Почти спасенные души

светить. Ты мне нравишься, пацан.[/i]
- Я пойду.
- Ладно, иди. Может и встретимся когда.
Грабежа не получилось. Колю с бандой взяли сразу же, на подходе.
Когда Саша после этого события пришел домой с работы, он все рассказал Свете, не мог уже больше ничего скрывать.
- Саша, как ты мог?
- Что?
- Никогда ничего от меня не скрывай, у нас же нет никого друг у друга. Саша, не надо. Не связывайся больше ни с кем. Мы с тобой без этого проживем.
- Я не буду больше, Свет.
После он ее обнял крепко, крепко. Его раскаяние действительно было весьма искренним. Он понимал, что это не выход.
Вечер прошел обычно. Ребенок, заботы. Заснули, по привычке в объятьях друг друга. Наступила ночь, стало невероятно тихо вокруг. Все, больше этого не будет, жизнь пошла своим чередом дальше.
 
3) Саша
 
                      Если Бог отдает приказ,
То подчиняется даже дьявол.
 
Саша была обычной воспитанницей детского дома. Грустно было осознавать этот факт, она не помнила. От этого молодой девушке было очень грустно. Чувство отрешенности было всегда при ней. Отрешенность, чувство полной глухоты, вот что с ней было.
Еще очень давно, до школы она познакомилась с Машей. Маша была ее старше на четыре года, когда Саше было 8, то Маше было уже 12.
Саша – тихая, скромная девчонка была в определенной мере забитая, Маша – полная противоположность, «сорви голова», как про нее говорил весь детдом.
Прогремел выпускной, дороги разошлись.
Вот однажды девчонки опять встретились, Саша уже была замужем и родила ребенка.
Маша тогда была еще студенткой. У девчонок было очень много различных тем для разговоров.
Беда ходит не по лесу, а по людям. Так и тут случилось. У Саши муж начал гулять. Банально, но увы, бывает.
Маша сочувствовала как могла.
- Вы должны жить, у вас ребенок, может быть он еще перестанет, - говорила не раз она ей.
- Я разведусь, - плакала навзрыд детдомовская ее подружка.
 - Не торопись, еще перемелется все.
Саше хотелось в это верить, что все перемелется, что все наладится.
Шло время. Наладилось только лишь одно, он стал работать, носить деньги и меньше гулять, но совсем не бросил этого.
Но, Саша была и этому рада. Пусть хотя бы так. Жизнь начала налаживаться, но какой ценой.
Цена была конкретно вымерена. Это слезы в подушку, переживания, переживания усиленные тем, что идти не куда, нет ни родителей, ни кого – то другого.
- Мы и так судьбой обижены, - не раз я слышал от Маши эту фразу. И на это она добавляла:
- Мы не должны ломаться. Надо жить.
Меня поразила крепость духа Маши, от которой я и услышал эту историю.
Да, общество считает их «спецконтингентом», порой забывая, что они рядом, что среди нас, что там не всегда встречаются полные «подонки», встречаются и хорошие люди.
Маша, правда, мне сказала как то раз о том, что некоторых уже не спасешь, но большинство живут не плохо.
- Маш, а что тебя может поломать? – задал я ей как – то напрямую вопрос.
- Если с моим братом что – то случится. Больше ничего, - ответила мне девушка, глядя в глаза.
- Сколько в ней стойкости, - тогда я подумал, посмотрев на нее.
Да, в них много стойкости. Сама жизнь их делает такими стойкими. Всему обществу надо не забывать, что они должны быть полноправными членами общества. Равными среди равных, а не отверженными «зверьками», никому не верящими, живущими по своим «особым законам».
Каждый человек в чем – то талантлив, мы должны их всех принимать, а не делать из кого-то «отбросов». Каждая проблема у них и так усугубляется отсутствием поддержки близких, поэтому мы не должны создавать им дополнительных проблем, если нет в этом их вины.
Проблемно, я понимаю. Но, я после этой услышанной истории думаю именно так.
 
