решил, наконец, и подошел к шкафу: «Где тут у вас чистые полотенца?» Порылся на полке, заворчал: «Вечно у вас как зря всё навалено!»
Снова замолкла. Положила книгу на стол. Значит, будет рассказывать и дальше.
- И зачем я шутливо огрызнулась?.. был бы, мол, только у тебя порядок.
Снова смотрит в окно, хотя знаю: мельтешение облаков и сосен не видит, а просто...
- А он вдруг и смахнул всё с полки, и рявкнул: «Ищите сами!»
- Смахнул и выскочил из комнаты? – почему-то спросила я.
- Ну да, смахнул и выскочил. А я еще и догнала его словами: «Конечно, тебе хорошо! Отдельная комната, отдельный шкаф... есть где аккуратненько всё разложить, а мы тут втроём в одном лепимся.
- Да-а, завелась ты с пол оборота…
- Ну да, завелась. Но слегка. – Взглянула на меня и глаза её потемнели: - Но, может, и слегка не надо было?
Может, Линка, и не надо…Но ведь трудно сдержаться и не ответить на агрессию, знаю.
- Ну да, не надо, - ответила она на свой же вопрос: - И потому, что он вдруг снова возник и сразу набычился: «Ищите! А то сейчас подожгу все! Повалю, раскидаю!»
- Во как! – воскликнула я вроде бы про себя, а получилось…
Но похоже, Линка не услышала моей, ненароком выплеснувшейся эмоции.
- А я только удивленно посмотрела на него и продолжаю шить, но в голове: «Перекрестить его что ли? Бес вселился».
- И перекрестила?
- Нет, не перекрестила, а тихо так сказала: «Давай, вали».
- А он и впрямь?
- Ага. Шагнул к шкафу, пнул его ногой и вылетел вон. Сверху что-то упало, разбилось, а я…
А ты даже не посмотрела на осколки того, что разбилось, но… К горлу - ком, к глазам – слезы, да?
- А я из-за слёз даже не взглянула на разбитое и стала искать на полу, в ворохе белья, полотенце, а дочка… Дочка зашептала надо мной: «Мам, давай я. Мам, давай...» и в глазах её мелькнули слёзы.
Бедная Линка! И со всем этим ты едешь в Крым?
- Тогда я и запричитала: «Доченька, ты прости меня… за него прости!»
Да-а, сценка разыгралась... И ты прокручиваешь её, прокручиваешь в сотый раз? Отключи этот фильм, Линка, отключи!
- А потом он купался, уходил куда-то, ужинал. - Нет, не может она остановиться. – А на другой день снова сидел у себя за закрытой дверью, уходил, приходил, а я после работы бегала по магазинам, готовила еду, дошивала юбку и всё надеялась: «Подойдет, одумается, извинится! – А он не подошёл, да? – Нет, так и не подошёл. А сегодня утром даже не вышел пожелать мне доброго пути, представляешь? Не пожелал доброго пути, когда с детьми перед дорогой присели в коридоре!
Я инстинктивно вскинула руку, чтобы погладить её по голове, но на полпути рука метнулась к термосу с кофе, и я уловила её выдох:
- Нет, не вышел.
И Линка снова невидяще уставилась на мелькающие за окном сосны, берёзы, а я налила в разовые стаканчики кофе, протянула один ей и добавила про себя вместо неё: «А ведь знал, что всё это увезу с собой!»
Едем уже второй час… Холодно-то как в вагоне! И почти пусто, только студенты в соседнем купе гогочут… и громко как! Что едем искать? Зачем соблазнились почти бесплатными путевками? Как это у Хемингуэя*? Единственная радость - это радость человеческого общения. Вот-вот, а я… А я и сама оторвалась от привычного, и Линку - от семьи, а кого встретим там для того самого «человеческого общения»? Но ладно, если скучно будет, то с тобой дневники, в них окунешься… Во, опять я – сама с собой… А, впрочем, вызывать себя другую не так уж и плохо, есть с кем вести диалог, а диалог всегда раскручивает, подталкивает к чему-то, но сейчас моё второе Я только отвлекаешь меня от… А о чём ты думала?.. А о дневниках. Буду почитывать юношеские и подбивать Линку тоже делать записи... Так у неё будут уже не юношеские... Но зато в какой-то мере насыщенные жизненным опытом. Вон, видишь, забралась на вторую полку и что-то не слышно её. Задремала?.. Пусть поспит. Пусть не думает о будущих дневниках, а ты полистай свои... Ага, прямо сейчас и…
«Очередная депрессия. Потухший взор. Плохо. Ведь годы-то идут, летят. Двадцать уже!». Ох, сейчас бы тебе эти годы, да?.. Не отказалась бы, не отказалась. Но не отвлекай меня. «В семнадцать были мечты кем-то стать, чего-то добиться, но теперь они тают…» Как как этот заоконный снег под солнцем, да?.. Слушай, я же просила тебя! «Да еще это вечное: для чего дана жизнь, зачем живу…». Да-а, прожила ты уже вдвое больше, а ответов на эти вопросы так и не нашла… Не нашла. Интересно, а задаются ли такими же вопросами студенты-попутчики, гогочущие на весь вагон? Тише вы, оглашенные! Человек задремал, а вы…
