для нагрева воды уже 60 тыс. лет назад, а также спали в специально оборудованных местах в пещере". Найдены также свидетельства того, что неандертальцы "использовали каждую часть пещеры под определенные цели: кухню, спальню и общий зал. При этом мусор они выбрасывали в стороне от пещеры".
«Исходя из того, на что они (неандертальцы) были способны, я убеждён, что мы и неандертальцы не были разными видами, мы подвиды одного вида, - полагает Ж. Риэль-Сальваторе (у-тет в Колорадо), посвятивший много лет изучению неандертальского наследия Италии.- Кроме того, для меня очевидно, что наши предки не уничтожили неандертальцев, а ассимилировали их» («Discovery News», 2010).
Любопытно, что различия между нуклеотидными последовательностями мтДНК неандертальцев (образцы - более 20 индивидуумов; Serre et al., 2004) и современных людей оказались настолько существенными, что полностью исключили смешение по материнской (женской неандертальской) линии между кроманьонцами и неандертальцами (хотя и, как отмечают Б.А. Малярчук и М.В. Деренко, «подобные исследования, как правило, не могут проводиться на популяционном уровне»). К тому же, не смотря на то, что в настоящее время база данных о разнообразии ГВС1 мтДНК «Homo sapiens sapiens» достаточно велика (несколько десятков тысяч последовательностей), однако ни каких официальных сообщений о находке «неандертальского» типа мтДНК в генофонде людей пока не поступало. И, тем не менее, вероятность смешения по мужской неандертальской линии ДНК генетиками не исключается (Б.А. Малярчук, М.В. Деренко «Филогеографические аспекты изменчивости митохондриального генома человека». 2006). В таком случае (поскольку свидетельства метизации неандертальцев и неоантропов всё же существуют), возникает предположение о том, что мужчины-неандертальцы нередко похищали (как римляне сабинянок) кроманьонских женщин (явно более стройных и красивых, чем их собственные) и брали их в жёны; в то время, как мужчины-кроманьонцы, если и позволяли себе спаривание с неандерталками, то эта связь, по-видимому, потомства не приносила.
Важная находка сделана в скальном убежище Рипаро-ди-Меццена (Италия, область Монти-Лессини): обнаружена (Сильван Кондеми, 2012-2013 гг.) необычная человеческая челюсть (нижняя), возраст которой предварительно оценён в 35-45 тыс. лет. «Судя по морфологии челюсти, лицо индивида из Меццены представляло собой сочетание классических неандертальских черт... и современных человеческих - выступающая нижняя челюсть и сильно развитый подбородок», - рассказывает коллега С. Кондеми. Поскольку оказалось (проведён генетический анализ), что у этого индивида митохондриальная ДНК неандертальца, сделан вывод, что этот человек - «плод любви» женщины-неандерталки и мужчины-Homo sapiens (следовательно, кто-то из этих супругов - уже «метис»).
Несмотря на то, что современное человечество в своём физическом развитии и не проходило неандертальской фазы, тем не менее, при непредвзятом рассмотрении нельзя не заметить, что немало, в частности, сакральных представлений неандертальцев пережило их самих. Так, подмечено (В.С. Житенёв «Культ медведя в палеолите Европы». 2000), что «Некоторые внешние проявления ритуальной деятельности человека с эпохи мустье до конца позднего палеолита остаются практически неизменны... на всем протяжении верхнего палеолита... сохраняются некоторые явные архаизмы». Более того, существует мнение, что даже некоторые технологические достижения неандертальцев эпохи «мустье» («поздний мустье) - 65-35 тыс. лет до н.э.) были адаптированы граветтской культурой («граветта» («ориньяк») - 35-25 тыс. лет до н.э.).
2. «Язык» сакральной символики.
Символ - это тайна и откровение одновременно.
Манфред Луркер
В целях вящей обоснованности ряда гипотез, положений и выводов настоящей работы представляется полезным (и необходимым) предпослать её изложению рассмотрение некоторых частных аспектов произвольно выбранных, но часто всречающихся элементов архаичной сакральной символики (трактовка отдельных чисел, знаков и эмблем приводится и при изложении текста).
Один из основоположников символизма в русском искусстве Вячеслав Иванов писал так: «Символ только тогда истинный... когда он изрекает на своем сокровенном (иератическом и магическом) языке намека и внушения нечто неизглаголемое, неадекватное внешнему слову. Он многолик, многосмыслен... Подобно солнечному лучу, символ пронизывает все планы бытия и все сферы сознания и знаменует в каждой сфере иное назначение. Поистине, как всё нисходящее из божественного лона, и символ... "знак противоречивый", "предмет пререканий" [неоднозначного восприятия]».
Принято полагать, что в религиозном сознании человека Древнего мира любой знак, текст, рисунок, всякое скульптурное изображение, архитектурная композиция беспременно выражали (несли в себе) определённое сакральное содержание (изотерический смысл), обращение к высшим силам, ради выражения (изложения) которых и творились. И это всегда придавало им (сакральным символам и эмблемам) "своего рода нуминозную ауру". "Для религиозных людей символ является конкретным феноменом, в котором мысль Божественного и Абсолютного в такой степени становится имманентной, что она достигает более чёткого выражения, чем через слова... Священная история - символ, выражение неразрывной связи между Создателем и его творением" (Манфред Луркер. 1987). Исследователь сакральных символов Ландрит определил символику как «науку о соотношениях [о механизме соответствия, инструменте], связывающих [позволяющих сопоставлять] материальный (профанный) мир со сверхъестественным; сотворённый мир с Богом».