Мои мысли по этому поводу представлены ниже.
 
Не уподобляйся им. Не стоит уподобляться. Почему? Потому что. Хочется силу показать. Конечно, хочется. И еще порисоваться хочется. Хочется. Ненавижу. Попробуй обойтись без этого всего. Он на кресте висел и то всех простил. Бог. Он – создатель всего сущего простил свои создания за то, что они так поступили с ним.
Не доставляй радости тем, кто с левой стороны стоит. Уподобляться им не стоит.
Арокас, кумер, долемар.
Нет не выйдет.
Все, что ты сделал за какой-то год, думаешь, об этом никто не знает? Уверен? Кому надо, те все знают. Они наблюдают.
А щеки горят от обсуждения. До боли иногда бывает, что горят. Не уподобляйся им. Пусть говорят, что хотят. Хочешь дальнейшую злобу вызвать у них? Нет, хочу поразвлечься. Интересно посмотреть на их вытянутые морды.
Не переживай, тебе еще представится такая возможность. Когда? Хочу придвинуть возможность.
Не стоит двигать. Ты не Бог, чтобы что-то куда-то двигать. Лучше, по его заповедям и быть верным его слугой. А он пусть решает, куда тебя, куда еще кого девать. Пусть он сам решает.
Сядь на вершину холма, и ты увидишь трупы своих врагов, которые пронесут мимо тебя. Думаешь, не дождешься? Дождешься. Ничего не надо делать, ты только подожди.
Сердце очистить надо от злобы. Не нужна тебе злоба. Борец. Конечно, борец и не надо другого. Борец. Победитель того с чем борюсь.
Пробовал быть обычным человеком? Не получилось. Полмира знает о твоем существовании. Мало? Нет, нормально. Нормально нести это. Не тяжел крест твой? Нет, в самый раз, не тяжело несу.
Они посягнули на слугу Господа. Грех. Не хорошо. Тебе то это не важно, что на тебя посягнули. А ему, уверен, что не важно? Мельница мелит медленно, но верно, до конца и всех сразу.
Отойду я в сторону, не буду никому мстить и рисоваться не перед кем. Статус за год даден весьма неплохой. За грехи расплачусь и можно двигать дальше.
Уверен, что сможешь? Куда же деваться, другого пути не видно даже близко, даже если пристально посмотреть, то даже тогда не видать.
 
4) «Никто не учил нас быть женщинами»
 