Посмотри-ка в окно, город своего босоного детства проезжаешь... Ну да, сердце аж затрепыхало. Ну как же, самые романтические годы здесь пролетели. Денис, первая влюбленность, мучительное счастье видеть его, встречать. А потом… А потом и он стал прошлым… Ладно, не будем о грустном. Очнусь-ка я от давнего дневникового прошлого и полистаю записи о не столь отдалённом. «Купила пластинку с классической музыкой. Какое же это упоение слушать «Лунную сонату» Бетховена*!» И это написала, когда уже работала помощником режиссера. «Боже, как страшно потерять мечту, перестать замечать прекрасное, не стремиться к нему. И чем тогда жить? И разве стремление к любви это ни ожидание встречи с прекрасным?»…
Во как. Мечталось тебе о любви как о чем-то прекрасном… Мечталось. А оказалось, что «следствие любви» это - муж, ребенок, быт, нескончаемые заботы, как и у Линки, и даже ссоры из-за... И места для той прекрасной любви в сердце оставалось всё меньше, меньше, пока… А пока, моя подружка-прилипала, за окно уже сумерки и метель начинается, посмотри, как по перрону бабульку гонит! Наверное, к своему вагону спешит. Сухонькая, а волочет за собой коляску до верху навьюченную. Ой, чуть не упала! В вагон-то свой хоть сядет?.. Прикрой-ка глаза, авось время скорей пролетит… Пролетит, пройдёт, пробежит… промелькнёт, пронесётся, просквозит. Всё, хватит, пусть время делает, что хочет, а я и впрямь вот так прислонюсь к уголку и вздремну.
Вот и Орел… До отхода поезда в Крым еще целых шесть часов.
- Линка, чем же заполнять их будем?
- А давай-ка по улицам побродим, по магазинам почкаемся.
- И как часто ты чкаешься?
Засмеялась. Вот и хорошо. Подремала в поезде, отдохнула чуток и даже щечки зарумянились.
- Да не я чкаюсь, а дочка. Любит она это словечко.
Как же с крыш метёт! И снегом колючим - в лицо. Неуютно на улицах и даже тоскливо. Но вида не подам, не буду заражать этим и Линку.
Зал ожидания. Отполированные задами скамьи.
- Почитаем, Линок? – Плечом дернула. – Нет, ты всё же послушай… из Максимилиана Волошина*, ведь на его родину едем:
В прохладных кельях, беленных известкой,
Вздыхает ветр, живет глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жесткий треск цикад…
- Ну как, Линка? Не зацепило?
Молчит. В окно смотрит. Во, у Волошина тоже - об окне…
- А за окном расплавленное море
Горит парчой в лазоревом просторе.
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины…
Нет, Волошин Линке – до лампочки. И уже вяжет свой свитер. Да и меня, честно говоря, такие прекрасные стихи сейчас не будоражат. Вот когда поеду к нему в Коктебель*, тогда и буду их читать… Вот-вот, а сейчас посмотри-ка вокруг, тебе ж нравится наблюдать, может, интересное что-либо схватишь… Ага, вон, на полу, квадрат солнца. И ползёт по полу. И ползет воочию, заметно! Только что был у краешка скамьи, а уже отъехал влево. Слушай, как же быстро летим мы во Вселенной! Кажется, что даже слышу напряженное гудение полета Земли, ощущаю космический холод пространства… Не нужен тебе сейчас «холод пространства», лучше опять – к дневникам. И прочитай из них что-либо Линке… Ну да, чтобы заразить, подтолкнуть её - к таким же…
- Линка, послушай-ка: «Приходил Стас. Пробирался к нашей комнатке через хозяйские и ворчал: «Можно здесь и ноги поломать…» А когда уходил – снова, вроде как специально для наших добрых старичков бросил: «Если что здесь украдешь, то не сразу и выход найдешь». На что те так и остолбенели». Видишь, Линка, если б не записала этого о Стасе, то и кануло бы в вечность, а так… Учти, дневники консервируют эмоции, эпизоды жизни, а потом подталкивают и к воспоминаниям.
Дернула плечом, не оторвавшись от вязанья, но:
- Ну, если подталкивают, то и расскажи о Стасе.
- И расскажу. Слушай. Он тогда иногда приходил к нам. Красивый был. Лицо с матовым оттенком, тёмные большущие глаза, греческий нос, высокий лоб, а над ним - упрямый чуб. А еще были у него бородка и усы, которые так ему шли!.. и так нравились мне.
- А ведь в те времена, как мама рассказывала, на бородатых не только на улице пальцами указывали, но могли и с работы уволить.
- Ну да, сейчас на такое и внимания не обратили б, а тогда!.. Тогда это считалось - из ряда вон… А еще Стас писал стихи. Хочешь прочту короткое?
Поморщилась, но я уже открыла
Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+