Безымянный Бог (Часть 1)

ведь не знают, что его спина – щит, отражающий все стрелы обратно. Пусть не сразу, но когда-нибудь…


9.
Писатель хоть иногда старался оправдывать то название, которое имеет в романе.
От долгого и тяготившего его бездействия, он все-таки взялся за ручку и принялся писать:

«В старом заброшенном доме, расположенном где-то на отшибе малоизвестного городка, был Чердак.
На нем была лишь серая будничная пыль, которая копилась там долгое время.
Очень долгое. Словно ждала, что кто-то придет и погубит ее.
Хотя бы такой же серой тряпкой.
Но тут на Чердак пришла посылка. Без обратного адресата. Без направления.
Казалось, что посылка пришла именно в этот заброшенный дом, потому что в других домах оказалось ненужной…
Но посылка выглядела простой коробкой. Хотя в ней угадывался какой-то секрет.
Хотя бы простое, маленькое любопытство – что же в ней?
Долгое время она стояла загадочной.
Но однажды в маленьком городке случилось землетрясение.
И коробка упала с верхних полок чердака на пол и раскрылась.
Коробка просто оказалось пустой…
Чердаку стало неинтересно и скучно.
И коробку переселили в подвал.
Но после того как ее не стало, Чердаку стало еще хуже. И он понял, что значила для него пустая коробка – она была единственной вещью, побывавшей на его полках…
Но теперь от ее постоянного присутствия страдает подвал – ему уже известно, что в ней…»
Писатель отшвырнул тетрадь в сторону.
Что бы он не начинал писать, любая мысль – неслась быстрым течением к Ней, срывая все плотины и разбивая камни, которые он с таким трудом изо дня в день создавал – своеобразную стенку между прошлым и настоящим…


Застывшее время
- Автор, мне знаком завуалированный мир, я сама оттуда, с твоего Чердака.
А вот насчет того, что посылка пришла в твой дом, потому что оказалась никому не нужной… Я была права?
- Что?
- Да признайся, наконец. Ты и сам знаешь это. Только не хочешь очернять ее образ – свой идеал, и без того неправдоподобный…
- О чем ты вообще говоришь?
- До тебя она была проституткой! Признайся, что это так!
- Откуда… откуда ты это взяла?
- Я ведь продукт воображения. А значит, я имею не то, что доступ, но и пропуск в твой Подвал. В твою Память.



10.
- Я люблю тебя!
Полифония мира сновидений, плачущая, торжествующая, а также не имеющая названий, но оставляя нарывы на мятежной и забывающей душе резко замолчала. Иная музыка, не имеющая ритма и такта, музыка чувства, одетая в Слово затмила все остальное, казавшееся теперь пустым звуком.
Музыка эта прозвучала ранним утром для Писателя.
- Что ты сказала???
Он вскочил с кровати, залитой солнечным светом от восходящего утра, и посмотрел на Еву – несомненно, солнечный свет исходил от нее, заполняя внешнее и внутреннее пространство Писателя. Он стоял, потерявшийся и испуганный. Испуганный зарождающейся надеждой.
- Я действительно люблю тебя.
Писатель медленно подошел к ней.
- Что с тобой? – спросила она. – Ты удивлен?
- Я боюсь того, что ты солнце – и тебя может закрыть тучами.
- Не бойся моего огня, Икар. Сегодня я счастлива по-особому. Взгляни на небо: оно для нас. Солнце, играет на деревьях и на нашей постели – и подглядывает за нами…
- Оно не подглядывает, оно раздваивается сквозь призму окна, и его вторая часть – это ты… Ты ведь никогда не говорила мне о любви, почему вдруг…?
- Я мыслю чувствами, а не словами… Может, есть то, что не имеет названия?
- Любовь – уже название… Название – как некая субстанция, название может жить отдельно от своего предмета, да и предмет не всегда ощутим, хотя любовь ощутима…
Ева пожала плечами. Иногда его непонятность и двусмысленность ставили ее в некоторое недоумение. Его скептизм сменялся чувствительностью, а проявления ее были часто преувеличены.
Этот жест вывел его из упоенного равновесия.
- Ты готова быть со мной всю жизнь? Послушай, не перебивай: да, я далеко не тот идеал, который, вероятно есть в твоей голове, хотя я не знаю, что там даже есть… Я ведь ничего о тебе не знаю, не будем трогать прошлое… но сейчас… как… словно ты не знаешь иного языка, кроме как своего, загадочного и непонятного…
- Сейчас непонятно говоришь ты.
- Да, я опять говорю не то… Мои слова будто растворяются в твоем взгляде, будучи еще несказанными… Ты непостижима, и…
Ева отвела взгляд в сторону и сказала монотонно:
- Скажи то, что хочешь сказать. Откинь свою красочную словесность.
Писатель вздохнул:
- Я боюсь потерять тебя.
- Так трудно,- всплеснула она руками, немного рассердившись. - Ты так хорошо владеешь словом, но в самые ненужные моменты. Говори просто.
Ева подошла так близко, что только руки, обнявшие его плечи, смогли удержать их обоих в равновесии.
Он судорожно прижал ее к себе.
- Ты – мой героин, а я слабый человек… я не выдержу, если не получу очередной дозы твоего присутствия в моей жизни… Обещай, что не оставишь меня умирать… здесь… одного…
Ева пристально посмотрела на него. Казалось, сквозь маску серьезности проблескивали искры смеха, затаившиеся в ее глазах.
- Я не могу ничего обещать.
- Почему?
- Боюсь не оправдать твоих ожиданий. Я знаю, ты не просишь многого – всего лишь быть рядом.
- И…?
- Это самое сложное. Быть рядом…