Четвертую и пятую истории я нашел в Интернете. Мне показалось, что для написания документальной повести стоит использовать глобальную сеть.
- Только мое имя измени, пожалуйста, — говорит Алена Иванова, заправляя непослушную прядь волос за ухо. — Я сделала многое, чтобы меня не ассоциировали с детдомовской, и не говорю людям, что росла в интернате как раз из-за стереотипов. Они сильны, и с этим ничего поделать нельзя.
Алене — 28 лет, работает в крупной компании по разработке сайтов. Не замужем.
— Вопрос о браке сейчас самый главный, который мне задают девочки из детдома. Когда я говорю, что собираюсь родить лет в 35, они берутся за головы и очень сокрушаются по этому поводу. Разумеется, приводя в пример свои полусемьи, которые для меня примером не являются. Никого не хочу обидеть, но повторять ошибки своих родителей не планирую, а моя семья была именно «полу». Цельным зерном ее назвать было нельзя.
История Алены банальна. Такую же может рассказать большинство воспитанников детских домов.
— Мама страдала алкоголизмом, я воспитывалась бабушкой. Кто мой отец, не знаю. Даже чужую фамилию ношу. История моего появления на свет особой тайной не покрыта, однако я всю жизнь живу под фамилией второго мужа матери, который к моему зачатию не имел никакого отношения. В детский дом попала после смерти бабушки, которая изо всех сил пыталась дать мне начальное образование: она заставляла меня читать по слогам, хотя я это ненавидела. Я и ее ненавидела за это какое-то время, ведь на улице все гуляли, а я штудировала букварь. Сейчас мне очень стыдно за это. Читать научилась еще в детском саду. В школе читала быстрее всех. Только тогда я поняла, что делала моя бабушка, и сказала ей спасибо. На самом деле, до сих пор ей это говорю, хоть ее уже со мной давно нет. 
На интернат Алена не жалуется.
— Я росла там, где воспитателям как раз было не все равно. Нас учили многому: готовить, стирать, убирать, делать ремонт. Однако в подобном образовании были серьезные минусы: никто не учил нас быть женщинами, правильно тратить деньги, никто толком не объяснил, что будет за пределами этого учреждения. После того как я окончила школу, и пришла пора покидать детский дом, я могла многое: петь, танцевать, декламировать Мандельштама, Пушкина, Блока и других великих. Но ни один из них не открыл мне тайны, как, например, верно распределить бюджет. Пришлось постигать это методом проб и ошибок. Первый и последний «женский секрет», который открыла мне мама, был таков: «Когда мужчина, которого ты любишь, придет с работы, не разговаривай с ним и не проси ни о чем. Сначала посади его за стол и накорми любимым блюдом. Потом проси, что хочешь». Тогда мне казалось это каким-то бредом. Сейчас я понимаю, что это работает.
— Кормили отвратительно! В том смысле, что не давали жареную картошку, которую я так люблю. Тогда ненавидела салат из свеклы, сейчас готовлю. Там кормят по ГОСТу: определенное меню, определенные порции. Может, потому что не было свободы выбора, еда казалась плохой. Не знаю. Сейчас, не поверишь, еда из «Макдоналдса» кажется мне хуже, чем там! Хотя во времена детдома думала, что ничего омерзительнее ее нет. Оказывается, есть — это гамбургер.
Эксцессов у нас почти не было: группы девочек, как правило, менее конфликтны, чем мальчуковые. Когда привозили новенькую, девочки сразу начинали показывать, где она будет спать, с кем в классе учиться, подробно рассказывали о распорядке дня. Удивительно, но мы находили язык мгновенно, без трений и напряжения. Сразу начинали меняться вещами: мы очень это любили. Сама понимаешь, мы все же девочки. В группе мальчиков все было по-другому: там долго присматривались к новичку, проверяли его, прощупывали, что ли. Там надо было сразу себя показать «альфа-самцом», иначе ты мог стать изгоем.
Знаешь, дети в детдомах делятся на два типа: тех, кто всегда сбегает, думая, что вокруг одни враги, и тех, кто из этих врагов делает себе друзей. Вот я отношусь ко второму типу. Мне легче скорректировать обстановку, чем убежать от нее. Ведь убежать от нее невозможно.
Самый сложный этап в жизни воспитанников интернатов — когда интернат покидаешь.
— Только спустя время начинаешь обзаводиться друзьями и знакомыми. Это не так легко сделать сразу. И это одна из причин, из-за которой нам тяжело ассимилироваться в общество. Поэтому многие продолжают поддерживать исключительно детдомовские связи. Не очень хорошая практика. Так гораздо сложнее сформировать новое окружение.
Алена не жалуется на недостаток поддержки от государства. Говорит, что материальной помощи было достаточно, но детям нужно было не только это.
— Думаю, многие из нас были бы гораздо успешнее, если бы могли понять свои основные проблемы и как-то решить их. В детских домах есть психологи, но они редко могут достучаться до детей. В основном мы проходим какие-то тесты, выбираем какую-то карточную ерунду из предложенных геометрических фигур. На этом все. Не знаю, кому это помогло. Мне — нет. Думаю, основная обязанность психолога в детском доме — понять, что за ребенок перед ним, «оценить ущерб» и ненавязчиво начать работу в индивидуальном порядке.
Еще нет «контрольного пакета», как я это называю. Когда ты покидаешь детдом, то получаешь листок, даже не помню с чем… Какие-то телефоны непонятные.