Обычно «магико-религиозные феномены редко обходятся без той или иной формы символизма, чему… масса подтверждений», - констатирует Мирча Элиаде. Вместе с тем различные знаки, символы и цифры, а также качественные признаки (цвет, форма, размеры, местоположение и т.п.), как правило, служат смысловыми «терминами» (средством выражения эзотерического содержания) в богатом языке архаичной символики, зачастую многозначном (для слов - «фонетических знаков», это (аналогия), можно сказать, - «разбросанная» полисемия), но всегда живом, пронизывающем все стороны человеческого бытия Древней Ойкумены, зачастую отражающем и новые веяния (с модификацией воззрений трактовка символов может меняться, возникают новые знаки и эмблемы). Считается, что одной из важных «характеристик [характерных черт] религиозной символики является… её способность одновременно выражать многие значения [одновременно демонстрировать несколько признаков, свойств, явлений природы], взаимосвязь между которыми, в плане непосредственного [житейского] опыта, не (всегда) очевидна… Символ способен открывать нам ту плоскость (область), в которой разнородные [сакральные] реальности соединяются в одно целое или даже складываются в единую систему (картину)» (М. Элиаде «Мефистофель и андрогин»). М. Луркер ("Египетский символизм". 1998) писал: "Символ многозначен, что не позволяет часто объяснить полностью его... назначение. Иногда кажется, что символ сам себе противоречит... Есть символы, которые обозначают оба полюса бытия - жизнь и смерть, добро и зло".
И, тем не менее, «символы, получающие смысл через связь [через соотнесение знаков (признаков) или эмблем, наделённых конкретным сакральным содержанием, известным создателю изображения или автору текста, к примеру] с Луной [с любым божеством Неба или Земли], суть в то же самое время Луна [идентифицируемое божество (в основном, в части его принадлежности (в шум. терминологии) к «игигам» или «анунакам»; т.е. символика, преимущественно, идентифицирует (акцентирует) какие-то отдельные черты, свойства (характеристики) образа (культа) божества; изредка символика более конкретна, особенно совокупность признаков)]» (несколько расширенное заключение М. Элиаде из «Трактата по истории религий»). Весьма важно (факты свидетельствуют), что при употреблении того или иного сакрального символа (знака, признака), он (символ) осознанно (традиционно) сотносится с конкретными свойствами (характеристиками, особенностями) т.н. «высшей (связываемой с божественым) реальностью». Сакральный символ (эмблема) обычно либо сам представляет священный объект (признак), его присутствие, подменяя (замещая) его (является заменой (от лат. «substitutio» - «замена»), (Люсьен Леви-Брюль. 1937), либо служит «символом (знаком) принадлежности» (т.е. идентификатором в совокупности сакральных признаков). Как известно, Клод Леви-Стросс отдавал должное роли культово-мифологических символов как, в частности, стимуляторам чувств и желаний верующего, а также и как факторам проникновения (познания) в суть сакрального. В зависимости от обиходной частотности знака и глубинности его символизма Эрих Фромм разделил знаки на три группы символов: конвенциональные, случайные и универсальные.
Опыт свидетельствует, что теоретическое противопоставление сакральных символов сакральным эмблемам, как разновидности символизма, на практике (в частности, при интерпретации графем) не востребовано. При толковании (прочтении) содержания изображения (графемы или текста), их графическое либо описательное различие не существенно (вопрос: что интерпретируется: символ или эмблема? - при толковании не возникает), хотя и "символы всегда абстрактны, а эмблемы [более-менее] конкретны, хоть и стилизованы" (К.М. Королёв "Энциклопедия символов, знаков, эмблем". 2005). Как отмечал Ганс Бидерманн ("Энциклопедия символов". 1996): "Различимые в теории ("символоведения") категории "символ", "аллегория", "метафора", "признак", "эмблема" и "знак" на практике не так просто отделить друг от друга. Неизбежно также обращения к понятиям, которые... рассматриваются с религиозно-теологической точки зрения". Согласно мнению Рене Генона («Символика креста»), причиной генезиса религиозной символики явилась потребность в средствах выражения связи между обычным, профанным, реальным миром, и миром сверхъестественного, высшего порядка (миром богов). Учёный-монотеист уверен, что назначение символики, дарованной свыше и благословлённой, - упорядочивать и объединять все уровни реальности (миры) в единую вселенскую общность. Так, Пифагор (584/2-500 гг. до н.э.) и приверженцы его учения (пифагорейцы) были убеждены в том, что «Число» (разновидность знака) есть начало (первичный элемент) всех вещей, всей природы (и порядка в ней ("Число наставляет нас, чтобы мы не путались" (Исидор Севильский "Этимологии, или Начала. Кн. I-III: Семь свободных искусств". 2006)), а Вселенная - есть числовая гармония совокупности сакральных чисел (Аристотель «Метафизика»). "Не напрасно ведь в прославлениях Бога сказано (Прем. Сол., 11.21): «Ты сотворил все в [соотвествующей] мере и числе, и
поддельный автор.