Застывшее время
- Мне жаль тебя.
- Разве ты знаешь, что такое жалость? Чувства? Сомнения?
- Да. Мне знакомо одно.
- Что же?
- Неотделимость от тебя. Я всегда буду с тобой. В отличие от Нее.
- Ты сравниваешь???
- Разве я не могу себе этого позволить?
- Да… но ты…
- Ее душа имеет телесную оболочку. Ваша любовь – контакт взглядов и прикосновений, но никак не понимания… Со мной ты можешь позволить говорить все, что не можешь сказать ей. Боязнь потерять строит свои барьеры. А ты пытался прыгать через них…
Тебе даже нечего возразить. Потому что это правда.
- Откуда ты так хорошо меня знаешь?
- Местом, датой, определением пола рождения - я обязана тебе. Твоей фантазии, перешедшей в иную форму сознания – и переставшую быть ей.

11.
Унылое утро, разозленное до холодных слез. Подхваченные ветром, они ворвались в комнату Писателя.
Реакция – закрыть окно – была резко остановлена:
- Я закрою.
Ева быстро встала и подошла к окну. Но ее быстрота выглядела замедленной. Казалось, ее сковывает что-то тяготящее внутри. Целые две минуты, дистанции которых затянулись. Марафон времени закончился словами:
- Я беременна.
Писатель мгновенно улыбнулся, но тут же засомневался насчет уместности улыбки. Появился страх – опять на мгновенье – потом – радость, вытеснившая все остальное…
- Это… след нашей любви… - глупо и неуверенно сказал Писатель.
- Скорее, ее следствие…


Застывшее время
- Автор, теперь я разгадала твою мечту!
- И как же она выглядит?
- Мечта всегда неощутима, неслышима и нема… Но ты сумел придать ей облик.
- Как это?
- Это случилось у тебя неосознанно. Ты ведь, как любой художник, мечтал создать Жизнь, или придать ее своему творению. Ты хотел ребенка - реальную жизнь, из плоти и крови.
Но ты создал меня – из всех отголосков твоего воображения.
- Ребенок… Что случилось с ним…?
- Автор, ты помнишь только то, что хочешь помнить. Видишь то, что хочешь видеть. Но мир – не такой, каким его воспринимает твое сознание.
- О чем ты?
- Ты думаешь, что ты мог быть единственным создателем ребенка?

12.
Это – одна из прошлых встреч Писателя с солнцем, и его производной – тенью.
Борьба ветра с невозмутимым спокойствием утра. Способность охватывать взглядом зеленый горизонт долин, и сознание могущества хрупкого взгляда рядом с громадным торжеством скал…
Писатель – школьный выпускник. Посторонний силуэт в толпе веселых, почувствовавших свободу и резвость ветра, одноклассников.
Пестрая зелень пугает Писателя.
«Идем встречать рассвет»
«Встречать солнце»
- Нет! – крикнул Писатель. Эти реальные голоса отдавались эхом в его сознании, которое отказывалось воспринимать что-то постороннее.
Посторонними были все.
Близкими – тени посторонних. Они тихи, почти незаметны, задумчивы, как сам Писатель.
Его раздражала и пугала неприкрытая веселость всего мира, скопившегося вокруг него и не впускавшего в свои двери. Писателю было скучно среди них. И он отошел к большому дереву, менее зеленому, чем все остальное. Солнце слепило глаза, дерево пообещало спасти Писателя.
Под деревом дрожала тень.
«Привет!» - сказал он самому темному пятну тени дерева.
«Мне страшно» - ответила она, - «Можно я сольюсь с твоей тенью?»
«Да, если тебе это поможет. А почему тебе страшно?»
Тень не говорила вслух, но Писатель слышал ее отчетливый испуганный голос:
«Видишь скалу – самую близкую к нам?»
«Вижу»
«Видишь небольшие дырки - отверстия в ней? Ты знаешь, что это?»
Писатель задумался.
«Нет, Тень, я не знаю, что это».
«Не знаешь?»
«Нет. Скажи, а то мне тоже становится страшно…»
Тогда тень зашептала:
«Это рты, застывшие в криках… Рты людей… Они были здесь до тебя… Беги… А не то…»
«Тень, а как же ты?»
«Я побегу с тобой. Теперь я – часть тебя».
… Писатель вскочил и побежал. Одноклассники, до того момента забывшие о нем, тупо и непонимающе смотрели, как он отдалялся от них.
«Ян! Ты куда?» - крикнул один из них.
Но Писатель бежал, спотыкаясь о камни, о тяжелые нарывы среди светлой травы.
«Беги! Беги! А не то…» - вторила тень, бежавшая под ним.
Один каменный выступ остановил его. Писатель упал. Все вмиг стало неподвижным. Солнце скрылось за облаком, а тень спрятал Писатель. Неподвижные, словно неживые лица, на которых поселились недоумение, непонимание и нежелание понять его, потому как все происходящее не то, что не воспринималось их бытовыми складами умов, но и не долетало до них, как прячутся, недолетая, чьи-то робкие взгляды.
«Ян, что с тобой?»
«Дырки… вон, в той горе…»
«Это же ласточкины норки…» - возник голос над Писателем. Он все слышал, но не хотел слушать.
«Это застывшие рты…»
Теперь в молчании застыл воздух.
«Учитель, о чем это он?»
«Ян, я хочу поговорить с твоей мамой»
«Учитель, вы разве не знаете?»
«Его мать умерла»
«Два дня назад»
Тень, общая теперь с тенью Писателя, которую он прикрыл собой, когда падал, заплакала:
«Глупый учитель»
Но Писатель улыбнулся. Широко улыбнулся. Ведь его улыбку никто не увидит, пока он лежит лицом к земле. Ведь тень теперь с ним, и ее никто не тронет. Матери нет. Его никто не наругает.
«Хотите поговорить с моей матерью? Говорите с ней прямо сейчас… Она одна из них… с застывшим ртом»


Застывшее время
- Ты умел когда-то радоваться?
- Да, в прошлом. Когда Она была рядом.
- И чему же ты радовался?
- Всему. Она была во всем. В воздухе, во сне, в небе, в цветах, в окне…
- Автор, не обманывай себя. Ты не мог видеть ее в окне.
- Почему?
- А разве ты смотрел на него со стороны улицы? Не помнишь?
- Не смотрел.
- И не потому, что окно было так высоко… Не потому, что ты не хотел этого…
Ты просто не выходил из дома.
- Как же? А аллея деревьев, по которой мы гуляли с Ней по вечерам?
- Иногда – без спросу – твое воображение вторгалось в сознание и заставляло его играть по своим правилам. Ты просто не выходил из дома. И тому – несколько причин. Но я скажу тебе только одну.
- Так что же это за причина?
- Ты боялся, Автор. Боялся увидеть – в окне – твоем окне - кого-то рядом с ней. Она, как и ты, любила смотреть сквозь «стеклянную дверь» в иной мир. Мир большой, но в котором вы редко бывали